"Присвоение" и "растрата": сущность и признаки

Критикуя такой подход к определению присвоения как формы хищения, В.И. Плохова замечает: «Термином «удержание» они стремятся подчеркнуть особенность изъятия имущества при присвоении. Но точный смысл слова «удержать» (сдержать, сохранить, не давать исчезнуть какому-либо предмету, состоянию...) тоже не соответствует активным действиям виновного при хищении в форме присвоения: имущество все равно необходимо изъять из фондов ... организаций». И далее автор утверждает: «Термин «удержание» вообще не должен фигурировать в определении любой формы хищения»[77].

Ю. Ляпунов также считает, что «для присвоения характерны активные действия», и оно (присвоение) «не может состоять в простом удержании ценностей, которое всегда является последующим после активных действий актом пассивного поведения». Поэтому, заключает автор, «встречающиеся в литературе определения присвоения вряд ли отражают специфику рассматриваемой формы хищения, поскольку не характеризуют ее как деятельный процесс, связанный с изъятием ценностей из владения ... организации»[78].

Действительно, следует согласиться с тем, что «в том случае, когда виновный похищает вверенное ему имущество для того, чтобы обратить его в свою собственность или передать в собственность других лиц, предварительно неизбежно требуется обособить это имущество от остальной имущественной массы государственной или общественной организации, переместить его к своему личному имуществу, т.е., иными словами, ему требуется изъять имущество из владения государственной или общественной организации и завладеть им»[79].

По нашему мнению, такая полярность взглядов при анализе присвоения, когда объективная сторона рассматриваемой формы хищения характеризуется либо только через удержание, либо термин «удержание» предлагается вообще исключить из характеристики присвоения, не помогает полностью раскрыть специфику данного преступления.

Нам представляется, что похищаемое вверенное имущество условно можно подразделить на два вида: динамическое и статическое (для более углубленного анализа рассматриваемого преступления). Основой такого деления, с нашей точки зрения, является место нахождения имущества, вверенного виновному, на момент хищения. Если имущество в момент хищения находится на охраняемой территории (завода, фабрики, хранилища и т.п.), то такое имущество можно условно назвать статическим. Осуществление правомочий в отношении такого имущества со стороны виновного лица жестко ограничено режимом функционирования охраняемой территории (рамками рабочего дня (смены), территориальными границами, функциональными обязанностями). Иными словами, статическим (находящимся в строго определенном месте) можно назвать имущество, находящееся в момент хищения на охраняемой территории. Поскольку осуществление правомочий в отношении статического имущества возможно только на охраняемой территории и во время рабочей смены виновного либо работы предприятия, постольку возможность хищения такого имущества существенно ограничена.

Следовательно, изъятие с целью хищения такого имущества возможно только активными действиями виновного, которые могут выражаться в переносе, перевозе, ином передвижении имущества с охраняемой территории для последующего присоединения его к личному имуществу виновного или передачи другим лицам.

Таким образом, особенностью хищения статического имущества является то, что замена правомерного владения на неправомерное сопровождается физическим (материальным) изъятием имущества и переносом, перевозом, иным перемещением этого имущества за пределы охраняемой территории. Следовательно, статическое имущество не может быть похищено пассивным поведением (бездействием), например, путем удержания.

Однако, ситуация изменится, когда вверенное имущество с охраняемой территории на законных основаниях транспортируется (перевозится, передвигается, перемещается) за ее пределы (в другой город, торговую сеть и т.д.). С момента вывоза имущества за пределы охраняемой территории лицо, которому это имущество вверено, в рамках своих правомочий практически имеет неограниченные ни временем, ни пространством возможности непосредственного владения и распоряжения этим имуществом. Оно фактически обладает вверенным имуществом в течение всего срока действия своих полномочий (например, при транспортировке груза на длительное расстояние и т.п.).

В данном случае вверенное имущество «следует» за виновным лицом. И поскольку так называемое «движение» имущества зависит только от волеизъявления виновного лица, и практически не ограничено никакими объективными обстоятельствами, кроме объема правомочий, которыми наделено виновное лицо, то такое вверенное имущество можно условно назвать динамическим («подвижным»).

Таким образом, динамическим можно назвать такое имущество, которое на момент хищения фактически непосредственно находится у виновного лица и «следует» (или в любое время по желанию этого лица может «последовать») за ним для осуществления этим лицом правомочий в отношении этого имущества. Для динамического имущества в отличие от статического характерно то, что оно находится во владении виновного в течение времени, необходимого для осуществления этим лицом своих полномочий (это время может не совпадать с временными рамками рабочего дня (смены), режимом работы организации). Владение динамическим имуществом не ограничивается охраняемой территорией.

Из вышесказанного видно, что в основании классификации вверенного имущества на статическое и динамическое лежит не специфика того или иного имущества, а особенность его местонахождения на момент хищения (в отличие, например, от деления имущества на движимое и недвижимое).

В зависимости от объема правомочий (полномочий), осуществляемых лицом в отношении динамического имущества, его можно подразделить на три категории (группы):

1) имущество, вверенное лицу, в основные обязанности которого входит его транспортировка (перемещение) (шофер-экспедитор, инкассатор, и др.);

2) имущество, вверенное лицу, в правомочия которого транспортировка (перемещение) его входит как составная часть деятельности виновного (например, таксист, казначей общественной организации, кассир и др.); 3) имущество, вверенное лицу, имеющему фактически правомочия собственника в отношении этого имущества (администратор, комендант, прораб и др.).

Определяя момент окончания присвоения, большинство юристов признает таковым момент удержания имущества. А под удержанием как способом присвоения они понимают «невыполнение требований о возврате либо предъявлении вверенного лицу... имущества в одних случаях в срок, установленный законом, договором, положением и т.п., в других - в срок, установленный компетентным органом или лицом»[80].

По их мнению, «время неисполнения такого требования и является моментом противозаконного обращения в свою пользу вверенного ... имущества»[81].

Такое определение момента окончания присвоения не отражает объективной действительности и страдает формализмом, поскольку ставится в зависимость от обстоятельств места и времени: если имущества не оказалось в установленном месте в определенное время, то с этого момента преступление и должно считаться оконченным. Кроме того, такое определение момента окончания присвоения противоречит общему понятию хищения, одной из форм которого законодатель признает присвоение. Следует согласиться с мнением тех авторов, которые признают присвоение оконченным с момента завладения имуществом[82]. А оно (завладение) может быть совершено и раньше установленного срока предъявления имущества. Иначе получается парадоксальная ситуация: если имущество возвратить до установленного срока, то отсутствует состав хищения, так как налицо добровольный отказ. Такое понимание момента окончания хищения (в форме присвоения) противоречит общему понятию хищения и институтам добровольного отказа и деятельного раскаяния.

Итак, оконченным присвоение нужно признавать «с момента перевода имущества в незаконное владение субъекта, если он получает возможность пользоваться и распоряжаться имуществом по своему усмотрению»[83].

Особенностью рассматриваемых форм хищения (присвоения и растраты) является то, что распоряжение вверенным динамическим имуществом в рамках предоставленных виновному правомочий, хотя и при наличии умысла на хищение этого имущества, не может признаваться преступным. В связи с этим очень важно правильно определить момент окончания преступления при так называемом формальном изъятии имущества и ответить на вопрос: когда правомерное владение следует признавать неправомерным? Где та грань, отделяющая первое от второго?

На наш взгляд, ответы на поставленные вопросы следует искать в объеме правомочий виновного лица. Если совершенные действия в отношении вверенного имущества, преследующие корыстные цели, выходят за рамки правомочий, которыми наделено виновное лицо, то при наличии умысла на хищение преступление нужно считать оконченным с начала совершения таких действий (бездействия при удержании). Так, например, шофер-экспедитор, следуя по маршруту, указанному в путевом листе, проезжая мимо развилки дорог, одна из которых ведет в деревню, где проживают его родственники, с целью хищения вверенного имущества, сворачивает с заданного маршрута, совершая тем самым действия, не входящие в содержание его правомочий по отношению к вверенному имуществу. С этого момента (с момента поворота), на наш взгляд, хищение (в форме присвоения) следует считать оконченным. Поэтому соучастия в хищении по существу уже присвоенного имущества быть не может. К примеру, если по пути в деревню автомашина преступника сломается, то попутный водитель, доставивший в деревню по просьбе виновного вверенное последнему динамическое имущество, не сможет быть соучастником (пособником) присвоения, даже если ему стали известны все обстоятельства хищения.

Аргументом изложенного вывода может послужить утверждение о том, что уже с момента совершения действий, не входящих в круг правомочий виновного в отношении вверенного имущества, при наличии умысла на хищение, виновный распоряжается имуществом как своим собственным - везет его в деревню. Тем более, что такая потенциальная возможность в отношении динамического имущества имеется у виновного лица в течение всего времени осуществления правомочий. Преступник мог и не воспользоваться тотчас же помощью попутного водителя. Он мог распорядиться материальными ценностями иначе, спрятав их, например, «до поры - до времени» в кустарнике на обочине. А затем спустя несколько дней (недель, месяцев) также с помощью попутного водителя доставить имущество к родственникам в деревню. Роль попутного водителя в обеих ситуация идентична, - и в обоих случаях он не будет соучастником.

Таким образом, хищение динамического имущества (присвоение и растрата) должно считаться оконченным при наличии одновременно двух обстоятельств: 1) умысла на хищение вверенных материальных ценностей; 2) замены правомерного владения вверенным имуществом неправомерным, выражающейся в превышении правомочий, которыми наделено виновное лицо по отношению к похищаемому имуществу. При отсутствии хотя бы одного из указанных обстоятельств было бы неверно говорить об оконченном хищении.

Таким образом, мы подошли к вопросу о разграничении присвоения и растраты. По нему в юридической литературе также отсутствует единое мнение.

Одни полагают, что «растрата... является продолжением хищения, совершенного путем присвоения»[91], что «действия, образующие растрату, по существу представляют способ распоряжения уже похищенным имуществом»[92].

По мнению других, отличие присвоения от растраты в том, что «при присвоении виновный, обратив имущество в свою пользу, сохраняет его у себя, т.е. ...удерживает его, тогда как при растрате он не только удерживает, но и расходует (издерживает) ценности»[93]. «При растрате в отличие от присвоения, - уточняют третьи, - между правомерным владением и незаконным распоряжением имуществом отсутствует какой-либо промежуток времени, в течение которого виновный незаконно владеет этим имуществом»[94].

С.М. Кочои считает, что «при растрате чужое имущество без законных на то оснований израсходуется на личные нужды виновного, а при присвоении, также без законных оснований, оно выдается виновным за свое»[95]. Поэтому отличие между присвоением и растратой, по его мнению, следует проводить по характеру действий виновного, а не по нахождению или ненахождению имущества «у виновного в момент окончания хищения»[96].

Действующий УК, справедливо замечает С.М. Кочои, не дает оснований для вывода о том, что растрата является последствием присвоения (в диспозиции ч.1 ст.176 между присвоением и растратой использован союз «или»)[97].

Нам представляется, что обоснованно подвергаются критике те авторы, которые так или иначе связывают растрату с присвоением. Применительно к действующему УК РК следует согласиться с суждением, что «растрата как самостоятельная форма хищения ничем не связана с присвоением и не является последующим этапом преступной деятельности виновного... Если согласиться, что растрата - неизбежный последующий акт после присвоения имущества, то логически надо бы признать, что хищение имеет два момента окончания: один - свойственный присвоению, а второй - растрате. Но ошибочность такого предположения более чем очевидна, т.к. одно и то же хищение не может иметь два момента окончания. Одни и те же материальные ценности нельзя и присвоить, и растратить. Если налицо присвоение, то исключается растрата как самостоятельный состав преступления и наоборот»[98].

По мнению Ю.И. Ляпунова, «растрата отличается от присвоения, которое всегда предполагает незаконное фактическое владение похищенным в течение определенного периода времени. Растрата как действие не связана с установлением незаконного владения теми материальными ценностями, которые виновным еще не отчуждены»[99].

Нам думается, что последнее суждение не отражает всей специфики рассматриваемых форм хищения, поскольку в реальной жизни возможно такое фактическое неправомерное владение имуществом в течение некоторого периода времени, которое нельзя признать присвоением. Так, виновный по предварительному сговору с другим лицом изымает имущество из места его нахождения и перемещает в другое место, но в пределах территории нахождения имущества (предприятия, учреждения, организации и т.д.), чтобы через определенное время передать это имущество соучастнику. Таким образом, виновным осуществляется неправомерное владение имуществом в течение какого-то периода времени. Однако говорить о присвоении (приготовлении к нему) в данном случае нельзя, поскольку умысел субъекта хищения направлен на передачу имущества другому лицу в пользу последнего. Думается, здесь логичнее вести речь о приготовлении к растрате. Следовательно, наличие неправомерного владения имуществом или отсутствие такового со стороны виновного не исчерпывает всех отличительных черт присвоения от растраты.

Л.Ш. Берекашвили считает, что коренные различия между присвоением и растратой заключаются в том, что «при присвоении виновный, пользуясь своим правом в отношении... имущества, незаконно, с корыстной целью изымает его из фондов собственника, обращает в свою пользу и, распоряжаясь как своим собственным, потребляет, расходует, продает и прочее. Термин же «растрата» охватывает такие способы хищения, при которых виновный хотя и преследует корыстную цель, но не завладевает похищенным имуществом»[20]. По сути, эта позиция перекликается с точкой зрения Ю.И. Ляпунова.

Тропин А.С. считает, что при присвоении виновный, во-первых, незаконно завладевает чужим имуществом, а во-вторых, сохраняет возможность распоряжаться или пользоваться им как своим собственным, тогда как при растрате он сразу же реализует эту возможность, распоряжаясь или пользуясь чужим имуществом как своим собственным[21].

Как уже отмечалось, для определения критерия отграничения присвоения от растраты необходимо учитывать, что имущество, вверенное виновному, может быть статическим и динамическим. Поэтому нельзя механически подходить к решению вопроса о формах хищения статического имущества, ибо указание лишь на наличие неправомерного владения имуществом, как основной критерий разграничения присвоения от растраты, является недостаточным.

Если руководствоваться ныне действующим законодательством, относящим присвоение и растрату к различным формам хищения, то, решая вопрос о том, имеется ли в действиях виновного присвоение или растрата, мы должны исходить из следующего. Если имеется реальная возможность пользоваться или распоряжаться статическим имуществом как своим собственным, то решающее значение для определения формы хищения приобретает момент (время) замены правомерного владения имуществом неправомерным. То есть, если в момент появления такой возможности над имуществом установлено неправомерное владение виновного лица, то, независимо от направленности его умысла (продать, подарить и т.д.), хищение нужно считать совершенным в форме присвоения. Если же при появлении такой возможности имуществом владеет не виновное, а другое лицо, то будет растрата. Например, если заведующий складом, находящимся на охраняемой территории (заводе), незаконно вывозит вверенные ему ценности за пределы завода, то, несмотря на его желание продать это имущество другому лицу, будет оконченное хищение с момента перемещения имущества за пределы охраняемой территории в форме присвоения, а не приготовление к растрате. Если же заведующий складом передает вверенное имущество на охраняемой территории другому лицу, и последний вывозит его за пределы завода, то хищение будет окончено с момента перемещения имущества за пределы охраняемой территории, но в форме растраты.

При отсутствии реальной возможности пользоваться или распоряжаться статическим имуществом (например, имущество находится на территории предприятия), то есть при неоконченном хищении, решающее значение для определения формы хищения приобретает направленность умысла виновного, а не фактическое неправомерное владение имуществом. Если в таком случае умысел направлен на завладение имуществом для удовлетворения своих личных интересов, то формой такого хищения (приготовления, покушения) будет присвоение. При направленности умысла на передачу имущества другим лицам данное преступление следует квалифицировать как приготовление (покушение) к растрате, независимо от фактического неправомерного владения имуществом со стороны виновного. При хищении динамического имущества характерным является то, что у виновного лица всегда имеется потенциальная возможность пользоваться или распоряжаться таким имуществом как своим собственным. По этой причине форма хищения при таких обстоятельствах определяется с учетом того, кто заменил правомерное владение имуществом неправомерным. Если в такой ситуации имуществом завладело виновное лицо, сменив правомерное владение неправомерным, то налицо присвоение. Если же имуществом неправомерно завладевает другое лицо, непосредственно заменившее правомерное владение со стороны виновного своим неправомерным владением в результате передачи ему имущества самим виновным, то будет растрата. При более тщательном анализе особенностей статического имущества можно прийти к выводу о том, что все материальные ценности, находящиеся на охраняемой территории, в зависимости от их потребительских свойств (качеств), можно подразделить на два вида (группы, категории):

1) имущество, потребительские свойства (качества) которого можно полностью использовать в личных интересах виновного (других лиц) в пределах охраняемой территории. Чаще всего это происходит путем их уничтожения (потребления), например, продукты питания, паРКюмерные изделия, одежда, обувь и т.д. (условно назовем этот вид имущества «потребляемое»); 2) имущество, потребительские свойства (качества) которого невозможно полностью использовать в личных интересах виновного (других лиц) на охраняемой территории («непотребляемое» - стройматериалы, различные виды техники и т.д.).

Очевидно, что присвоение, определенное законодателем в качестве формы хищения, по своему содержанию и значению не должно отличаться от содержания и значения общеупотребительного понятия присвоения. Следовательно, присвоение вверенного виновному имущества должно означать, что имущество полностью перешло в его пользование, в сферу его хозяйствования. По существу, при присвоении в точном соответствии с его этимологическим значением должна иметь место практическая реализация цели хищения, и чтобы признать присвоение оконченным преступлением, необходимо установить, что субъект обратил вверенное имущество в сферу своего хозяйствования: внес его в свою имущественную массу, начал эксплуатировать, извлекать из него пользу, материальную выгоду. При краже, грабеже, мошенничестве изъятие и завладение строго отделены от присвоения имущества в его общеупотребительном значении. Перечисленные преступления совершаются с целью присвоения и окончены с момента фактического завладения имуществом, само же присвоение лежит за пределами составов этих преступлений. Поэтому для признания их оконченными преступлениями не нужно, чтобы виновное лицо воспользовалось похищенным имуществом.

Но такое понимание присвоения как формы хищения противоречит основным признакам общего понятия хищения и приводит некоторых авторов к выводу о том, что «уголовное законодательство не знает понятия единого момента окончания хищения, который являлся бы всеобщим для всех его форм»[23].

Может быть, мы имеем дело с очередным исключением из общего правила наряду с разбоем, только в противоположном направлении? Разбой также является формой хищения, но в качестве исключения считается оконченным с момента нападения с целью завладения, а не фактического завладения имуществом. И судебная практика четко придерживается этого положения. Однако в ходе применения ст.176 УК РК (ст.92 УК РСФСР) судебная практика при определении момента окончания присвоения исходит из общего понятия хищения, а именно: уже при фактическом неправомерном завладении имуществом (замене правомерного владения неправомерным) независимо от направленности умысла и дальнейшего его использования, присвоение считается оконченным.

При таком понимании рассматриваемых форм хищения искажается этимологическая сущность термина «присвоение». Такая же участь постигла и понятие «растрата», как было показано на примере похищаемого непотребляемого статического имущества.

Ошибка в определении формы хищения (присвоение или растрата) не влияет на квалификацию. Поэтому совершенно спокойно воспринимается субъектами правоприменительной деятельности, и, прежде всего, практическими работниками (следователями, прокурорами, судьями). Это же обстоятельство - отсутствие практической потребности в отграничении присвоения от растраты, - на наш взгляд, влияет и на спокойное отношение к рассматриваемой проблеме представителей уголовно-правовой науки. Ситуация изменилась бы кардинальным образом, если бы законодатель ответственность за присвоение предусмотрел бы в части первой, а за растрату - в ч.2 ст.176 УК с чуть более строгой санкцией. Вот тогда бы и возникла острая необходимость у практических работников отграничивать присвоение от растраты. Тогда и законодатель стал бы более внимательно относиться к предложениям представителей уголовно-правовой науки о совершенствовании уголовного законодательства.

По нашему мнению, существующее понимание присвоения и растраты в уголовном законодательстве, их трактовка в современной юридической литературе не отражают в полной мере сути явления, нуждаются в изменениях и уточнениях.

Представляется, что в создавшейся ситуации возможны два выхода:

1) возврат к положениям дореволюционного законодательства, выделяющего присвоение в качестве самостоятельного преступления наряду с хищением, оставив это понятие в системе норм уголовного законодательства. 2) отказ от законодательного признания присвоения и растраты в качестве форм хищения. Ибо обстоятельства, составляющие содержание объективной стороны названных преступлений, отграничивающие их друг от друга, находятся за пределами состава хищения и, таким образом, не имеют квалифицирующего значения. И, следовательно, с точки зрения момента окончания преступления присвоение и растрата как формы хищения не имеют права на существование.

3. Анализ квалифицирующих признаков присвоения и растраты

3.1 Квалификация присвоения (растраты) с использованием служебного положения

Из всех квалифицирующих признаков присвоения и растраты, на наш взгляд, наиболее интересными и вызывающими определенные вопросы и трудности при квалификации являются признаки, предусмотренные п.п. «а»-«в» ч.2 ст.176 УК РК.

Начнем анализ квалифицирующих признаков с последнего пункта. Действующее уголовное законодательство впервые предусматривает такой квалифицирующий признак, как присвоение и растрата, совершенные «лицом с использованием своего служебного положения» (п. «в» ч.2 ст.176 УК). В ранее действовавшем уголовном кодексе предусматривалась ответственность за самостоятельную форму хищения (наряду с присвоением и растратой) путем злоупотребления служебным положением (ст.92, ч.2 ст.147-1 УК РСФСР). Правда, единства взглядов на сущность этого преступления не было. Одни ученые считали указанное преступление способом присвоения и растраты[25], другие (их было большинство) полагали, что хищение путем злоупотребления служебным положением - самостоятельная (третья) форма хищения, предусмотренная в ст.92 (ч. 2 ст.147-1 УК РСФСР)[26].

Очевидно, считает С.М. Кочои, что субъектом квалифицированного присвоения (растраты) по п.в ч.2 ст.176 УК является лицо, занимающее определенную должность, служебное положение в предприятии, учреждении или организации[27]. Субъектом рассматриваемого преступления, полагает Г.Н. Борзенков, может быть как должностное лицо, так и иной служащий (государственной, коммерческой или иной организации), использующий свое служебное положение для присвоения имущества[28].

По такому пути идет и судебная практика, признавая наличие состава преступления, предусмотренного п. «в» ч. 2 ст.176 УК РК только в действиях должностных лиц и иных служащих.

На наш взгляд, понятие «использование служебного положения» напрямую связано с понятием «служебная деятельность». Действительно, служебное положение виновного определяется той деятельностью и объемом правомочий, которые он осуществляет. Таким образом, лицо, осуществляющее служебную деятельность, безусловно, занимает определённое служебное положение. Следовательно, оно может использовать его для совершения преступления, в том числе хищения.

Судебная практика под осуществлением служебной деятельности понимает действия лица, входящие в круг его обязанностей, вытекающих из трудового договора (контракта) с государственными, частными и иными зарегистрированными в установленном порядке предприятиями и организациями независимо от форм собственности, а также с предпринимателями, деятельность которых не противоречит действующему законодательству[110].

Если исходить из такого понимания рассматриваемого квалифицирующего признака, то, как справедливо отмечает С.М. Кочои, субъектом основного состава присвоения и растраты (ч.1 ст.176 УК) должно считаться только частное лицо[111]. Однако в этом случае возникает непреодолимая конкуренция между присвоением (растратой) и мошенничеством путем злоупотребления доверием.

На самом деле, как было отмечено во второй главе настоящей работы, с нашей точки зрения, по действующему УК РК вверенным по ч.1 ст.176 УК считается имущество, которое передается (доверяется) виновному лицу в силу возникающих между виновным и потерпевшим доверительных отношений, регулируемых нормами трудового законодательства. Злоупотребление же доверительными отношениями по поводу вверенного имущества между виновным и потерпевшим, регулируемыми гражданско-правовыми нормами, думается, является конструктивным признаком мошенничества путем злоупотребления доверием (например, передача имущества по договору хранения, аренды, бытового проката и др.). Иначе отграничить присвоение (растрату) от названного мошенничества по действующему УК РК практически невозможно.

Исходя из этого, по нашему мнению, частное лицо (которому имущество доверяется на основании сделки гражданско-правового характера) является субъектом мошенничества путем злоупотребления доверием и по действующему УК никак не может быть субъектом присвоения (растраты). Тогда возникает другая проблема. При таком подходе к вопросу разграничения присвоения (растраты) и мошенничества путем злоупотребления доверием исключается практическое применение ч.1 ст.176 УК, поскольку любое лицо, которому имущество вверено в связи с исполнением обязанностей, вытекающих из трудового договора (контракта), осуществляет служебную деятельность (как это следует из определения последней). Следовательно, присвоение (растрата) такого имущества возможно только с использованием положения, занимаемого виновным при осуществлении служебной деятельности (т.е. служебного положения).

Существующая коллизия - еще одно доказательство необходимости внесения изменений в нормы, предусматривающие ответственность за мошенничество и присвоение (растрату).

Если из состава мошенничества исключить признак злоупотребления доверием, а в ст.176 УК предусмотреть ответственность за хищение путем злоупотребления доверием (обращение в пользу виновного или других лиц чужого имущества, переданного виновному потерпевшим на любых законных основаниях: вверенного по работе или по гражданско-правовым договорам (хранения, аренды, бытового проката и др.)), то по ч.1 ст.176 УК субъектом хищения будет частное лицо.

Однако, с нашей точки зрения, будет несправедливо признавать более опасным (квалифицировать по п.«в» ч.2 ст.176 УК РК) деяние лица, которое использует при хищении свои полномочия, вытекающие только из трудового договора (контракта). Не менее опасным может быть хищение лицом, которое использует свои полномочия, вытекающие из гражданско-правового договора. Полагаем, что критерием определения степени повышенной опасности не может быть отрасль законодательства, регулирующая отношения между виновным и потерпевшим (трудовое или гражданское право) Анализ существующих в юридической литературе точек зрения по этому вопросу и материалов судебной практики свидетельствует о том, что признак «использование служебного положения» подвергается ограничительному толкованию, трактуется представителями науки и практическими работниками более узко, и по п. «в» ч.2 ст.176 УК в подавляющем большинстве случаев квалифицируются действия должностных лиц и лиц, выполняющих организационно-распорядительные или административно-хозяйственные обязанности в коммерческих и иных организациях. Думается, судебная практика следует в правильном направлении. Но для того, чтобы не искажать смысловое значение признака «использование служебного положения», представляется необходимым его уточнить применительно ко всем статьям УК, где он указан в качестве квалифицирующего обстоятельства. По нашему мнению, степень общественной опасности существенно повышается при совершении преступлений лицами, которые используют свои властные или управленческие функции. Поэтому в п. «в» ч.2 ст.176 УК квалифицирующий признак можно определить как «с использованием своего служебного положения лицом, выполняющим властные или управленческие функции».

В примечании к данной статье или к статье Особенной части УК, где впервые будет назван этот признак, его можно раскрыть следующим образом: «Выполняющим властные функции в настоящей статье и других статьях настоящего Кодекса признается должностное лицо правоохранительного или контролирующего органа, а также иное должностное лицо, наделенное в установленном законом порядке распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от него в служебной зависимости. Выполняющим управленческие функции в настоящей статье и других статьях настоящего Кодекса признается лицо, постоянно, временно либо по специальному полномочию выполняющее организационно-распорядительные или административно-хозяйственные обязанности в организации независимо от формы собственности».

Подвергнем анализу некоторые специфические признаки присвоения (растраты) с использованием служебного положения. Как и любое другое хищение (за исключением разбоя), квалифицированное рассматриваемым признаком присвоение (растрата) признается оконченным с момента, когда имущество: 1) изъято из места его законного нахождения, и 2) сам виновный или лицо, в пользу которого он действует, получают реальную возможность пользоваться или распоряжаться изъятым имуществом как своим собственным.

Сложность и многообразие способов такого хищения обусловливает и сложность определения момента окончания этого преступления. Как уже было сказано выше, на практике чаще всего по п. «в» ч.2 ст.176 УК квалифицируются действия лиц, выполняющих властные или управленческие функции. Использование (злоупотребление) служебного(ым) положения(ем) еще не означает, что налицо хищение. Такое злоупотребление (использование) может начаться (и, как правило, начинается) задолго до самого факта изъятия имущества из владения собственника.

Развитие стадий при присвоении (растрате) с использованием служебного положения может выглядеть следующим образом.

Стадия приготовления. На этой стадии виновное лицо обособляет часть вверенного имущества, изымает документацию с целью облегчения совершения хищения путем ее подлога, составляет графики дежурства (работы) «нужных» лиц, изучает особенности режима работы предприятия и контролирующих (охраняющих) органов, подготавливает («набрасывает») проекты приказов, распоряжений, обеспечивающих беспрепятственный вывоз имущества с охраняемой территории, осуществляет поиск соучастников и т.д.

Стадия покушения. Эта стадия характеризуется тем, что виновное лицо приступает к выполнению объективной стороны преступления. Использование служебного положения является способом совершения присвоения (растраты) виновным лицом, и, следовательно, является обязательным признаком объективной стороны рассматриваемых форм хищения. Поэтому совершение виновным действий вопреки интересам службы с целью присвоения (растраты) означает, что это лицо покушается на рассматриваемое хищение. Поскольку деятельность указанных лиц, прежде всего, как официальных представителей государственных, иных организаций оформляется официальными документами, постольку покушением следует считать только те действия, которые имеют документальное оформление (официальное закрепление).

К таким действиям можно отнести, например, направление подложных документов «по инстанциям». Попадание необходимого для хищения пакета документов (приказа, товарно-транспортной накладной, платежных документов, доверенности и др.) в документооборот соответствующей организации (предприятия, учреждения), в результате чего имущество автоматически (беспрепятственно) вывозится (иным образом перемещается) с территории (из помещения) организации, составляет покушение на присвоение (растрату) с использованием служебного положения.

Стадия покушения длится до тех пор, пока имущество не будет изъято (вывезено, иным образом перемещено) за пределы охраняемой территории (для статического имущества). Фактическое изъятие при таком присвоении (растрате) (внешне формально почти всегда выступающее как правомерное), как правило, осуществляется другими, чаще всего материально-ответственными, лицами.

Особенность рассматриваемого хищения заключается в том, что руководящее лицо (исполнитель хищения) зачастую не является непосредственным исполнителем изъятия (выноса, вывоза, иного перемещения) имущества. Здесь наблюдается так называемое «посредственное виновничество» (опосредованное хищение) (при отсутствии признаков соучастия). Однако, как и в других случаях «посредственного виновничества», ему присущи все характерные признаки общего понятия хищения. Таким образом, присвоение (растрата) с использованием служебного положения будет окончено с момента вывоза (выноса) статического имущества за пределы охраняемой территории.

Добровольный отказ от совершения хищения должностным (иным руководящим) лицом может быть осуществлен на стадиях приготовления и (или) покушения до тех пор, пока статическое имущество не перемещено за охраняемую территорию. Причем руководящее лицо должно совершить активные действия, чтобы предотвратить вывоз имущества за пределы организации, остановить весь «механизм» его перемещения с охраняемой территории.

Возврат имущества, уже вывезенного с охраняемой территории, по каким-либо причинам обратно нельзя признавать добровольным отказом. Такие действия можно лишь рассматривать с точки зрения деятельного раскаяния. В данном случае не принимается во внимание сложность процесса доказывания умысла на хищение. Это уже проблема практики применения норм уголовно-процессуального права, осуществления оперативно-розыскной деятельности, криминалистики.

Сложнее обстоит дело с анализом стадий совершения преступления при присвоении (растрате) с использованием служебного положения динамического имущества.

Стадии приготовления и покушения практически охватывают действия, аналогичные при хищении статического имущества. Однако стадия покушения при хищении динамического имущества заканчивается в тот момент, когда приказ (незаконное распоряжение) дошел до непосредственного исполнителя изъятия динамического имущества (как правило, это материально-ответственное лицо), и он начал совершать действия во исполнение этого незаконного распоряжения. С этого момента хищение динамического имущества в форме присвоения (растраты) путем использования виновным своего служебного положения следует считать оконченным.

Примером такого хищения может служить дача распоряжения руководящим лицом шоферу-экспедитору, находящемуся в пути следования с вверенными ему товарно-материальными ценностями, о смене маршрута в указанном руководящим лицом направлении (на дачу, в квартиру, гараж виновного или других лиц и т.п.). С момента исполнения незаконного распоряжения, т.е. выполнения шофером-экспедитором действий, направленных на изменение маршрута, присвоение с использованием служебного положения следует считать оконченным. Возврат имущества с полпути на маршрут добровольным отказом не будет, его можно рассматривать лишь как деятельное раскаяние.

3.2 Отграничение неоднократного присвоения (растраты) от продолжаемого

В качестве одного из квалифицирующих признаков присвоения (растраты) в п. «б» ч.2 ст.176 УК предусмотрена неоднократность его совершения. Уголовное право знает и такое понятие как продолжаемое хищение. Четкое и правильное разграничение названных понятий является обязательным условием обеспечения законности в деятельности правоохранительных органов.

От правильного решения проблемы зависит оценка характера и степени общественной опасности деяния, квалификация преступления, пределы уголовной ответственности и наказания.

Практическая значимость правильного решения вопроса об отграничении продолжаемого хищения от повторного обусловлена тем, что именно в рассматриваемых формах хищение чаще всего совершается в виде неоднократных актов изъятия вверенного имущества, и правоохранительными органами порой допускаются ошибки при разграничении продолжаемых хищений от неоднократных.

Продолжаемое преступление было определено как «складывающееся из ряда тождественных преступных действий, направленных к общей цели и составляющих в своей совокупности единое преступление».

Анализ определения продолжаемого хищения позволяет выделить следующие основные признаки:

1) множество (неоднократность) преступных действий;

2) их юридическое тождество;

3) общую цель, объединяющую эти действия в единое целое;

4) единый умысел, которым охватываются преступные действия виновного[115].

Из определения продолжаемого хищения однозначно вытекает, что оно состоит из неоднократных преступных действий. Поэтому в настоящей главе мы не будем останавливаться на критике позиции тех авторов, которые считают, что «повторность преступления может образовать только преступление»; «продолжаемое преступление - совокупность административных, дисциплинарных или иного характера правонарушений, не являющихся преступлениями»[116].

Характеристика таких признаков объективной стороны продолжаемого хищения, как неоднократность и тождественность актов изъятия имущества, в юридической науке не вызывает особых разногласий. Неоднократность как количественный признак продолжаемого хищения с точки зрения уголовного права означает совершение двух или более актов изъятия. Тождественными деяния в теории уголовного права называются такие, которые подпадают под одну и ту же статью уголовного закона, а иногда под одну и ту же часть той или иной статьи[117].

Следовательно, в продолжаемых хищениях речь должна идти о тождественных в юридическом смысле действиях по изъятию имущества. Это же в свою очередь означает, что каждый из актов изъятия имущества в едином продолжаемом хищении должен характеризоваться одним и тем же способом[118]. Поэтому совершение хищения, хотя и с единым умыслом и общей целью, но не тождественными действиями (способом), исключает его продолжаемый характер.

Таковы объективные признаки продолжаемого хищения. Субъективная сторона продолжаемого хищения, как уже говорилось, характеризуется общей целью и единым умыслом. Общая цель предполагает знание субъектом конечного результата и стремление достичь его посредством совершения нескольких преступлений. В целеобразовании продолжаемого хищения можно выделить цели отдельных (каждого) эпизодов изъятия, и цель общую, которая выступает в качестве концентрированного выражения породившего ее интереса и модели потребного будущего[119]. Следовательно, совершая отдельные акты изъятия имущества, субъект претворяет в жизнь свой единый замысел в достижении заранее поставленной цели.

Продолжаемое хищение слагается из отдельных действий по воле виновного, в соответствии с осуществлением намеченного им единого плана для достижения единого результата. Таким образом, предметное содержание единого умысла включает осознание лица, что оно: 1) совершает несколько последовательных действий с целью достижения определенного последствия; 2) своими действиями посягает на один объект, причиняет ему определенный ущерб и достигает определенного общественно опасного результата; 3) желает добиться результата путем последовательного совершения однородных (тождественных) действий, т.е. лицо сознает, что совершение каждого из деяний является средством достижения единого конечного результата, и желает таким путем его достигнуть[120].

А поскольку особенностью состава хищения является указание законодателем в числе квалифицирующих признаков размера материального ущерба, постольку в предметное содержание умысла при продолжаемом хищении должен входить и размер похищенного. Однако относительно содержания умысла при продолжаемом хищении в юридической литературе существуют разногласия. Одни авторы полагают, что содержанием умысла виновного при продолжаемом хищении должна охватываться лишь общая установка «на хищение вообще, пока оно не будет пресечено»[121].

Другие не без основания возражают: «О продолжаемом хищении можно говорить лишь тогда, когда общий умысел виновного был направлен на завладение более или менее определенным по стоимости и натуральным размерам имуществом... Если умысел был направлен на хищение неопределенного количества имущества, которое он (виновный. - О.Б.) намерен продолжать до тех пор, пока это возможно, понятие продолжаемого хищения... не может быть использовано»[122].

Несколько компромиссный вариант при решении этого вопроса предлагает В.И. Плохова. По мнению автора, «в зависимости от степени определенности предметного содержания умысла виновного в практике встречаются следующие виды продолжаемого хищения, совершаемого должностными и материально-ответственными лицами:

1) в предметное содержание умысла наряду с другими объективными признаками преступления входит сознание размера похищенного имущества;

2) в содержание умысла входит сознание размера похищенного имущества в пределах вида (определенный умысел в отношении вида хищения: значительного, крупного).

Точную сумму похищенного субъект не знает, но он предвидит, что размер ее будет в пределах, например, значимого»[123].

Действительно, в силу объединения всех эпизодов хищения имущества общей целью и единым умыслом совершение первого акта изъятия даже в мелком размере не может рассматриваться в качестве оконченного преступления из-за незавершенности задуманного субъектом - полностью не выполнена объективная сторона преступления. Исходя из внутренней взаимосвязи отдельных актов изъятия имущества, весь ущерб, причиненный ими, следует рассматривать как единое преступное последствие. Между всеми эпизодами хищения и наступившими последствиями существует причинная связь. Отражение в сознании виновного совокупности перечисленных признаков продолжаемого хищения дает право квалифицировать его действия как единое продолжаемое преступление.

Следует согласиться с точкой зрения тех авторов, которые полагают, что предметное содержание умысла при продолжаемом хищении должно характеризоваться своей конкретностью. Только тогда хищение можно признать продолжаемым, когда субъект построил в своем сознании модель желаемого последствия (похищения автомашины, видеоаппаратуры, 500 тыс. рублей для строительства дома и т.п.), а затем во исполнение этой цели совершает неоднократные действия (по частям выносит автодетали, присваивает денежные суммы и т.д.) в течение более или менее продолжительного времени.

Уголовно-правовая теория и следственно-судебная практика единодушны в том, что однородные акты поведения, образующие объективную сторону продолжаемого хищения, должны совершаться через непродолжительные промежутки времени. Однако не называется продолжительность этих промежутков. На наш взгляд, права И.Е.Германова, полагающая, что «эти разрывы не должны выходить за пределы давностных сроков привлечения к уголовной ответственности»[124].

Признание продолжаемым хищение, которое совершается до тех пор, пока это возможно, т.е. с неконкретизированным (неопределенным) умыслом, не позволяет отграничить продолжаемое хищение от повторного (неоднократного), особенно совершаемого систематически, а тем более в виде промысла. Анализ этих разновидностей неоднократности (систематичности и промысла) и сравнение их с признаками продолжаемого преступления позволяет утверждать, что для продолжаемого хищения характерен именно конкретизированный умысел и определенная цель (как и для любого другого продолжаемого преступления). По такому пути идет и судебная практика, которая признает хищение имущества, совершавшееся из одного источника и одним и тем же способом, не может квалифицироваться как продолжаемое преступление при отсутствии данных о едином умысле на присвоение конкретной суммы. Такие действия должны рассматриваться как неоднократные.

Таким образом, мы подошли к проблеме отграничения продолжаемого хищения от повторного, их соотношения.

По мнению А.М. Яковлева, решение вопроса об отграничении продолжаемых преступлений от повторных зависит от того, предусмотрена ли в статье уголовного закона повторность в качестве квалифицирующего обстоятельства или нет. С точки зрения автора, если в статье УК повторность предусмотрена в качестве квалифицирующего признака, то неоднократные преступные акты должны квалифицироваться по правилам повторности преступлений. Если же закон не предусматривает повторность в качестве квалифицирующего обстоятельства, то последовательное совершение однородных преступных актов должно признаваться единым продолжаемым преступлением[126].

Г.А. Кригер по этому вопросу писал следующее: «Нет никаких оснований противопоставлять эти понятия, ибо продолжаемое преступление, если оно слагается из отдельных деяний, содержащих все признаки того же состава преступления, может и должно рассматриваться одновременно и как систематическое, неоднократное, повторное, а иногда совершенное в виде промысла преступление»[131].

Подобное решение вопроса нельзя признать удовлетворительным, т.к. «продолжаемое» и «повторное» преступления взаимоисключающие явления. Первое - это разновидность единого (одного) преступления; второе - разновидность множественности преступлений.

Таким образом, продолжаемое хищение - не просто законодательная конструкция, искусственное объединение отдельных действий по изъятию имущества. Это реально существующее социальное явление, не зависящее от наличия или отсутствия повторности как квалифицирующего признака.

Следует согласиться с болгарским ученым И. Неновым, который считает, что для продолжаемого преступления характерно одинаковое проявление субъективных элементов, которые являются отражением в психике лица объективных особенностей продолжаемого преступления, что приводит к одинаковым мотивам совершения каждого из преступных актов. Это и создает картину единого возобновляющегося преступного намерения, а не проявления нового, самостоятельного намерения при совершении каждого из преступных актов[128].

Следовательно, нельзя подразделять преступления на разовые и продолжаемые в зависимости от конструкции (наличия или отсутствия квалифицирующих признаков) состава преступления в законе.

Итак, продолжаемое преступление является формой осуществления преступного замысла, особой формой реализации единого преступления, а не особой конструкцией состава преступления.

Думается, обоснованно указывалось по этому поводу в определении Верховного Суда ПНР от 3 февраля 1959 г. о том, что продолжаемое преступление - это материально-правовой институт, подлежащий обязательному применению при наличии соответствующих условий, независимо от того, пойдет ли это на пользу или во вред обвиняемому[129].

В юридической литературе справедливо указывается на известную трудность в разграничении повторного и продолжаемого хищения, возникающую главным образом при анализе содержания умысла виновного. Анализ признаков продолжаемого и повторного хищения позволяет сделать некоторые общие выводы о том, что:

1) одно и то же деяние не может рассматриваться одновременно и как продолжаемое, и как повторное;

2) для правильного разграничения этих преступлений необходимо исследовать совокупность объективных и субъективных признаков, особенно содержание умысла; а отсюда следует, что,

3) имея ряд общих внешних (объективных) признаков, продолжаемое хищение отличается от повторного, главным образом, именно по субъективной стороне - наличие умысла на хищение определенного (конкретного) имущества.

Следовательно, для правильного разграничения продолжаемых и повторных хищений необходимо установить наличие или отсутствие именно этого отличительного признака.

Таким образом, независимо от размера похищенного при каждом акте изъятия имущества, а также от общей суммы похищенного, для признания неоднократных или систематических актов хищения продолжаемым преступлением необходимо установление единого умысла на изъятие определенного имущества или ценностей на определенную сумму. Только при таком решении вопроса можно правильно отграничить продолжаемое хищение от повторного[130].

3.3 Присвоение (растрата), совершенное группой лиц по предварительному сговору группой лиц

В соответствии с ч. 2 ст. 31 УК РК, преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления. Хотя законодатель прямо не указал, что такая форма соучастия предполагает соисполнительство, и в уголовно-правовой науке, и в судебной практике давно устоялась такая точка зрения.

Действительно, сравнительный анализ частей 1, 2 и 3 ст.31 УК позволяет сделать вывод о том, что в ч.1 ст.31 УК законодатель акцентирует внимание на двух моментах. Во-первых, он дает понятие группы лиц (совместное участие в совершении преступления двух или более исполнителей), а, во-вторых, указывает на признак, который разграничивает формы соучастия (соисполнительства) по степени согласованности действий между исполнителями преступления (в ч.1 - это соисполнительство без предварительного сговора). В ч.2 ст.31 УК законодатель уже не повторяется при определении понятия группы лиц (оно уже дано в первой части), а раскрывает лишь понятие предварительного сговора, в ч.3 ст.31 УК - дается понятие организованной группы лиц.

В связи с тем, что для наличия состава присвоения или растраты требуется признак специального субъекта (исполнителя), необходимо остановиться на случаях фактического выполнения объективной стороны хищения лицами, одно из которых обладает признаками специального субъекта (лицо, которому вверено имущество), а другое - нет. На наш взгляд, совершенно прав Иванов Н., который толкует действующую редакцию ч. 4 ст. 28 УК следующим образом: «Лицо, совершающее преступление совместно со специальным субъектом, не может быть исполнителем и даже соисполнителем такого преступления, а может играть иные роли, предусмотренные уголовным законодательством для соучастников».

Представим себе следующую ситуацию. Заведующий складом (материально-ответственное лицо) по заранее достигнутой договоренности с водителем (сторожем, подсобным рабочим, уборщицей и т.п.), которому имущество не вверялось, незаконно выдает последнему товар со склада и поручает вывезти имущество с охраняемой территории. При этом получается, что значительную часть объективной стороны преступления выполняет лицо, не являющееся субъектом (исполнителем) преступления, предусмотренного статьей 176 УК РК. Конечно же, в соответствии с ч.4 ст.28 УК действия водителя (сторожа, подсобного рабочего, уборщицы и т.п.) должны квалифицироваться как пособничество.

Однако, как отмечает С.М. Кочои, «квалификация действий лица через статью 28 УК РК, а, значит, и назначение ему, как правило, менее строго наказания, чем специальному субъекту (исполнителю), вряд ли могут быть оправданы с точки зрения необходимости обеспечения эффективной борьбы с преступностью». С другой стороны, думается, и действия материально-ответственного лица в нашем примере будут необоснованно квалифицированы лишь по ч.1 ст.176 УК, хотя совершение присвоения или растраты фактически групповым способом представляет повышенную общественную опасность, чем совершение преступного деяния одним лицом, и соответственно должно влечь более строгое наказание.

Для решения данной проблемы можно было бы внести дополнения в квалифицирующие признаки тех составов преступлений, которые предусматривают наличие специального субъекта (исполнителя), и изложить, например, п. «а» ч.2 ст.176 УК РК в следующей редакции: «Те же деяния, совершенные: а) по предварительному сговору группой лиц либо с лицами, не указанными в части первой настоящей статьи». При такой редакции квалифицирующего признака справедливо усилится ответственность виновных лиц, «чужими» руками совершающих хищение вверенного имущества. И непосредственные исполнители изъятия имущества будут уже пособниками не простого присвоения или растраты (ч.1 ст.176 УК), а квалифицированного (п. «а» ч.2 ст.176 УК).

Как справедливо отмечает С.Ф.Милюков, современная криминологическая реальность такова, что должностные и материально-ответственные лица, военнослужащие и другие субъекты, социальное положение которых определяет или усиливает уголовную ответственность, сознательно остаются при совершении преступлений на втором или третьем плане, предпочитая действовать «чужими руками» не только в переносном, но и порой в прямом смысле этого слова.

В связи с этим при привлечении виновных лиц к уголовной ответственности возникает ряд серьезных проблем. Так, в случае, когда материально-ответственное лицо договаривается со сторожем, водителем, подсобным рабочим о вывозе вверенных ему материальных ценностей в день своего отсутствия на работе (командировка, отпуск и т.д.), подготавливает документы на вывоз имущества, отдает ключи от склада, оно фактически выполняет лишь приготовительные действия к хищению. Непосредственное изъятие и перемещение с охраняемой территории имущества совершается лицами, которым это имущество не вверено. Возникает проблема квалификации действий всех участвовавших в хищении лиц. В соответствии с ч.4 ст.28 УК лица, в нашем примере фактически выполнившие основную часть объективной стороны преступления, не могут быть исполнителями преступления, предусмотренного ст.176 УК. Их действия следует рассматривать как пособничество исполнителю хищения (специальному субъекту). Однако в соответствии с ч.2 ст.28 УК исполнителем признается:

1. Лицо, непосредственно совершившее преступление (единолично выполнившее всю объективную сторону преступления);

2. Лицо, непосредственно участвовавшее в его совершении совместно с другими лицами (соисполнителями);

3. Лицо, совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности:

- в силу возраста;

- в силу невменяемости;

- в силу других обстоятельств, предусмотренных УК.

Следовательно, исходя из этого, материально-ответственное лицо в нашем примере также не подпадает под понятие «исполнитель». Получается, что исполнителя вроде бы нет. Но тогда пособничество какому преступлению совершили лица, непосредственно изъявшие имущество с охраняемой территории? Ведь по общему правилу действия пособников квалифицируются по той же статье Особенной части УК, по которой квалифицируются действия исполнителя, только со ссылкой на ст.28 УК. Возможно несколько вариантов решения данной проблемы. Например, дать распространительное толкование понятия «других обстоятельств», названных в ч.2 ст.28 УК, с которыми законодатель связывает опосредованное исполнительство. Исходя из этого, под другими обстоятельствами можно понимать обстоятельства, включающие, в частности, признаки специального субъекта (исполнителя). Это означает, что специальный субъект совершает «свое» преступление посредством использования лиц, не подлежащих уголовной ответственности по специальной статье Особенной части УК, поскольку они не обладают признаками специального субъекта и в силу названных обстоятельств не могут быть исполнителями этого преступления (в нашем примере присвоения или растраты). Следовательно, на основании ч.2 ст.28 УК специальный субъект (в нашем примере материально-ответственное лицо) следует признать опосредованным исполнителем. Оппоненты могут возразить против такого подхода при толковании ч.2 ст.28 УК, сославшись на то, что законодатель при определении опосредованного исполнительства имел в виду только тех лиц, которые вообще не подлежат уголовной ответственности, что вытекает из первых двух условий (малолетство, невменяемость). Стало быть, к другим обстоятельствам можно отнести обстоятельства, исключающие преступность деяния (необходимая оборона, крайняя необходимость, физическое или психическое принуждение, исполнение приказа или распоряжения). На наш взгляд, для того чтобы исключить неоднозначное толкование обстоятельств, указанных в ч.2 ст.28 УК, можно согласиться с мнением А. Арутюнова, который предлагает изменить редакцию ч.2 ст.28 УК РК, следующим образом: «Исполнителем признается лицо, непосредственно совершившее преступление либо непосредственно участвовавшее в его совершении совместно с другими лицами (соисполнителями), а также лицо, обладающее специальными признаками субъекта преступления и совершившее преступление посредством использования лица, на стороне которого указанные специальные признаки субъекта преступления отсутствуют»[141].

По нашему мнению, для решения рассматриваемой проблемы ч.4 ст.34 УК следует дополнить предложением следующего содержания: «В случае фактического участия этого лица в непосредственном совершении преступного деяния, оно несет уголовную ответственность за данное преступление в качестве его исполнителя».

Заключение

Проведенные исследования, основные положения которых нашли отражение в данной работе, позволяют, на наш взгляд, сделать ряд выводов, направленных на совершенствование отечественного уголовного законодательства.

Существующее понимание присвоения и растраты в уголовном законодательстве, их трактовка в современной юридической литературе не отражают в полной мере сути явления, и нуждаются в существенных изменениях. «Присвоение» и «растрата» выступают в реальной жизни не в качестве форм хищения, а являются лишь способами распоряжения фактически уже похищенным имуществом. В этой связи данные понятия должны быть исключены из законодательной терминологии в качестве конструктивных признаков форм хищения. В тех деяниях, за которые законодатель предусмотрел ответственность в статье 176 УК РК, налицо использование такого способа хищения, как злоупотребление оказанным доверием.

Поэтому, на наш взгляд, ч.1 ст. 176 УК РК необходимо изложить в следующей редакции: хищение путем злоупотребления доверием. В связи с этим, из состава мошенничества следует исключить такой способ хищения как злоупотребление доверием, определив мошенничество как хищение путем обмана.

Пункт «а» ч.2 ст.176 УК РК необходимо изложить в следующей редакции: «Те же деяния, совершенные: а) по предварительному сговору группой лиц либо с лицами, не указанными в части первой настоящей статьи». При такой редакции квалифицирующего признака справедливо усилится ответственность виновных лиц, «чужими» руками совершающих хищение вверенного имущества. И непосредственные исполнители изъятия имущества будут уже пособниками не простого присвоения или растраты (ч.1 ст.176 УК), а квалифицированного (п. «а» ч.2 ст.176 УК).

В п. «в» ч.2 ст.176 УК квалифицирующий признак можно определить как «с использованием своего служебного положения лицом, выполняющим властные или управленческие функции».

В целях повышения эффективности норм, регулирующих ответственность соучастников преступления, ч.2 ст.28 УК следует определить таким образом: «Исполнителем признается лицо, непосредственно совершившее преступление либо непосредственно участвовавшее в его совершении совместно с другими лицами (соисполнителями), а также лицо, совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости, обстоятельств, исключающих преступность деяния, или других обстоятельств, предусмотренных настоящим Кодексом, либо посредством использования лиц, не обладающих специальными признаками субъекта преступления, предусмотренными настоящим Кодексом, либо посредством использования иных лиц при отсутствии признаков соучастия, а также лицо, совершившее преступление посредством использования иной силы».

Часть.4 ст.34 УК следует, на наш взгляд, дополнить предложением следующего содержания: «В случае фактического участия этого лица в непосредственном совершении преступного деяния, оно несет уголовную ответственность за данное преступление в качестве его исполнителя». Названные предложения оформлены в виде законопроекта о внесении изменений и дополнений в Уголовный Кодекс РК и направлены в Государственную Думу РК, откуда пришел ответ о том, что поправки частично приняты. Предложенные дополнения и изменения в уголовное законодательство позволят внести некоторую ясность в вопросах квалификации преступлений, предусмотренных ст.159 и ст.176 УК РК.

Список использованной литературы

1. Конституция Республики Казахстан от 30.08.1995 г. // Законодательная база «Юрист» на 01 февраля 2008 года.

2. Уголовный кодекс РК от 16.07.1997 г.// Законодательная база «Юрист» на 01 февраля 2008 года.

3. Нормативное постановление Верховного суда РК от 11.07.2003 г. №8 «О судебной практике по делам о хищениях» // Законодательная база «Юрист» на 01 февраля 2008 года.

4. Аллабергенов А.П. Ответственность за хищение социалистического имущества, совершенное путём злоупотребления служебным положением, по законодательству Узб.ССР: Дис. ... канд. юрид. наук. - Ташкент, 1982.

5. Андреева Л., Волженкин Б. Разграничение хищений путем присвоения, растраты и злоупотребления служебным положением // Социалистическая законность. - 1983. - N 3.

6. Арсеньев Б. Дела о растратах // Пролетарский суд. - М., 1925. - № 7.

7. Арутюнов А. Проблемы ответственности соучастников преступления // Уголовное право. - 2001. - №3.

8. Бартошек М. Римское право: (понятия, термины, определения): Пер. с чешск. - М.: Юрид.лит., 1989.

9. Белогриц-Котляровский Л.С. Очерки курса русского уголовного права. - Киев, 1896.

10. Белогриц-Котляровский Л.С. О воровстве-краже по русскому праву. - Киев, 1880. - Вып.1.

11. Белогриц-Котляровский Л.С. Особые виды воровства-кражи по русскому праву. - Киев, 1883.

12. Белокуров О.В. Ответственность за хищение, совершенное путем присвоения, растраты или злоупотребления служебным положением (вопросы квалификации): Дис. ... канд. юрид. наук. - М., 1991. Белокуров О.В. Присвоение и растрата: проблемы квалификации. - Ульяновск: СВНЦ, 1996.

13. Белокуров О.В. Присвоение и растрата - не формы хищения // Следователь. - М., 2002. - № 11.

14. Берекашвилли Л.Ш. Об определении понятий присвоения и растраты социалистического имущества // Материалы конференции по итогам научно-исследовательской работы за 1965 год. - Свердловск, 1968. Бернер А.Ф. Учебник уголовного права. Части общая и особенная. СПб., 1866. 15. Волженкин Б.В. Корыстные злоупотребления по службе (хищения, взяточничество, злоупотребление служебным положением): уголовно-правовая характеристика и проблемы квалификации: Дис. ... д-ра юрид. наук. - М., 1991. 16. Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Ответственность за преступления против собственности. - М.: ЮрИнфоР, 1997. 17. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. (Internet: http://www.yandex.ru). 18. Дерендяев В.Н. Уголовная ответственность за присвоение вверенного имущества: Дис. ... канд. юрид. наук. - М., 1996. 19. Иванов Н. Соучастие со специальным субъектом // Российская юстиция. - 2001. - №3.

20. Комментарий к Уголовному кодексу Республики Казахстан. - А.: 2007. 21. Кочои С.М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. - М., 2000.

22. Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. - М., 1974.

23. Куринов Б.А. Научные основы квалификации преступлений. - М., 1984.

24. Куринов Б.А. Уголовная ответственность за хищения государственного и общественного имущества. - М., 1954.

25. Ляпунов Ю.И. Корыстные правонарушения нетерпимы. - М., 1989. Ляпунов Ю. Разграничение присвоения и растраты социалистического имущества // Советская юстиция. - 1984. - N 1.

26. Ляпунов Ю.И. Хищение как форма преступного использования служебного положения // Советское государство и право. - 1985. - N 10. 31. Матышевский П.С. Ответственность за преступления против социалистической собственности. - Киев, 1983.

28. Ожегов С.И. Словарь русского языка. - М., 1968.

29 Уголовное право РК. Особенная часть. - А.: 2005.

Страницы: 1, 2