Образ Н.М. Ядринцева в культурной памяти потомков

Образ Н.М. Ядринцева в культурной памяти потомков

Непременными атрибутами провинциальной жизни, по его мнению, должны стать периодическая печать, театр и университет. Газета должна стать той самой объединяющей силой интеллигентных сил области, органом интеллигенции края, а не печатною справкою для торговых контор; она должна представлять собой общественное явление, умственную работу края. «Театр, как и университет, должен стать областным учреждением. А не колонией столицы в провинции, как это теперь. Он должен быть наполнен актёрами. Уроженцами края, он должен давать в изобилии пьесы, рисующие местную жизнь, написанными местными авторами» Письма Г.Н. Потанина. Иркутск. 1989. Т. 3. С. 21.. И особые требования предъявлялись к университету, который должен органически срастись с Сибирью. Именно реализацией этих установок должна заниматься местная интеллигенция. В 1873 г. начинается их сотрудничество в «Камско-Волжской газете». «Потанин познакомился с её редактором К. В. Лаврским в ссылке. Видя бедность газеты, он предложил примкнуть к ней и пригласить сибиряков сотрудничать. Помещая статьи о Сибири, в то же время я предпринял ряд статей по областному вопросу. Каждая русская область могла иметь свои интересы, и воззрения провинциала были особые от столичного централизатора. Вот какова была исходная точка» Ядринцев Н.М. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 4. С. 329., - вспоминает Ядринцев. Сам публицист работал много и плодотворно, печатает в ней свои статьи: «В ожидании реформ на Востоке» и «Цивилизация на Востоке». Готовя обозрение провинциальной газет, он формулирует задачи, которые, по его мнению, должны стоять перед органами местной печати. Первая - знакомить общество и местное население с чисто местными вопросами и нуждами, которые сама жизнь ставит на очередь. Вторая - быть посредником между литературным и провинциальным читателем.

По совету А.И. Деспота-Зеновича, члена Совета внутренних дел В.А. Сологуба, Ядринцев 17 сентября 1873 г. отправляет «всеподданнейшее прошение» о помиловании к управляющему III отделением его Императорского величества отделением графу Шувалову, написанное в форме раскаяния о помиловании.

Ядринцев пробыл в ссылке 6 лет, с тюрьмой около 10 лет - «10 лучших лет своей юности». И для публициста это не могло пройти бесследно. В Петербург Николай Михайлович вернулся «измождённый, усталый, нервный, измученный ссылкой» Там же. С. 329.. Начались его поиски работы, он писал в «Деле», «Неделе», и в этом же году прекратила своё существование «Камско-Волжская газета». Литературная работа поначалу давалась ему туго. Он работал у графа Сологуба и получал поддержку. Точками соприкосновения между ними стала - сибирская ссылка. Через него Ядринцев узнаёт о всех проектах, воззрениях разных административных лиц и учёных по вопросу о ссылке. Он расширяет свои знакомства в административных кругах и учится быть представителем сибирских интересов.

По приезде в Петербург по поручению Потанина, Николай Михайлович познакомился с корреспонденткой этой газеты, Аделаидой Фёдоровной Барковой. «Это была чрезвычайно задушевная, отзывчивая, добрая и приветливая девушка. Неудивительно, что Ядринцев нашёл в ней именно ту подругу жизни, которую так искало его любящее, нежное сердце. Молодые люди полюбили друг друга, и союз их явился воистину редким в наше время золотым семейным счастьем» Глинский Б. Н.М. Ядринцев. Биография. Очерк. М., 1895. С. 29., - вспоминал о ней Глинский.

Аделаида Фёдоровна оказалось для своего мужа любящей женой и ценным помощником. Женившись на ней в 1874 г. он нашёл в ней товарища, друга и сотрудника.

Её перу принадлежали отдельные хроники в и статьи в «Восточном Обозрении», посвящённые вопросам образования в Сибири, а также организация известных сибирских вечеров.

Тяжело и мучительно воспринял Николай Михайлович смерть жены: «Я осиротел и почувствовал себя ужасно тяжело, одиноко. Страшная тоска сокрушала меня, и я не находил уже таких неизменных друзей, такой нравственной поддержки. Я не мог отдаваться так деятельности, как прежде. Неприятности и ухудшившиеся обстоятельства убивали дух мой, в эти трудные минуты я не находил близ себя людей, которые бы меня поддержали. Я понял, как важно жить в родной семье, когда окружён попечениями» Ядринцев Н.М. Воспоминания // Литературное наследие Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 4. С. 323.. Для него это была серьёзная потеря. Живя уже в Петербурге, после ссылки Ядринцев в то же время учился быть представителем сибирских интересов и ходатаем за Сибирь. «Мы разумели обобщение и пробуждение интеллигентной жизни в провинции» Там же. С. 323..

Он приходит к выводу, что в столице, в столичной печати, была самая неблагоприятная почва возбуждать вопрос о провинции. Для столичного жителя провинция была глушью, образцом застоя, невежества, а провинциальная печать - убожество. Уверившись, что русская провинция совсем не имеет представителей в столице, и что она не сгруппировалась, не созрела, не выработала программ, Ядринцев обратился снова к сибирским делам.

Ядринцев остаётся верным своей родине и начинает тем усиленнее проводить сибирские вопросы в столичную печать. Он посвящает свои статьи сибирской ссылке, протестуя против неё, вопросам золотопромышленности, университета.

В сентябре 1875 г. он узнаёт, что губернатором в Сибирь назначается новый генерал-губернатор Н. Г. Казнаков. Знакомство с ним вызвало у Николая Михайловича восторг. В нём он увидел настоящего патриота, хорошо осознававшего вред ссылки и настоятельную надобность университета. И Ядринцев с усердием принялся составлять для него записки и проекты по главным вопросам, о ссылке, с программой какие необходимо собрать сведения о современном положении ссылки и по истории сибирского университета. Казнаков передал Ядринцеву радостную весть, что по его докладу государь дал согласие на создание университета в Сибири.

«Для Сибири начиналась новая заря». Николай Михайлович писал в это время ряд статей в «Голосе» по поводу назначения нового генерал-губернатора и тех ожиданий, какие наполняют Сибирь. Он напоминал, как ждала Сибирь Сперанского, как ждёт она давно правосудияЯдринцев Н. М. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 4. С. 336..

В 1876 г. Ядринцев получает приглашение на службу от Казнакова. Для него это означало опять увидеть родину. Он продал всё своё имущество, уютную квартиру в Петербурге, где так покойно жилось, взял жену, ребёнка и кормилицу и повёз в Сибирь.

В Омске пробыл около 5 лет, где писал проекты для генерал-губернатора - о положении ссылки, стал бессменным членом Западно-Сибирского отдела географического общества. Совершил две экспедиции на Алтай. Этнографическая деятельность хотя и увлекала, но его не оставляла мысль о создании газеты для «Сибири». Тем более, что стало известно о закрытии газеты «Сибирь», издателем которой был его соратник по шестидесятым годам Нестеров. Г.Н. Потанин советует ему просить помощи у Н.Г. Казнакова. Но с уходом генерал-губернатора в 1881г., Ядринцев оставляет государственную службу и уезжает в Петербург. Здесь он публикует свой многолетний труд «Сибирь как колония» к трёхсотлетию освоения края. Это глубокое исследование массой конкретного материала, статистических данных, исторических очерков. Одновременно с выходом книги публицист хлопочет о выходе бесцензурной газеты в Петербурге. Влияние Н. Г. Казнакова и А. И. Деспота-Зеновича помогло ему получить разрешение. И 1 апреля 1882 г. выходит первый номер газеты «Восточное обозрение». Это была первая, не считая «Азиатского сборника» столичная газета, посвящённая исключительно сибирским вопросам. В номере было заявлено, что предварительной цензуры не будет. Программа предполагала печатать телеграммы, важные правительственные распоряжения, статьи, обзоры, касающиеся жизни русских областей и интересов населения восточных окраин, также вопросов русской политики на Востоке.

Публицист вёл активную переписку со своими корреспондентами на местах, в результате отдел корреспонденции из Сибири был одним из наиинтереснейших.

Ядринцевы тогда являлись центром, объединяющим всю сибирскую молодёжь, которая помимо изучаемых в разных учебных заведениях предметов, интересовались общественной жизнью, общественными вопросами вообще и сибирскими в частности. «Ядринцевские четверги» совпадали с учебным временем, так как главный контингент посетителей состоял из учащейся молодёжи, которая весной разъезжалась из Петербурга, а сенью опять собиралась. Желающие могли читать свежие номера «Восточного обозрения», «Недели», толковать по поводу разных сибирских вопросов. «Двери этого дома были настежь открыты для всякого сибиряка, и все шли к Ядринцевым: кто с просьбой приискать работу, кто посоветовать насчёт занятий, а кто и просто поговорить, узнать сибирские новости» Левин Н.П. Воспоминания о Н.М. Ядринцеве // Литературное наследие Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 322., - вспоминал о нём Левин.

Даже представители сибирской администрации, приезжая из Сибири или уезжая туда, считали нужным заехать к Ядринцеву с визитом.

В качестве редактора «Восточного обозрения» Николаю Михайловичу приходилось часто переживать горькие минуты. Дела шли всё хуже и хуже. Ядринцеву приходится работать и на другие издания. В это время закрываются иркутская «Сибирь» и томская «Сибирская газета». Редакция «Восточного обозрения» лишается важных источников информации. В 1886 г. осталось всего 150 подписчиков. Чтобы спасти газету, публицист пытается перевести её в Иркутск, что ему удаётся после многочисленных хлопот.

Оставив жену с тремя детьми в Петербурге, он переезжает в Иркутск.

Бывшие подписчики газеты, привыкли к её петербургскому облику и нынешние выпуски, не такие резкие и меткие, не удовлетворяли их. Сделать газету другой не было возможности из-за цензуры. Острота тона могла привести к запрещению издания вообще. Сложными были отношения Ядринцева с сотрудниками «Сибирской газеты». Они привыкли к иной подаче своей корреспонденции в «Восточное обозрение». Сглаженный тон критики их не устраивал.

Николай Михайлович решает оставить журналистику. Он передаёт «Восточное обозрение» члену комитета Иркутского переселенческого общества В.А. Ошуркову.

Весной 1889 г. он занимается изучением истории урало-германских племён, едет в Монголию, разыскивает мифическую столицу Каракорум. Его открытие привлекает внимание всего учёного мира. Он публицист, а не учёный, сделав доклад в Географическом обществе, он передаёт дело другим.

С приездом в Петербург начинаются хлопоты по расширению «Восточного обозрения». У него появляется мысль вновь вернуть газету в Петербург. Главное управление по делам печати потребовало согласовать это решение с сибирскими властями, те отказали. Перед публицистом стал вопрос: либо вернуться в Иркутск, либо забыть о газете. Он решается на последнее. Замыслив новое издание в Петербурге. Однако разрешение на него выхлопотать не удалось. В начале 1891 г. «Восточное обозрение» выходит снова благодаря докладной записке Николая Михайловича министру внутренних дел. И второй номер нового года как главный редактор подписывает уже Ошурков.

Ядринцев в это время посещает Париж, где читает доклад. По прежнему много работает, готовит второе издание книги «Сибирь как колония», пишет стать по переселенческому вопросу для «Вестника Европы», выпускает книгу «Сибирские инородцы их быт и современное положение», посылает свои статьи в «Восточное обозрение».

Статьи публициста появляются в 1892 г. в «Русском богатстве». В газете «Русская жизнь» он заведует сибирским отделом, который вскоре закрывают. Ему предлагают стать ответственным редактором газеты, но он отказывается, так как ему не нравится внутренний климат в редакции.

В 1893 г. он посещает Всемирную выставку в Чикаго. Часть своих впечатлений он публикует в «Русской жизни». Всё это время Ядринцев продолжает неуклонно и пристально следить за своим детищем «Восточным обозрением», судьба которого ему небезразлична. Конечно же, он расстроен, что газета потеряла своё направление, особенно с приходом в неё И. Г. Шешунова. У неё очень трудное материальное положение. В начале 1894 г. он договаривается о продаже её ссыльному народовольцу И. И. Попову, по представлению Николая Михайловича, только лишь истинный патриот должен руководить газетой.

Но сам публицист остаётся без дела. Ему надо как-то содержать троих детей. Он соглашается на должность заведующего статистическими исследованиями на Алтае. По пути в Барнаул заезжает к другу В.И. Семидалову и передаёт ему для публикации «Автобиографию».

Публицист скоропостижно скончался 7 июня 1894 г. от паралича сердца. Смерть великого человека осталась загадкой. Ходили версии об умышленном самоотравлении, кто-то считал, что он умер от одиночества.

О смерти публициста немедленно объявили в Сибири и по всей России. Во многих периодических изданиях появились некрологи с элементами его биографии. В Иркутске, Томске, Омске, Барнауле, Москве и т.д. служили панихиды.

Можно ли говорить о жизненном пути Ядринцева, расценивая его как «осмысленную» биографию, придания многим поступкам знаковости и символизма? Уместным будет рассмотрение «поступков» в сфере общественной и частной жизни.

Общественная деятельность: ставя перед собой цели самопознания, самоопределения и погружаясь в свою жизнь, своё сознание, свои эмоции и ощущения интеллигент узнавал нечто новое об окружающей жизни. Эти знания превращались в активный фактор провинциального культурного пространства, объединявший мыслящую часть общества. Исходя из этого Ядринцев как сибиряк-«патриот» в процессе общественной и профессиональной деятельности побуждал в обществе идею сознательного служения краю. Формируя свою идентичность, он стремился организовать групповые общности - вступал в землячества, литературные кружки. Идентичность всегда ориентирует на определённый стиль жизни, «вбирая» который индивид формирует свою тождественность с определённой группой, образом жизни, ценностями. В этом ключе суд и ссылка символизировали биографию публициста, а уникальность мотива возвращения дополнялась не менее уникальным прецедентом обратной ссылки в Европейскую Россию.

Какую же тогда роль играла частная жизнь? Уделяя такое большое внимание общественным делам, организаторской деятельности - сфера приватного нередко оставалась не у дел.

Исходя из задачи работы - реконструкции биографии публициста как воплощение идеальных стратегий поведения, образ сибиряка - «патриота», можно выделить следующие этапы в формировании этого образа.

1) Гимназические годы явились первой ступенью в формировании образа сибирского интеллигента. Во-первых, потому, что публицист приходит к заключению о том, что «внутренние образованные силы» (сибиряки) видят единственный свой выход в бегстве из Сибири. Он, в частности, писал по этому поводу: «Понятен тот вопль и негодование, которые вырвались у человека образованного, с развитым умом и сердцем, вернувшегося на свою родину. Он не находил в этом обществе здоровых инстинктов гражданской жизни и нравственных идеалов. Положение Сибири составляло тем более яркий контраст, что в Европейской России уже пробуждалась жизнь и являлись новые требования. Гражданские стремления при отсутствии интеллигентного и образованного класса отсутствовали, сибирское общество не разобралось со своими местными вопросами, не выдвигало их. Оно было тупо, равнодушно к вопросу о ссылке, не разбирая, вредна она или полезна, безучастно к переселениям, живя промышленною жизнью, оно, однако, не создавало экономических вопросов, не чувствовало потребностей саморазвития, самосовершенствования и гражданского преуспеяния» Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. Вып. 3. Новосибирск, 2003. С.452.. Во-вторых, гимназия для Ядринцева - это ещё и первый опыт в общественном единении.

2) Студенческая жизнь, университет, землячество определяют уже практические задачи, рождают у сибиряка - «патриота» идею возвращения на родину, и полезного ей служения. Мысли о будущем своей родины приводят к необходимости подготовки будущей деятельности: изучать родной край, читать о нём, готовить образованные кадры.

3) Публицистическая деятельность Николая Михайловича приводит к выводу о необходимости создания сибирского патриотического органа печати, который консолидировал бы всю местную интеллигенцию и университета, который обогатил бы образованными людьми Сибирь, поднял бы уровень её образования. Он ставит задачу проведения местных вопросов в столичную печать. Таким образом, газета и университет должны были явиться трансляторами образцов и эталонов поведения для местной интеллигенции.

4) Впоследствии он убедился, как слабо проявлялась вообще областная идея и областное единение в Европейской России. Для себя же он сделал печальное заключение: «Областник или окраинец сторонится от централистов - интеллигентов, замыкается в себе или продолжает свою деятельность в провинции, видя непонимание чувств, наклонностей, стремлений местных и нужд»Ядринцев Н.М. Воспоминания. // Литературное наследие Сибири. Новосибирск, 1979. Т.4.С.334..

Образ сибирского интеллигента в «прочтении» Н. М. Ядринцева противоречив. Во-первых, он оформлялся в результате собственного жизненного опыта, во-вторых, являлся воплощением индивидуального или коллективного воображаемого конструкта. В качестве идеальной модели интеллигента выступала биография самого публициста. Начать с себя, а затем транслировать этот образ на других - этот способ предполагал мирный путь преобразования общества в глазах Николая Михайловича Ядринцева. Сибирская интеллигенция являлась не такой, какой бы хотел её видеть Ядринцев. В конечном счёте, невозможность соответствовать смоделированному образу заставляет публициста оборвать публициста свой жизненный путь.

1.2 Образ Н.М. Ядринцева в сознании современников

Реконструкция образа Николая Михайловича, на данном этапе работы, представляется на основе воспоминаний его современников, оценочных суждений его близких друзей, людей, которые знали его не только с профессиональной стороны, они были знакомы с его частной жизнью, знали его в повседневности. Такая работа с воспоминаниями современников-друзей, позволяет гораздо точнее воссоздать «живой» образ Ядринцева.

Собранные нами воспоминания современников свидетельствуют о восприятии Ядринцева как жизнерадостного и активного человека. Современники писали о том, что Николай Михайлович очень любил жизнь и любил в ней участвовать. Это был человек с мягкой душой, чувствовавший потребность в нежном сочувствии, нуждавшийся в постоянном общении с людьми и с трудом переносивший одиночество. Больше всего ему надо было, чтобы жило его сердце. Он любил природу, любил праздники природы, тянулся к яркому солнцу и ликующему человеку. Вкусы его были многообразны, это был человек, который не мог замкнуться в какой-нибудь одной специальности, поставить себе одну какую-нибудь цель. Его интересовала культура во всём её разнообразии. Его умственная работа была разнообразна; он брался за все способы, какие возможны для человека для проявления духа: он брался за беллетристику, писал стихи, рисовал, писал серьёзные статьи. Он нуждался в изъявлении своих чувств. Ядринцев не был способен к аскетической жизни: он хотел «пользоваться жизнью». Он хотел, как умел, испытать все благородные наслаждения: и наслаждение творчеством, и наслаждение популярностью, и наслаждение дружбой, и благами семейной жизни, и теплом ликующего дня. Словом, - это был «гейнквский барабанщик, который считал своим долгом бить в барабан, будить спящих и маршировать по пути к прогрессу, не забывая, однако, и о маркитантке» Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 58.. Воспоминания Г.Н. Потанина и В.М. Крутовского характеризуют Ядринцева как человека необычайно деятельного, общественно активного. Близкие современники вспоминали: «Это был темперамент сангвинический, жаждавший видеть толпу. Он хотел импонировать не только логикой своих речей, но и своими жестами, взглядами и всей своей фигурой». Там же. С. 58. «Он вёл удивительно кипучую, энергичную деятельность. Он очень много писал, вёл организацию сибиряков в Петрограде, был крайне интересен, общителен, остроумен; работал он обыкновенно ночами» Крутовский В.М. Отрывки из воспоминаний // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 7. С. 365..

Не отличаются противоречивостью описания внешности лидера сибирского областничества. Как правило, мемуаристы при помощи характеристики внешнего облика Н.М. Ядринцева, акцентировали внимание на его наиболее значимых, с их точки зрения, человеческих качествах. Политический ссыльный, исследователь Сибири С.П. Швецов оставил такой «портрет» героя нашей выпускной квалификационной работы: «Общительный и остроумный, часто едкий, он умел создавать вокруг себя много движения, оживления. Невысокого роста, тонкий и стройный, хорошо одетый, всегда чем-то возбужденный, взбудораженный, - таково, в целом, полученное мною от него впечатление, сохранившееся на всю жизнь. Таково оно было и от первой встречи. Как-то не хотелось верить, что перед вами, в сущности, старше - это просто не замечалось, стушевывалось его активностью и отзывчивостью. В нем живо чувствовалось если не молодость, о которой было бы странно и говорить, то присутствие той душевной бодрости и свежести, которая стоит иной молодости. Но рядом со всем этим выступала и та черта, о которой я упомянул выше. Галстухи, я бы сказал, были слабым местом Николая Михайловича: каждый день, а то и на день два-три раза - новый галстух, всегда пышный, с каким-нибудь необычным узлом, невольно останавливающим на себе внимание; из бокового карманчика пиджака кокетливо высовывающийся кончик белого или шелкового цветного платка, в сущности, совершенно не нужного и им не употреблявшегося; свежие изящные перчатки, духи, как-то особенно, молодо сидящая на пушистых седых волосах светло-серая пуховая шляпа, - все это вместе взятое создавало определенное, далеко не благоприятное для Николая Михайловича впечатление, покрывало всю его фигуру, такую изящную и гибкую, тонким налетом фатоватости - и это отталкивало. Но это было лишь первое, скоро проходящее впечатление. Остроумие, живость, яркость всей личности Николая Михайловича очень быстро его почти без остатка стирали. Но во мне оно все же оставило досадное чувство» Швецов С.П. Тени прошлого // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 380..

Неоднократно упомянутый нами друг и соратник Ядринцева, Г. Н. Потанин в своих воспоминаниях отмечал постоянную работу Ядринцева над собой, его стремление проявить себя не только в разных сферах общественной деятельности, но и попробовать себя в публицистике, поэзии, научной работе: «Читая его стихи, и не заметишь, что это «недоучка» или «полузнайка», как бы его назвал дипломированный педант. Своим развитием он обязан не школе, а публичным залам, публичным собраниям, кабинетам редакций, журфиксам, вообще - «улице» чтобы приобрести такой умственный багаж, надо было иметь темперамент Ядринцева: живой, общительный, юркий и непоседливый». Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 43.

Д.М. Головачев отмечал неравнодушие Ядринцева к чужому горю, его готовность прийти на помощь тем, кто в ней нуждался. В своих воспоминаниях с «говорящим» названием «Воспоминание о друге молодёжи» он, в частности, писал: «Выручить из беды, помочь нуждающемуся, устроить кого-нибудь, найти работу, издать книгу, соорудить учебное общество, экспедицию - всю это заставляло его заняться с целой массой разнообразных лиц. Когда дело шло о симпатичном ему деле или лице, он не стеснялся ни чем» Головачёв Д.М. Воспоминание о друге молодёжи // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 341.. Он умел проникнуть в приёмную высокопоставленных особ, он не прочь был войти в переговоры с личным врагом, человека, которого он не ставил ни в грош, если это только было необходимо по его мнению. Он старался заслужить расположение лиц, которые и без того чуть не молились на него, он бывал уверен в полном сочувствии и преданности к нему лиц, которые несколько не ценили и не понимали его. Ядринцев был самолюбив, он знал себе цену, но это не мешало ему отдавать должное другим, не мешало подчинять себя там, где он находил это нужным. Самомнение несколько не мешало ему учиться у других, выслушивать других, где он находил это нужным Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 7. С. 341..

Соратники Ядринцева по областническому движению отмечали, что он был преданным другом и единомышленником. Потанин писал: «Время проведённое с ним в Петербурге, потом в Омске, Томске и, наконец, в тюрьме совершенно сблизили меня с эти человеком, сделали его моим ближайшим другом и единомышленником и не оставили во мне ни капли сомнения, что он не изменит нашему делу: если я погибну в тюрьме, он на своих плечах вынесет задачу».Там же. С. 64.

Ядринцев удивлял современников своей энергией и любознательностью. «Это был большой талант, может быть, шедший всю жизнь по неверно выбранной дороге, а поэтому не показавший всех своих способностей, но и то, что он совершил, доказывает, какую крупную силу мы потеряли в нём» Левин Н.П. Памяти хорошего человека // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 326., - с сожалением вспоминал Левин.

Лично знавшие Ядринцева современники были единодушны в том, что частной беседе Николай Михайлович был увлекателен, он был живой рассказчик, пересыпал беседу остроумными замечаниями и каламбурами. умел схватывать и передавать чужую речь и чужой говор, набрасывать карандашом меткие карикатуры с виденных лиц. С трибуны, на которую ему изредка приходилось всходить, как нервный человек, говорил он не всегда хорошо, удачною речь бывала только когда он был в ударе, в одушевлении, и тогда говорил стремительно и горячо Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 338.. Николай Михайлович был в постоянных хлопотах: переговоры с чертёжниками, переписчиками, приём многих знакомых и почитателей. Элегантная его фигура, звучный голос, увлекательное, местами чрезвычайно поэтическое изложение производили сильное впечатление. Он доказывал свою мысль многочисленными примерами и остроумными соображениями.

Сравнивая его с Шашковым, Потанин оценивал героя нашей выпускной квалификационной работы так: «Ядринцев со своим незначительным научным багажом вышел рельефнее Шашкова. Ядринцев был субъективнее. Он ограничивался небольшой сибирской аудиторией, с ней его связывал не круг известных идей, а чувство - любовь к своей родине. Он был не только литератор, но и в то же время общественный деятель. Он устраивал сибирские комитеты в столицах для вспомоществования учащейся сибирской молодёжи; устраивал юбилей в память 300-летя Сибири и ежегодные сибирские праздники 26 октября; и агитировал в сибирских городах за идею об университете и за протесты городских дум против ссылки. Он писал статьи по вопросам сибирской ссылки. Сам Ядринцев принадлежал к типу областных писателей, число которых пока невелико. Можно указать пока три имени: Шевченко, Железнов, Ядринцев» Потанин Г.Н. Воспоминания // Дело об отделении Сибири от России. С.66..

Во время следствия и заключения Потанин вспоминал друга как истинного защитника Сибири: «Ядринцеву, отдавшему жизнь на служения интересам Сибири, пришлось теперь терпеть в комиссии неприятности из-за крепостного крестьянства России». Там же С. 64. Даже во время пребывания под следствием, публицист продолжал работать и «как только открывались камеры, он уходил. Часто запирался в чужих камерах. Он завёл множество знакомств, и каждый вечер возвращался в свою камеру с запасом сведений и рассказов. Мы беседовали, обсуждали собранное. Эти материалы потом составили содержание его книги «Русская община в тюрьме и ссылке». Там же. С. 64. Всё это закрепило за ним роль публициста, которой он остался верен до гроба. «Ядринцев никогда не изменял Сибири и бессменно стоял на страже её интересов. Нет другого такого публициста, который бы в такой мере сросся всеми фибрами с Сибирью; он по справедливости мог сказать о себе «Сибирь - это Я!». Всякую обиду нанесённую Сибири, он чувствовал в своём сердце, как тяжкий удар». Там же. С. 64. Квартира Ядринцева сделалась центром, объединившим колонию в Петербурге. Сибирская учащаяся молодёжь собиралась к нему по вечерам в определённые дни недели. Важные сибирские чиновники и губернаторы перед отъездом в Сибирь делали визиты к Ядринцеву. Имя его сделалось известным всей Сибири. «Униженные и оскорбленные» в Сибири нашли в нём свою защиту; сибирский произвол в нём свою грозу» Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 140..

Он был истинно предан своему делу и «Восточному обозрению». В своих воспоминаниях В.В. Берви-Флеровский писал о сотрудниках названной газеты: «Это были люди, которые составляли цвет сибирской интеллигенции. И кроме них не было людей, способных редактировать подобный орган сколько-нибудь грамотно и сносно» Берви-Флерорвский В.В. Воспоминания // Голос минувшего. 1915. С. 167.. Ядринцев сотрудничал с Казнаковым и по его распоряжению ему был предоставлен доступ в архивы и канцелярии. Живя в Омске он знакомился с Сибирским чиновничеством и сибирской канцелярией. Казнаков превратил его в литератора, прикомандированного к генерал-губернаторской канцелярии. Он поручил ему составлять докладные записки по разным общественным и административным вопросам и назначал членом-экспертом в разные комиссии». Так, например, Ядринцев принимал горячее участие в комиссии, обсуждавшей вопрос о русской колонизации в киргизской степи. Тут он должен был выступить в защиту земельных прав аборигенов степи, кочевников. Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 35. Эти дни, проведённые им в сибирской провинции, познакомили его как с высшей администрацией края, так и с мелкими чиновниками. Он заглянул в тайны управления, познакомился с предначертаниями высшей местной власти: Казнаков делился с ним своими намерениями и проектами. Знакомство с чиновниками, которые ближе стояли к населению и провели в крае десятки лет, - было интересно для него рассказами о своих наблюдениях и преданиями, которые они слышали от своих предшественников Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7.С. 36.. Ядринцев пишет и рассылает по всей Сибири письма, приглашая городские управы откликнуться по вопросам. Часто приходилось Николаю Михайловичу произносить речи на заседаниях Вольно-экономического общества. Соратники Ядринцева по областническому движению отмечали, что он был преданным другом и единомышленником. «Время проведённое с ним в Петербурге, потом в Омске, Томске и, наконец, в тюрьме совершенно сблизили меня с эти человеком, сделали его моим ближайшим другом и единомышленником и не оставили во мне ни капли сомнения, что он не изменит нашему делу: если я погибну в тюрьме, он на своих плечах вынесет задачу»Там же. С. 64., - вспоминал Потанин.

Мемуаристы часто упоминали о том, что сибирские общественные вопросы не только заставляли Ядринцева оставлять кабинет для публичной трибуны, но иногда заставляли садиться в тележку и ездить по сибирским просёлочным дорогам. Половину своей жизни он проводит в разъездах. Изучает все сибирские музеи, рассеянные по гродам; участвует в археологических экспедициях; иногда сам производит раскопки курганов. Потанин писал: «Несмотря на свою тщедушность, Ядринцев удивлял своей неутомимостью; уже под старость, когда виски его поседели, он принял участие в экспедиции Радлова в долину Орхона… Культура бала у Ядринцева первым пунктом его жизненной программы. Его культ был красота человеческой жизни; он мечтал о развитии науки и вех родов искусства». Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 42. Его желание делиться своими мыслями с сибирской публикой было велико и непреклонно. Потанин продолжал: «Ядринцев был виден читателю во весь рост стоял перед ним - как бы на пьедестале, как нравственный образец. Это был руководитель сибирского общественного мнения, который импонировал обществу, главным образом, своей преданностью интересам родной области». Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 43.

Соратники Ядринцева по областническому движению отмечали, что он был преданным другом и единомышленником. «Время проведённое с ним в Петербурге, потом в Омске, Томске и, наконец, в тюрьме совершенно сблизили меня с эти человеком, сделали его моим ближайшим другом и единомышленником и не оставили во мне ни капли сомнения, что он не изменит нашему делу: если я погибну в тюрьме, он на своих плечах вынесет задачу» Там же. С. 64., заключал в дальнейшем Григорий Ннколаевич. Он издавал газету, которая была первым бесцензурным словом для Сибири - он сделался вождём своей области, петербургская интеллигенция отнеслась к нему сочувственно Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7.С. 140.. В качестве редактора «Восточного обозрения» Николаю Михайловичу приходилось часто переживать горькие минуты. Помимо плохого материального положения газеты, заставлявшего издателя, ему много раз приходилось считаться с цензурными условиями. «Горячий сибирский патриот, он также верил в великое будущее своей родины, как Дон-Кихот в возрождение рыцарства» Белоконский И. П. Из книги «Дань времён» // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 390., - так отзывался о нём И. П. Белоконский.

Мемуарное наследие современников позволяет выделить разные ипостаси образа Н.М. Ядринцева.

1. Из социальных ролей лидера Ядринцева чаще всего упоминаются те роли, которые были связаны с его общественной деятельностью: общественный деятель, областной писатель, литератор и публицист. Вновь сошлемся на воспоминания Г.Н. Потанина: «Ядринцеву идёт образ областного писателя. Чувство к родине испытывал он, как чувство какого-то долга перед обездоленной окраиной». Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 45. Потанин также упоминал о том, что

Ядринцев осознавал, что стоит на «славном посту». Он знал хорошо, что в Сибири нет другого такого друга, как он, нет другого человека, который бы так глубоко, как он, страдал, когда наносилось оскорбление его родине Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7.С. 46.. В определенной степени типична для сибиряков-современников оценка, данная Потаниным деятельности Ядринцева как областника: «Он все свои силы хотел применить на изменение тяжелых условий, в которых его родина живёт. Он видел её отсталость и хотел уравнять её с остальными областями России. Он думал, что, потрудившись для Сибири, добившись для неё равных прав на культуру, он тем самым окажет услугу и всему человечеству». Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 60.

В тех же воспоминаниях встречаем оценку Ядринцева-журналиста: «Ядринцев был создан журналистом, он быстро ориентировался в направлениях и событиях и работал необыкновенно легко и много. День проводил в беготне и сношениях с людьми, забегал в редакции, сновал по канцеляриям, а работал преимущественно по ночам. Фельетон зарождался у него мгновенно и за один присест выкладывался на бумагу. Случалось иногда, что перед самым выходом газеты к нему бегут из типографии с известием, что цензор зачеркнул статью и опроставшееся место нечем наполнить: нет ли готовой статьи? Сначала несколько минут смущения - никакой готовой статьи в портфеле редактора нет - потом оживление в глазах от пришедшей идеи, и Николай Михайлович пишет в типографию с посыльным успокоительную депешу и просит обождать полчаса, проходит полчаса, и от Николая Михайловича в типографию несут фельетон, сюжет которого был взят из разговора, прерванного посыльным из типографии» Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 338..

С оценками Потанина перекликается оценочное суждение С. П. Швецова: «Для меня в то время Н.М. Ядринцев был не только известный публицист, талантливый журналист и едкий, остроумный фельетонист, но и один из крупнейших общественных деятелей Сибири (к которой я тогда уже крепко привязался сердцем), с хорошим прошлым, ее испытанный пламенный борец, один из ее признанных вождей, наиболее яркий и блестящий. Поэтому каждая мелочь, сама по себе, может быть, и совершенно ничтожная, останавливала на себе внимание, какого по отношению кого-нибудь другого ничто и не возбуждало бы» Швецов С.П. Тени прошлого. // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 382.. Итак, известные нам мемуары на первый план в образе Ядринцева выдвигают его общественную деятельность на благо Сибири в качестве публициста, организатора сибирской газеты, исследователя региона. Не случайно Г.Н. Потанин о нем писал: «Чем только он не был для своей Сибири! Он был и издатель, публицист, и статистик, и фельетонист, и рассказчик, и сатирик, и этнограф, и археолог… Всю свою жизнь посвятил служению этой русской области и течение целого тридцатилетия был почти единственным сибирским публицистом, в котором в нём почти одном выразилась умственная жизнь, воплотилась вся общественная жизнь Сибири» Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 335.. Для современников фамилия Ядринцева стала одним из символов Сибири. «Он являлся культурным деятелем, слившимся прочно с интересами сибирской жизни», - писал о нем Д.М. Головачев Головачёв Д.М. Воспоминание о друге молодёжи // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 340..

2. Судя по мемуарам современников, в частной жизни Ядринцев был верный друг и нежный отец. Потанин подчёркивал: «Впоследствии, когда он сделался издателем, я был обязан ему неоднократно тем, что, благодаря его статьям, мои экспедиции получали такие денежные пособия от богатых сибиряков, какие редко давались частными лицами на ученые экспедиции. В молодости, когда друзья Ядринцева были бедны, он делился с ними послед ним, что имел. Он был слишком непоседлив и неугомонен для того чтобы из него вышел ученый; он мог быть журналистом, но не кабинетным ученым; ему недоставало усидчивости, умственной сосредоточенности ровности в характере. По той же причине он не мог быть и педагогом; но он был любящим отцом; он любил играть со своими детьми и доставлять им удовольствие. В разлуке с ними, где-нибудь на границе с Китаем, он не забывал послать им китайских игрушек. Он умел ниспускаться до детских интересов и их понимания. Я припоминаю, как мы однажды поздно вечером возвращались домой с ним и его женой Аделаидой Федоровной по Садовой или по Фонтанке в Петербурге. Шли по тротуару, он нес под мышкой купленный для детей картонный дом; в узком месте пришлось протискиваться между встретившимися рабочими, один рабочий локтем задел за трубу картонного здания и оторвал ее. "Ах, господин, -сказал Николай Михайлович, обращаясь со своей речью скорее к нам, чем к простому человеку, - вы изломали трубу! Как же мы теперь будем топить печку?" Эти слова были сказаны тоном такого искреннего детского огорчения, что прошмыгнувший виновник этого несчастья, вероятно, подумал, что барин помешанный и сам играет кукольными домами» Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т.7. С.338.. Тяжело перенёс сибирскиё публицист смерть самого близкого человека - Аделаиды Федоровны. Как будто оказалось два Ядринцева. Первый - всецело охваченный мечтою будущем Сибири, забывая о своих личных интересах, человек принадлежавший не себе, а другим, полный надежд на счастливое будущее, на славу для своей отдалённой от культурного мира родины, на благодарность потомства, был весел, остроумен, никогда не унывал, легко переносил все житейские невзгоды, о которых рассказывал с большим юмором, заставлявшим весело смеяться собеседников. И Потанин «горячо любил такого Ядринцева. Он мне представлялся обаятельным воплощением Европы с её безграничными чаяньями на счастливое будущее»Там же С.73.. Другим его сделал Иркутск: он превратился в вялого журналиста, печатающего только из расчёта обеспечить себе существование. Так неоднозначно заявлял Потанин спустя время: «И мне никак не нравился второй Ядринцев. Я придумывал детские планы к реставрации Ядринцева, мечтал - нельзя ли найти другую Аделаиду Фёдоровну, сочинял проекты создания богатого денежного фонда для «Восточного обозрения»». «Человек отдал на службу своей родине всю свою жизнь, жертвуя счастьем своим и семьи. Другой бы на его месте составил бы себе из газетного предприятия хорошее обеспечение до конца жизни, умея входить в компромиссы с житейскими условиями, ловко лавируя между рифами цензуры. Но Ядринцев не ограничивал свою задачу честной проповедью; он хотел служить родной стране образчиком гражданского поведения и поэтому жизнь кончил богемой» Там же. С.74..

Проанализировав воспоминания современников, сообразно поставленной задаче, следует заметить, что по большей части современники ярко и эмоционально описывали личность Николая Михайловича. Его образ конструировался при помощи таких слов-репрезентантов как «энергичный», «живой, общительный», «подвижный человек», который «не мог жить без дела», «имеющий большой умственный багаж», «неутомим, отзывчив и любознателен», это был «гейнквский барабанщик, считавший долгом бить в барабан». Современники считали Ядринцева нравственным образцом и наделяли его исключительно положительными личностными характеристиками. Называя «преданным и верным другом» и «нежным отцом». Однако ключевым моментом для конструирования образа сибирского областника в общественном мнении пореформенной России была его общественная деятельность на благо родной Сибирь, описываемая через следующие номинации: «культурный деятель»; «истинный защитник Сибири»; «руководитель сибирского общественного мнения»; «общественный деятель»; «областной писатель»; «публицист»; «литератор»; «журналист»; «фельетонист»; «статистик»; «издатель»; «археолог»; «этнограф».

Исследовав биографию Н.М. Ядринцева и приняв во внимание отзывы о сибиряке его современников, следует определить, что автообраз Ядринцева был наделён следующими стратегиями поведения: «Я точно знаю своё дело в жизни!», «Работаю над собой!», «Свою мысль доказываю на практике!», «Я живу на благо своего края - Сибири!». Как следствие данного феномена трансляция данных стратегия поведения сибиряка-патриота, восприятие образа Николая Михайловича определялось на уровнях: личностном - «умел создавать вокруг себя оживление», «энергичный», «общительный», «любознательный», «живой», «общительный», «деятельностный», «жизнерадостный»; социальном - «заступник о судьбах Сибири», «патриот», «друг молодёжи», «единомышленник».

ГЛАВА 2. ОБРАЗ Н.М. ЯДРИНЦЕВА В КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ РОССИЯН ХХ - НАЧАЛА XXI ВВ.

2.1 Культурная память как исследовательская категория

В современной литературе достаточно разнообразна терминология, связанная с памятью. Можно встретить такие варианты, как «индивидуальная память», «культурная память», «историческая память», «социальная память», «персональная память», «групповая память», «память детства», «память поколения» и др. Встречаются и более экзотические термины: «противопамять», включающая противоречивые друг другу версии или версии «реальности», противоречащие «на самом деле»; «организационная память», связанная с историей учреждений или исследовательских групп; «утраченная память», означающая вытесненную память.

В этом русле для нас становятся интересными категории: «коллективная память», «историческое сознание», «историческая память», «культурная память».

Чаще всего в исторических исследованиях, пожалуй, используется термин «коллективная память», связанная на прямую с понятием общего опыта, пережитого той или иной группой совместно.

Историческая же память, чаще всего понимается как одно из измерений индивидуальной и коллективной, или социальной памяти - как память об историческом прошлом, вернее, как символическое представление исторического прошлого. Историческая память - не только один из главных каналов передачи опыта и сведений о прошлом, но и важнейшая составляющая самоидентификации индивида, социальной группы и общества в целом, так как оживление разделяемых образов исторического прошлого является таким типом памяти, который имеет особенное значение для формирования социальных групп в настоящем.

Л.П. Репина, рассматривая категорию исторической памяти в соотношении с современной историографией, и обращается к той проблеме, что историкам непросто абстрагироваться от идеологии или групповых интересов. «В конечном счёте, научные произведения оперируют образами прошлого, почерпнутыми из массового сознания или созданными на его потребу. Во многих отношениях история и память подпитывают друг друга: история развивается между логикой памяти и императивами научного знания. Что приводит к формированию мифов, предрассудков, а так же их укоренению в массовом сознании» Репина Л.П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 51..

А.В. Кожевин выделил характеристики исторической памяти:

· Историческая память соотносится с качественными характеристиками другого атрибута социальной группы - её исторического времени.

· Историческая память служит средством, разрешающим проблему анализа и понимания сущности той или иной ситуации (политической, социальной, экономической) в которой пребывают члены данной социальной группы.

· Одной из важнейших функций исторической памяти является функция психологической компенсации «травмированного» сознания.

· Содержание исторической памяти позволяет её носителям активно устанавливать контакт и активно участвовать в диалоге с представителями других социальных группКультура исторической памяти: невостребованный опыт: материалы Всерос. науч. конф., 25-28 апреля 2003 г. Петрозаводск, 2003. С. 67..

Часто понятие «историческая память», так и «коллективная память» могут употребляться в несовпадающих значениях. «Коллективная память» чаще всего трактуется как общий опыт, пережитый людьми совместно (память поколений), или как групповая память. Зафиксированные коллективной памятью образы событий (в форме стереотипов, мифов, символов) выступают как модели, позволяющие индивиду и социальной группе ориентироваться в мире и конкретных жизненных условиях. «Историческая память» понимается как коллективная память (в той мере, как она вписывается в историческое сознание группы), или как социальная память (в той мере, в какой она вписывается в историческое сознание общества), или как совокупность донаучных, научных, вненаучных знаний и массовых представлений социума об общем прошлом Репина Л.П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 43. . Историческая память уже коллективной и является её составной частью, в той или иной степени, в которой она располагается в пределах исторического сознания общества.

Историческое сознание, есть в известной степени, коллективная память о прошлом. Эта память активно воздействует на самосознание членов общества и на определение дальнейшей перспективы всего сообщества людей, имеющих одно общеисторическое сознание. Иногда рассматривают коллективную память как опору мифов, традиций, обычаев данного сообщества. Вся терминология памяти характеризуется многозначностью. Память может включать что угодно - от спонтанного ощущения до формализованной публичной церемонии.

Если попытаться охарактеризовать суть и содержание исторического сознания, то в широком смысле его понимания, можно сказать, что оно представляет собой совокупность идей, взглядов, представлений, чувств, настроений, отражающих восприятие и оценку прошлого во всем его многообразии, присущим и характерном как для общества в целом, так и для различных социально-демографических, социально-профессиональных и этносоциальных групп, а также отдельных людей. Современная методическая наука под историческим сознанием (рассматривая его как главную цель образования) понимает ценностное отношение к человеческому прошлому, систему ориентации в мире, под углом зрения истории, способ рационального воспроизведения и оценивания социумом и личностью движение общества во времени. Индивидуальное историческое сознание является результатом приобщения к знанию о прошлом, осмысления прошлого и генерации чувства сопричастности к нему Постников П.Г. Историческое сознание как цель, ценность и результат образования // ПИОШ. 2003. № 8. С. 60..

Страницы: 1, 2, 3, 4