Сущность концепта "дом" в русской языковой картине мира

Сущность концепта "дом" в русской языковой картине мира

Содержание

Введение

Раздел 1. Наименования жилых построек в говорах русского языка

1.1 Основные понятия теории номинации

1.2 Сегментация семантического пространства `жилье` в говорах русского языка

1.3 Лексическая мотивированность русских наименований жилых построек

2.2 Концепт «дом» в русской культурной традиции

2.3 Репрезентация концепта «дом» в современных моделях наивного массового сознания

Язык - одно из самых сложных явлений человеческого общества. Разнообразные языковые средства, которыми мы постоянно пользуемся при общении, образуют систему. Изучение законов образования и развития языка, его жизни необходимо в языкознании. В языке нет хаоса, всё в нём подчинено языковым закономерностям. «Значение вновь образованного слова всегда определяется значением производящего слова. Но как только слово станет самостоятельным, отделяется от родительского, войдёт в семью родственных по значению и по форме, его сразу же поставят на его собственное место» [Колесов,1976, с. 91].

Известно, что славяне вели оседлый образ жизни. В связи с этим, понятие «дом» для них, в отличие от некоторых других народов, играет существенную роль. В русском, как и в других славянских языках, существует множество наименований концепта «дом», связанных с признаками, отличающими его от обычного о нём же представления.

Цель настоящей работы - выявить основные параметры концепта «дом» в русской языковой и концептуальной картине мира.

«Языковая картина мира (ЯКМ) - выработанное многовековым опытом народа и осуществляемое средствами языковых номинаций изображение всего существующего как целостного и многочастного мира. В своём строении и в осмысляемых языком связях своих частей, представляющих; во-первых, человека, его материальную и духовную жизнедеятельность и, во-вторых, всё то, что его окружает: пространство и время, живую и неживую природу, область созданных человеком мифов и социум» [Шведова, с.14].

В современном языкознании плодотворно исследуется проблема ЯКМ, под которой подразумеваются формы языкового выражения человеческих знаний о мире, знаний, которые составляют концептуальную картину мира (ККМ). ЯКМ представляет собой не зеркальное отражение действительности, а определённую интерпретацию её. Не совпадают и ЯКМ, выраженные различными языками, поскольку всякая интерпретация подразумевает определённую специфику различных индивидуумов и языковых коллективов.

А.В. Головачёва так определяет картину мира: «Картина мира - это комплекс знаний о мире, об устройстве и функционировании макрокосма и микрокосма. Она формируется в результате перекодировки восприятия данных с помощью знаковых систем и в первую очередь языка» [Головачёва, с.196]. Автор дает определение ЯКМ, которая формируется менталитетом языкового коллектива: «Языковая картина мира - отражение «универсального знания» этноса о мире, что находит свое отражение в функционировании языковых категорий» [там же].

Н.И. Сукаленко, говоря об образной ЯКМ, отмечает, что в ней находит свое отражение обыденное сознание. Автор пишет, что КМ, отражаемая национальным обыденным сознанием, запечатлевается его носителями в некотором целостном, относительно устойчивом во времени состоянии, на деле являющемся продуктом длительного исторического опыта [Сукаленко, с.19]. Далее автор отмечает: «Естественно, что подобная картина, сформированная стихийно, включает многообразие форм и уровней проявления обыденного сознания: в ней причудливо переплетаются знание, предположение, вера, порождающие прототипы как материалистического, так и идеалистического воззрения на мир, отражение действительности в практике повседневного труда и быта и эстетическое освоение человеком реального мира, т.е. обыденные знания, здравый смысл и иррациональность, отраженная в мифах, легендах, суевериях» [там же, с.21]. КМ, по мнению Н.И. Сукаленко, характеризуется интернациональными, общечеловеческими и национально-специфическими особенностями.

Тем не менее, стихийно сформированная многоплановая, нередко противоречивая мозаика картины обыденного сознания может быть объяснена и связана воедино его особым интерпретирующим характером, специфическим способом восприятия объективной действительности. В обыденной, или наивной, КМ «способ восприятия» имеет приоритет перед действительным положением вещей. Речь идет о собственно человеческом предметном восприятии и предметном отражении действительности, закрепленном в первую очередь с помощью языковых эталонов. Совокупность предметов, явлений, с которыми человек на протяжении жизни встречается чаще, чем с другими; запечатление в сознании человека циклически меняющихся объектов в наиболее продолжительной по фазе разновидности - все это формирует некоторую стабильную картину отражения объективной действительности.

Стабильная КМ какими-то очень сложными способами соотносится с позитивными установками. Позитивность - это настроенность сознания на благоприятную для человека привычность. Как известно, маркируются любые отклонения от установленного миропорядка, оцениваемые человеком как отрицательно, так и положительно.

Таким образом, ККМ - это человеческие знания о мире, а ЯКМ - это отражение обыденного сознания, отражение этих знаний.

Одним из значимых фрагментов языковой и концептуальной картин мира является концепт «дом».

Концепт «дом, жилище» не раз становился предметом изучения в работах этнографического и культурологического характера (Зеленин Д. К., Байбурин А.К., Будилович А.С., Степанов Ю.С., Гура А.В., Воронин Н.Н. и др.), но языковой материал в них носит вспомогательный характер и рассматривается фрагментарно. Тогда как именно языковой материал позволяет выявить структуру и место определенного концепта в национальной картине мира.

Кардинальное свойство языкового знака - автономность формы и содержания - создает внутри языка свободную и, в то же время, обязательную ассоциацию формы и содержания. Это лежит в основе различного в различных языках семантического членения действительности, установления сходных и различных ассоциативных связей, конструирующих как языковую систему, так и речемыслительную деятельность.

Это кардинальное свойство языкового знака обеспечивается взаимодействием двух системообразующих факторов языка - категоризации и ассоциирования. Будучи по существу явлениями логического и психологического порядка, категоризация определяет включение фиксируемого понятия в систему языка, а ассоциирование - его закрепление в ней.

Категоризация, обеспечивая классификацию понятий, дает нам классификацию картин мира. Это делает язык средством познания и орудием коммуникации. Установление посредством ассоциирования связи понятий открывает возможность для фиксации старыми языковыми средствами нового идеального содержания [Годинер, с. 3].

Изучение национальной специфики языка - это не только изучение формы. Это, по словам Гумбольдта, возможность «установить путь, которым идет к выражению мысли язык, а с ним и народ, говорящий на этом языке» [Гумбольдт, с.73].

И различия ассоциативных путей, и изменения категориального статуса слова - все это участвует в создании национальной специфики языка, которая, по словам Гумбольдта, «описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступить в другой круг» [там же, с.80].

Тесно связана со спецификой установления пути познания народом окружающего мира довольно устойчивая категория наименований - названия типов жилых построек. Этот лексический пласт, меняющийся только с утратой реалий, инерционально стремится к постоянству в народно-диалектной речи. В этом аспекте он почти не изменился с XVII в. Так, «в древнерусских текстах домъ как `здание` известно уже в 1230 г., как `жилище` тоже в XIII в.» [Колесов, 1986, с. 197]. Такой стабильный пласт лексики обусловливает системность фрагмента ЯКМ.

«Сферы, связанные с хозяйственной деятельностью человека (дом и двор, поле), носят более подчеркнуто номинативный характер, чем все остальные, более самостоятельны в плане выражения нового знания о предмете. В тематическом плане обращает на себя внимание более детальная разработка сферы «дом»» [Рут, с. 67].

«В основе процесса номинации (языковой), которую можно грубо определить как создание значащих знаковых единиц (слов, словоформ, предложений), положен один из процессов, который, в конечном счете, вбирает в себя всё разнообразие, всю глубину проблем взаимоотношения языка и действительности, языка и мышления, языка и мира человеческих эмоций» [Рут, с.3]. Языковая номинация во многом связана с явлением мотивированности слова.

«Мотивированность - это количественная и качественная характеристика внутренней формы. Внутренняя форма присуща любой лексической единице, в то время как этимология слов не способствует обнаружению мотивированности» [Кияк, с.68].

Понятие мотивированности и внутренней формы (далее - ВФ) слова как частного проявления являются ключевыми в исследовании вопроса о ЯКМ. ВФ слова, отражающая характер воплощения мотивировочного признака в соответствии с «принятыми» в языковой системе типами означивания имеет интерпретационный характер, что создает возможность переосмысления первичного номинационного кода на основе ассоциаций, сопряженных с её синхронным понятием.

Исследования наименований определенных тематических групп позволяет выявить роль ВФ слова в создании частных фрагментов ЯКМ и характер связанных с ВФ системно значимых ассоциаций в диахронно-синхронном сопоставлении. Интересный материал в этом смысле дают нам наименования жилища - одна из самых древних микросистем, в которой закреплен опыт практического и культурно-мифологического освоения мира.

ВФ слова является лишь частью мотивационной модели, на основе которой создается наименование. Мотивировка названий осмысляется в собственно лингвистическом и внешне лингвистическом контексте употребления слова в языке и отражает превалирующую функцию мотивированных лексических единиц в создании ЯКМ. Восприятие ВФ слова находится под регулирующим воздействием языка (диалекта), где действуют процессы неомотивации как реакция системы на изменения ассоциативного фона ВФ слова [Гридина, Коновалова].

Отсюда вытекают задачи настоящей работы:

1. Выявить репертуар диалектных лексем, номинирующих дом, жилище.

2. Осуществить семантическую классификацию наименований жилья.

3. Выявить основные семантические признаки, реализующиеся в наименованиях жилья.

4. Проанализировать данные лексемы с точки зрения мотивированности.

5. Установить наиболее характерные мотивировочные признаки и принципы номинации.

6. Описать характер интерпретации концепта «дом» в русской традиционной культуре.

7. Охарактеризовать проявления концептуальной модели «дом» в современном политическом дискурсе как одной из форм вторичной репрезентации мифа.

В настоящей работе используются в качестве материала диалектная лексика, так как именно она наиболее дифференцированно отражает семантическое пространство, а также фольклорные тексты, интерпретирующие концепт «дом» в народном сознании.

Источниками диалектной лексики послужили как сводные диалектные словари («Опыт областного великорусского словаря», «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля, «Словарь русских народных говоров», «Словарь современных русских народных говоров»), так и региональные («Словарь русских донских говоров», «Словарь брянских говоров», «Ярославский областной словарь», «Мотивационный диалектный словарь (Говоры Среднего Приобья)», «Псковский областной словарь с историческими данными» и др.); этимологические словари («Этимологический словарь русского языка» М. Фасмера, «Этимологический словарь славянских языков; праславянский лексический фонд» под редакцией О. Н. Трубачева, «Этимологические заметки» А. А. Потебни и др.); исторические словари («Материалы для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского, «Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII - перв. Половины XVIII вв. сост. Л. Г. Панин).

Теоретическую базу работы составили труды А.А. Потебни, В.фон Гумбольдта, А.Ф. Лосева, исследований Т.Р. Кияка, В.Г. Гака, М.Э. Рут, О.И.Блиновой, В.Г. Вариной, Т.И. Вендиной, О.П. Ермаковой, А.П. Чудинова и др., а также работы культурологического и этнографического характера («Избранные труды. Очерки русской мифологии» и «Восточнославянской этнографии» Д.К. Зеленина, «Константы» Ю.С. Степанова, «Язычество Древней Руси» Б.А. Рыбакова, ст. «Жилище» Н.Н. Воронина в кн. «История культуры Древней Руси»).

В работе используются сравнительно-исторический, описательный методы, метод когнитивного анализа и элементы компонентного анализа.

Сравнительно-исторический метод предполагает такое сравнение языков, которое направлено на выяснение их исторического прошлого [Маслов, с. 225].

Описательный метод по своей сути предполагает системное описание лексем с точки зрения синхронии.

Метод компонентного анализа получил широкое распространение в лексикологии в последние десятилетия. Этот метод заключается: во-первых, в соответствии с достижениями современной лингвистики постулируется, что значение слова - это сложный феномен; во-вторых, этот сложный феномен можно разделить на составляющие, для обозначения которых используются разные термины: компоненты значения (содержания), или семантические компоненты, дифференциальные элементы, фигуры содержания, семантические множители, дифференциальные признаки, ноэмы, семы и т.д.; в-третьих, разложению слова на его семантические множители должно предшествовать распределение значений по семантическим полям, выделение семантических полей [Тарланов, с. 24].

Когнитивный подход предлагает для описания знаний о мире аппарат фреймов и сценариев, которые представляют собой нечто вроде «упаковок» для знаний о мире, причем сами эти упаковки допускают чисто формальное описание на различных языках математики. [Баранов, Караулов, с. 185-186].

Раздел 1. Наименование жилых построек в говорах русского языка

1.1 Основные понятия теории номинации

Внутренняя форма слова

Идея о ВФ впервые была представлена В. фон Гумбольдтом в его работе «О различии строения человеческих языков и его влияние на духовное развитие человечества». Согласно Гумбольдту «Слово - не эквивалент чувственно-воспринимаемого предмета, а эквивалент того, как он был осмыслен речетворческим актом в конкретный момент изобретения слова. Именно здесь - главный источник многообразия выражения для одного и того же предмета…» [Гумбольдт, с. 103]. То есть ВФ - осмысление слова речетворческим актом в конкретный момент его изобретения.

Продолжил и развил идею Гумбольдта А.А. Потебня в работе «Мысль и язык».

«ВФ слова - отношение содержания мысли к сознанию. Она показывает, как представляется человеку его собственная мысль. Этим только можно объяснить, почему в одном и том же языке могут быть много слов для обозначения одного и того же предмета и наоборот - одно слово, совершенно согласно с требованиями языка может обозначать предметы разнородные» [Потебня, с. 153].

Кроме того, «ВФ - ближайшее этимологическое значение слова, заключающее в себе только один признак» [Потебня, с. 134]. «В слове мы различаем: внешнюю форму, т.е. членораздельный звук, содержание (т.е. значение слова - субъективная в говорящем и слушающем), объективируемое посредством звука, и внутреннюю форму (единственное объективное в слове, в процессе речи, ВФ и названо единственным объективным содержанием в слове), или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание с внутренней формой» [Потебня, с. 134].

«В современной лингвистике, как известно, нет единого взгляда на проблему взаимоотношений ВФ и этимологии лексических единиц. Более логично не смешивать эти две категории, так как между ВФ и этимологией не существует непосредственной взаимосвязи» [Варина, с. 237]. Вместе с тем на определенном уровне ВФ может иметь своей предпосылкой раскрытие этимологического значения соответствующих единиц, особенно с целью обоснованного подтверждения ее существования (это характерно в первую очередь для непроизводных единиц типа «стол»). Главное же отличие между ВФ и этимологией состоит в том, что последняя рассматривается преимущественно гипостазировано, безотносительно к синхронному состоянию лексического значения, в то время как ВФ, будучи имманентно присущей каждому слову, для носителей языка не всегда имеет скрытый характер, несмотря на возможное субъективирование ее оттенков, особенно в случае восприятия или интерпретирования априори.

Поэтому можно также утверждать о существовании «этимологической ВФ слова, обнаруживаемой посредством специальных исследований на определенном этапе развития ad hoc, и узуальной ВФ лексической единицы, функционирующей сегодня в языке» [Кияк, с. 12-13].

Таким образом, существует два подхода к определению ВФ:

Этимологический подход, при котором ВФ совпадает с этимологическим значением. Так, В. В. Иванов определяет ВФ как «первоначальное его значение, в основу которого положен какой-то определенный признак предмета или явления» [Иванов, с. 43-44]. Наряду с такой точкой зрения, существует противоположная; Б.А.Серебренников, комментируя определение Р.А. Будагова ВФ как «способа выражения понятии через слово, характер связи между звуковой оболочкой слова и его первоначальным содержанием», не соглашается с ним, а утверждает, что «новое слово, созданное на основе звуковой оболочки, соотнесенной с каким-либо его признаком, с самого начала становится содержательно богаче по сравнению с содержанием, воплощенном в признаке» [Серебренников, с.170], т.е. Б.А. Серебренников не отождествляет ВФ с этимоном, а считает, что первичное значение имеет свойство модифицироваться.

Существует «синхронная трактовка» понятия ВФ. Макс Алинеи (один из составителей Лингвистического атласа Европы), комментируя определение Л.С.Выготского слова «как сокращенного пути» понятия, утверждает, что такое «сокращение пути» осуществляется с помощью мотивации или ВФ. «Именно потому, что мотивация является сокращенным путем для значения понятия, она не может полностью совпадать со всем понятием, следовательно, знание мотивации понятии не обозначает автоматически знания понятия во всей ее полноте». Если слово современного происхождения, его мотивация прозрачна, и значение понятия является автоматическим.

«Но если слово старое, мотивация, даже являясь прозрачной, может являться как бы вершиной айсберга, и лингвист должен сделать значительное усилие, чтобы заполнить промежуток между мотивацией и полным понятием». [Алинеи, с.105-106].

О.И. Блинова считает, что «понятие ВФ слова (наряду с понятием мотивированности и мотивационного значения) базируется на осознании рациональной связи звучания и значения слова, на осмыслении этой связи» [Блинова, 1989, с.68]. Другими словами, «система номинации слов - принцип (и признак) номинации, способ номинации, средство номинации, - находят свое воплощение во ВФ, аккумулирующей в себе мотивировочный и классификационный признаки обозначаемого и одновременно потенцию отношений лексической и структурной мотивированности слова» [Блинова, 1989, с.69], т. е. рассматривает ВФ в качестве компонента семантической структуры слова, элемента его значения.

Аналогичного мнения придерживаются О.П. Ермакова и Е.А. Земская, однако они считают «нецелесообразным включать в понятие ВФ указание на денотат (вопреки О.И. Блиновой, которая полагает, что ВФ слова голубика - `голубая ягода' [Блинова, 1984, с. 184-185]), ибо понятие ВФ должно иметь объяснительную силу», а при подобном подходе «понятие ВФ теряет свою объяснительную силу, а ВФ предстает как редуцированное лексическое значение» [Ермакова, Земская, с. 520]. В этом случае речь идет о живой ВФ. «Каждый носитель языка ощущает ВФ слова, причем нередко это ощущение имеет более или менее индивидуальный характер. Восприятие ВФ зависит от личных свойств человека, но и знакомства с тем, что называет слово. ВФ дает представление о том, почему именно так названо нечто. Иными словами: ВФ - это «способ мотивировки значения в данном слове» [Иванов, с. 43]. «ВФ отражает дух языка, наивное, донаучное сознание народа, она глубоко национальна» [Ермакова, Земская, с. 520].

В.Г. Варина, как уже упоминалось (см. с.9 настоящей работы), считает, что «постановка вопроса о ВФ как синхронном компоненте семантики слова предполагает в качестве необходимого условия разграничение понятий ВФ и этимологии языковых единиц в принципе» [Варина, с. 237]. Причем в качестве элемента лексического значения ВФ сопровождается указанием на живую ВФ, т.е. на признаки номинации, которые создаются носителями языка» [Левковская, с. 153].

«Именно за этими признаками и следовало бы, по В.Г. Вариной, закрепить понятие и термины «ВФ» в отличие от понятия и термина «этимология языковых единиц»» [Варина, с. 237].

То есть В. Г. Варина также рассматривает ВФ «в качестве компонента семантической структуры лексических единиц (в синхронно-описательном плане), где одно из наиболее важных для синхронной семантики свойств данного компонента заключается в его динамическом характере, который обнаруживается по-разному в различных условиях функционирования лексических единиц» [Варина, с. 238].

Т.Р. Кияк предложил различать этимологическую ВФ и узуальную ВФ лексической единицы, функционирующей сегодня в языке [Кияк, с.13].

Подчеркивая второстепенное значение этимологии для раскрытия современного состояния ВФ слова, можно согласиться также с тезисом о том, что «и по объекту изучения и по проблематике учение о ВФ шире этимологии» [Кияк, с.13].

В дальнейшем рассуждении, «с учетом сложности структуры знаков», Т.Р. Кияк различает имплицитные и эксплицитные ВФ [Кияк, с.14], где первые «представлены простыми словами, принадлежащими в большинстве своем к первозданной лексике», а последними наделены «производные слова» [Кияк, с.15-17].

По своим семантическим, когнитивным и словообразовательным характеристикам узуальные внутренние формы подразделяются на:

1) эксплицитные ВФ: а) синтетические (лексемные): например, «вычислительная машина»; б) производные (морфемные): например, «быстрота», «учитель»; в) переосмысленные ВФ - выражения, образованные путем «семантического словообразования» (термин Е. С. Кубряковой); например, «палец» - технический термин от «палец» - общеупотребительное слово; «медведь» - силач от «медведь» - род животного;

2) имплицитные ВФ, т. е. ВФ непроизводных единиц (дом, рука, огонь) [Кияк, с.25] (см также с. 9 настоящей работы).

В словаре лингвистических терминов О.С. Ахмановой рассматриваемое понятие трактуется следующим образом: «ВФ слова (*символическая ценность, смысловая структура) - семантическая структура слова, т. е. те его морфологические свойства, которые символизируют связь данного звучания с данным значением или с данными лексическими коннотациями» [Ахманова, с. 81].

Таким образом, понятие ВФ неоднозначно трактуется в современной лингвистической литературе.

Принимая во внимание все основные проблемы исследования ВФ, а именно: неосязаемость, недоступность ее непосредственному наблюдению, необходимо различать ВФ и этимон, как это предлагают В.Г. Варина, Т.Р. Кияк и др. Если слово немотивированно с точки зрения современного русского языка либо той же частной диалектной системы, то оно не имеет узуальной внутренней формы.

Типология мотивированности

Внутренняя форма (ВФ) входит в значение; мотивирует его. «Понятие ВФ и мотивированность близкие, но не совпадающие. Мотивированность содержит указание на принадлежность базового слова или словосочетания и той или иной части речи к семантической группе. Оно работает на собственно словообразовательную характеристику слова. Понятие ВФ вскрывает характер (природу) наименования, которым является слово; оно работает на ономасиологический аспект слова [Ермакова, Земская, с. 518].

Лексическая мотивированность, с точки зрения словообразования, это деривационное соотношение между производными и производящими словами.

В ономасиологии мотивированность - это результат процесса создания мотивированной формы наименования на основе мотивировочного признака, легшего в его основу.

В лексикологии мотивированность - структурно-семантическое свойство слова, позволяющее осознать обусловленность связи его звучания и значения на основе соотнесенности с языковой или неязыковой действительностью.

Вопрос о лексической мотивированности остается актуальным на сегодняшний день. Так, О. И. Блинова, вслед за А. И. Моисеевым замечает, что «слова, ясные в словообразовательном или этимологическом отношении, при прочих равных условиях (степень употребительности, характер предметной соотнесенности и пр.), легче воспринимаются и воспроизводятся, прочнее удерживаются в памяти, нежели слова, лишенные мотивации» [Моисеев, с. 60].

«Не случайно освоение слов иноязычного происхождения рождает много самых разнообразных фонетических вариантов, например: кватера, кватира, квартера, фатера, фатира и др. - у одного только заимствования, функционирующего в русском языке с 18 века [см.: Палагина В. В. «Словарь некоторых слов в говорах бассейна р. Оби»]. То же явление характеризует и старые заимствования, употребляющиеся в диалектах несколько сот лет: сабог, забог, собок `сапог` [Филин, с. 29]. Видоизменение звуковой оболочки заимствованного слова, помимо прочих факторов, бывает обусловлено и трудностью запоминания неосмысленной мотивировочной последовательностью звуков «чужого» слова.

В языке наряду с мотивированными словами имеются немотивированные. Но, во-первых, слов мотивированных в русском языке значительно больше, чем слов немотивированных. Если следовать точке зрения К.А. Левковской, то и непроизводные исконно-русские слова, составляющие незначительный процент немотивированных слов, нельзя считать полностью немотивированными, так как они входят в ряды производных однокоренных слов и, будучи органически связанные с ними, «получают как бы «вторичную» («обратную») мотивированность» [Левковская, с. 116-117].

Во-вторых, иноязычные, немотивированные слова появляются в языке совсем не потому, что мотивация слов актуально не значима, а по иным причинам, равно как и деэтимологизация, наблюдающаяся в языке, порождается, как выяснено, рядом условий, не имеющих прямого отношения к мотивированности слова и ее роли в языке (в числе этих условий - выпадение из словаря опорного слова, изменение его звуковой оболочки, стилистическая или экспрессивная дифференциация слов, связанная по словопроизводству) [Торопцев, с. 133-138].

В-третьих, в языке в соответствии с действующей тенденцией к мотивированности осуществляется ряд процессов, приводящих к увеличению процента мотивированных слов.

Одним из таких процессов является этимологизация - «процесс установления новых словопроизводственных связей и создания на их базе лексической мотивированности» [Торопцев, с. 102]. Этот процесс иначе называется народной (реже - ложной) этимологией.

В пользу значимости мотивации слова в процессе языкового общения говорит возникновение в диалектах мотивированных слов-параллелей к иноязычным словам или исконно русским словам, утратившим мотивированность. [Блинова, 1972, с. 95-96].

Тенденцией к мотивированности обусловлено и возникновение в говорах лексико-морфологических (или словообразовательных) вариантов, которые характеризуются более развернутой морфологической структурой. Наблюдается это в тех случаях, когда в слове слабо выражен классифицирующий признак и слово является недостаточно мотивированным, например: хором, хоромина, хоромы.

Недостаточная мотивированность отмечается и у аффиксальных образований, что бывает, связано с многозначностью аффиксов и семантической перегруженностью производящих основ» [Сахарный, с.51-52]. Это приводит к возникновению лексико-морфологических вариантов слова, которые получают как бы вторичную мотивированность, например: опечек - подопечек `основание печи`» [Блинова, 1972, с. 97].

«Изучение лексической мотивированности слова в рамках тематических групп лексики, сгруппированной, как известно, на основе внеязыкового принципа, обнаруживает структурно-семантические (мотивационные) связи между словами в дополнение к тем связям, которые являются отражением внеязыковых соотношений обозначаемых предметов» [Блинова, 1972, с. 101].

Иными словами, «лексическая мотивированность и варьирование слова в диалектах - этот план представляется особенно перспективным. Прежде всего, мотивированность или тенденция к мотивированности является одной из причин, порождающей различные виды вариантов, начиная от лексико-семантических, где ни один вариант не создается помимо мотивации, и кончая лексико-фонетическими» [Блинова, 1972, с. 103].

Не следует смешивать понятия мотивированность - свойство слова и мотивация - связь между словами, обнаруживаемая их мотивированностью, т. е. то же, что и мотивационные отношения; мотивировка - объяснение рациональности связи звуковой оболочки слова и значения [Блинова, 1984, с. 188].

Типология мотивированности восходит к дихотомии, введенной Ф.де Соссюром: абсолютная/относительная мотивированность, где абсолютная это слово, звуковая оболочка которых воспроизводит какие-либо элементы их значения (звукоподражание, звуковой символизм).

Ю.С. Маслов назвал такую мотивированность «изобразительной», т. е. «позволяющей в той или иной мере имитировать характерное звучание предмета» [Маслов, с. 112].

Относительная мотивированность выявляется посредством соотношения слова с языковой действительностью.

У Ю.С. Маслова этот тип мотивированности называется «описательной» мотивированностью, которую «можно наблюдать либо при употреблении слова в переносном значении, либо в производных сложных словах. Переносное значение мотивировано сосуществующим с ним прямым (переносное «второй степени» - переносным «первой степени» и т. п.), как в словах окно, зеленый и проч.».

«Описательная мотивированность» относительна, ограничена: в конечном счете, она всегда опирается на немотивированное слово. Так, столяр или столовая мотивированы, но стол - нет. Итак, во всех случаях: все незвукоподражательные слова, непроизводные с точки зрения современного языка, употребленные в своих прямых значениях, являются немотивированными» [Маслов, с. 112-113].

О.И. Блинова выделила семантический тип относительной мотивированности и морфологический тип, где семантическая - это разновидность относительной мотивированности, выраженной ЛСС языка, например, колокольчик `цветок`; морфологическая - это разновидность типа относительной мотивированности, выраженная посредством морфем; лексическая - это мотивированность на уровне корней; структурная - на уровне аффиксов: разновидность типа относительной мотивированности, которая связана со структурой, например: тигрица [Блинова, 1984, с. 188-189].

Т.Р. Кияк различает формальную (внешнюю) мотивированность и содержательную (внутреннюю).

«Содержательная мотивированность характеризует способность ВФ отражать наиболее релевантные признаки языкового содержания слова или выражения, т. е. раскрывает ее структурно- семантические особенности в сопоставлении с лексическим значением» [Кияк, с. 77]. В момент возникновения все слова мотивированы.

Таким образом, с точки зрения синхронии, существуют лексемы: формально мотивированные и содержательно мотивированные; формально мотивированные, а содержательно немотивированные; формально и содержательно немотивированные.

С понятием мотивированности тесно связано понятие языковая мотивация, причем Е. Б. Комина называет «мотивацией» не что иное, как «мотивированность» [Комина, с. 60]. Она указывает на проблему мотивации как «неотделимую в лингвистической литературе от проблемы номинации, связи «означаемого и означающего», с одной стороны, и имманентными закономерностями развития языка - с другой» [Комина, с. 60].

Принципы номинации

Принцип номинации и способ номинации не следует синонимизировать. Принцип номинации - это исходное положение, правило, которое формируется на основе обобщения мотивировочных признаков, связанных с использованием растений в быту, медицине, на производство и т. д., сформировался принцип номинации по функции (назначению, использованию, роли). Следовательно, принцип номинации - категория семантическая, содержательная, фиксируемая в сознании носителей языка. Способ номинации - это прием осуществления, реализации принципа номинации, представленного мотивировочным признаком. Таким образом, способ номинации и принцип номинации соотносятся как форма и содержание. Способ номинации может быть прямым (когда мотивировочный признак выражен непосредственно, т. е. Основной, корневой морфемой слова, например: рыжик `гриб` от рыжий) и опосредованным (когда мотивировочный признак обозначен ассоциативно, посредством другого, уже существующего в языке слова или новообразования, например: лисичка `гриб рыжик`, ежевика`ягода` название по ассоциации с еж). [Блинова, 1972, с. 99].

«Средством номинации являются фонетические, морфологические, лексико-фразеологические и синтаксические единицы языка» [Блинова, 1972, с. 99].

Ведущим в изучении лексики говоров являются два взаимно дополняющих подхода: тематический (исследование лексики по тематическим группам) и проблемный (исследование на диалектном материале разных проблем). Тематический подход в изучении словарного состава диалектов, имеющий как преимущества, так и ограничения, при выявлении значения слов предполагает установление связи между словами и обозначаемыми реалиями. Это, в свою очередь, способствует определению мотивировочного признака в словах с живой ВФ, а затем и общих тенденций номинации, принципов и способов номинации данного комплекса реалий. В итоге становится возможным выяснение одного из способов формирования определенных тематических групп лексики.

Опыт такого изучения осуществлен на материале названий растений, животных, построек и их частей, рыболовецкого комплекса в системе различных говоров русского языка и заслуживает самого пристального внимания. Таким образом, локальная окраска и специфика одной и той же тематической группы лексики в системе разных говоров русского языка достигается различными комбинациями многих компонентов: мотивационных признаков, признаков и способов номинации, мотивационных основ и т. д.

Выявлено, что принципы номинации характеризуются тематической «привязанностью»: для разных тематических групп лексики свойственны как общие, так и частные, специфичные принципы номинации и набор мотивировочных признаков. Это обусловлено как внеязыковой сферой (например, специфика предметов живой и неживой природы), так и внутриязыковыми семантическими закономерностями, которые еще недостаточно выявлены. Так, в составе названий животных представлена мотивировка звукоподражанием, что невозможно среди названий бытовых предметов, которые в свою очередь, получают названия по материалу изготовления (железка `железная печь`) [Блинова, 1972, с. 99-101].

Попытка показать наличие системной организации слов тематической группы осуществлена В. Е. Гольдиным на материале названия построек и их частей в русских говорах [Гольдин, с. 282-290]. «Мотивационная связь - связь органическая и постоянная, связь, имеющая многовековую традицию. Формы проявления этой связи разнообразны» [Блинова, 1972, с. 101].

В противовес такой концепции, существует иная трактовка природы номинации. Так, Б.А. Серебренников справедливо полагает, что «создание слова по какому-нибудь признаку является чисто техническим языковым приемом. Признак выбирается лишь для того, чтобы создать звуковую оболочку слова. Признак, выбранный для наименования, далеко не исчерпывает всей сущности предмета, не раскрывает всех его признаков» [Серебренников, 1977, с. 172].

Процесс же утраты ВФ объясняется «тенденцией языка к устранению опасности ложной характеристики значения слова, которая может возникнуть по той причине, что в основу наименования кладется название какого-либо одного признака, тогда как действительное значение основывается на системе признаков» [Серебренников, 1977, с. 172-173].

Эти две тенденции существуют в языке: с одной стороны - тенденция к мотивируемости одних лексем другими, с другой - к формальной изоляции лексем.

1.2 Сегментация семантического пространства `жилье` в говорах русского языка

Общие наименования жилья

Для русских говоров наиболее характерны три родовых наименования жилья: дом, хата, изба.

Четко дифференцировать по значению лексемы затруднительно.

Различия в значениях данных лексем имеют не собственно языковой характер, а связаны с различиями самых обозначаемых реалий, с многообразием типов построек, используемых на Руси.

В.Е. Гольдин, вслед за Ф.П. Филиным отмечает в своей статье «О языковом выражении тематических связей названий построек и их частей в русских говорах», что осуществление классификации лексем подобного рода представляют значительные трудности... «Языковеды, исходя не из семантических закономерностей, а из той или иной группировки предметов и явлений, очень часто не имеют прочных оснований для своих классификаций и стоят на грани утраты предмета своей науки» [Гольдин, с. 282].

Автор также выделяет широко распространенные названия крестьянского дома: хата, изба, дом. Для них характерно развитие в разных говорах значений с противоположной экспрессивной окраской. Так, в с. Бобрик Мценского района Орловской области изба - новый дом, а хата - «похуже»; в с. Фентисово Золотухинского района Курской области хата - обычный дом, изба - «плохой дом» и курень - «самый плохой дом» (ср. значения слова курень, указанные В. Далем). У русских старожилов северного Прииссыккулья встречаются варианты лексико-семантической группы изба-хата-дом, в которых хата занимает противоположные места в альтернации «маленький дом» - «большой дом» [Гольдин, с. 282, 287].

Лексема дом в литературном языке известна в значении `жилое здание, строение, жилое пространство человека` [ТСРЯ, 1, с. 425]. Лексема дом имеет также значения `династия`, `семья`, `государственное учреждение`, а также диал. `двор`, `дом с пристройками`; «ходить домами» означает `жить дружно`. В словаре В. Даля во втором значении дом это `изба, крестьянский дом со всеми хозяйственными постройками` (без указ. места) [СРНГ, 8, с. 116]. Это слово непроизводно.

В русском языке данная лексема имеет ряд дериватов; например: домашность в значении `жилой дом со всеми хозяйственными пристройками` [СРНГ, 8, с. 117]; домовина 1. `дом, постоянное жилье` (в отличие от летника и зимника). 2.`гроб`. 3. `сооружение, сруб в виде гроба над могилой` [СРНГ, 8, с. 119]; домовище 1. `жилище`//`жилище злых духов`. 2. `гроб`. 3. в суеверных представлениях - омут, в котором живет водяник (дух) [СРНГ, 8, с. 120]; домовка 1. `дом, жилище`. 2. `хозяйство`. 3. `могила` [СРНГ, 8, с. 120]; домишко уничижит. `Дом` [СРН-ДРС, с. 36]; доможира `дом со всем хозяйством` [СРНГ, 8, с. 122].

«Общее значение слов с корнем дом- можно было бы описать как `искусственно выстроенное и для каких-либо целей предназначенное сооружение`: домец - `деревенская игра, род лапты`, домик - `пчелиный улей`, домник - `чан для варки пива`, домушка - `будка для собаки`» [Колесов, 1986, с. 195].

В настоящее время в литературном языке это слово обозначает родовое понятие и ассоциируется в языковом сознании с сооружением из камня, либо из кирпича и соотносится с лексемами изба (из дерева) и хата (из глины, (первоначально на Украине и в Белоруссии).

Последняя лексема, несмотря на свою территориальную закрепленность, имеет также родовое значение `жилище`.

«Уже в очень раннее время, в начале первого тысячелетия нашей эры, наблюдаются различия в жилищном строительстве северной и южной групп восточнославянских племен. На севере, в лесной полосе, как правило, использовали бревенчатую срубную постройку, на юге в лесостепной полосе - постройки полуземляночного характера. Это различие приводит в дальнейшем к сложению устойчивых типов рядового жилья - бревенчатой избы в средних областях и хаты-мазанки на Украине» [Воронин, с. 208].

«Южнорусское жилище строилось без подклета, пол первоначально был земляной, глинобитный, а потом деревянный, пол назывался «земь». Леса в южных районах мало, поэтому, помимо деревянных домов, можно было встретить саманные дома, сделанные из смеси глины и резаной соломы или же мякины» [Воронин, с. 208].

Д.К. Зеленин отмечает в своей работе, что «южнорусский жилой дом отличается от всех остальных восточнославянских домов тем, что угол около двери предназначается не для печи, а для святого угла с иконами. Печка же помещается в противоположном углу избы» [Зеленин, с. 288].

В юго-западных областях России (Смоленской, Брянской, Орловской, курской, Белгородской, Воронежской), а также в Белоруссии и на Украине крестьянское жилище называется хатой. Это название изредка встречается и на других территориях Центральной России. Слово хата заимствовано славянами из иранских языков, где оно обозначало `дом земляночного типа`. По поводу того, как происходило заимствование, единого мнения у этимологов нет. Одни полагают, что славяне переняли его непосредственно от носителей иранских языков - скифов и сарматов. Другие же считают, что оно пришло в восточнославянские языки от венгров (haz-`дом`) в то время, когда предки венгров перекочевали из-за Волги на свою современную родину - в Венгрию.

Этимологически родственные этой лексеме слова пришли в русский язык как самостоятельные единицы. «Слово казино `игорный дом` вошло в русский язык в 18 веке из французского языка, который в свою очередь усвоил его из итальянского, где казино возникло как уменьшительно-ласкательное производное от casa `дом`» [Шанский, 2002, № 1, с. 87].

«Модное сейчас слово коттедж, как и сам обозначаемый им дом, пришло к нам в середине 19 века из английского языка. В последнем cottage было образовано с помощью французского по происхождению суффикса -age от cot `хижина, дом; хлев`, старого индоевропейского названия дома, известного в древнеиранском (kata-), немецком (Kate), финских языках (kota)» [Шанский, 2003, № 5, с. 57], испанском, итальянском языках casa `дом`.

К заимствованиям от того же корня относятся слова, пришедшие в русский язык в эпоху Петра I: казарма и каземат (казамат) ит. Casa matte `невидимый дом, укрытие`.

Лексема хата ассимилирована в русском языке, о чем свидетельствует ряд дериватов: хатица `избушка` [Доп., с. 289]; хатина `небольшой дом или комната`, хатка `клеть`[ООВС, с.246]. употребляется в значении `горница`, а также `изба` Смол. Поречн. Росл. [ООВС, с.246]. Это слово имеет не меньшую важность для русского крестьянина, чем слово дом, о чем свидетельствуют пословицы, рожденные народом: «своя хатка - родная матка»; «моя хата с краю» и проч.

В литературном языке лексема хата обозначает:

1. Крестьянский дом (бревенчатый или мазанка) в украинской и южнорусской деревне.

2. употр. В названиях сельских учреждений (нов.) хата-читальня, хата-лаборатория [ТСРЯ, 4, с.1136].

Лексема дом является более нейтральной, хотя дом как особый тип строения можно квалифицировать по основному материалу для постройки, а также по способу его обработки: «основным материалом для постройки жилища служит разного рода дерево: дом либо рубят из плах цельных древесных стволов, либо плетут из хвороста. Кирпичи первоначально применяли только при постройке церквей; крестьянские дома из кирпича стали строить в деревнях не раньше 18 в.» [Зеленин, с. 288].

В комментариях к карте 3 «Диалектологического атласа русского языка», автор статьи классифицирует типы построек таким образом: «на карте показаны различия в значениях названий жилой постройки при их сосуществовании в одной частной диалектной системе, если такие отношения дают заметные ареалы. Значения этих слов в частных диалектных системах в известном смысле определено типами постройки, бытующими по традиции на той или иной территории, - характерными этнографическими типами крестьянской жилой постройки.

Но различия в значениях слов не находятся в непосредственной зависимости от различий в характере постройки. Одни и те же слова при одном и том же типе постройки в разных диалектных системах могут передавать различия в значениях по разным признакам.

Не все материальные различия, если они наблюдаются в одних и тех же населенных пунктах, находят выражение собственно в названиях; так, постройка может называться избой независимо от того, представляет ли она сруб из четырех стен или имеет усложнение в плане, сделана ли она из дерева или кирпича, камня; а может, напротив, именно в зависимости от этих качеств иметь разные названия: изба - `четырехстенная`, дом - `пятистенный`; или изба - `деревянная`, дом - `каменный`; изба - `деревянная`, хата - `каменная`.

Слова могут различать разновидности одной реалии - 1) по материалу: а)`деревянная постройка`/`каменная (кирпичная) постройка`: дом/изба; изба/хата; б) `деревянная постройка`/`деревянный верх на каменном (кирпичном) фундаменте`/`каменная (кирпичная) постройка`: изба/полудомок/дом; в) единичные: литуха `саманная`; глинобитка - `хата из глины`; хоромы - `кирпичные`; 2) по соотношению частей: `жилое помещение разделено на несколько комнат`/ `жилое помещение по обе стороны сеней`: дом/изба; 3) по функции: `постройка для зимы`/`постройка для лета` - изба : дом; зимовка : изба [ДАРЯ, с. 54-55].

«Квадратный сруб определял простейшую форму деревянного жилья - избы. Срубы изб встречаются при раскопках всех городов севера Руси» [Воронин, с. 208].

« Весьма характерно, что самый термин изба (истба, истопка, истебка) связывается с различным по конструкции жильем - как срубным, так и полуземляночным; этот термин обозначает жилье вообще, с печью; теплое жилье, о чем говорят приведенные варианты термина, а также частный эпитет «теплая изба». Так, например, «теплая истопка» на дворе Ратибора в Киеве, в которой был убит половецкий военачальник Итларь (1095 г.), едва ли не была полуземляночным сооружением - сын Ратибора Ольберг застрелил Итларя «възлезше на истобку прокопаша и верх»; этот «прокапываемый» верх напоминает остроконечную задернованную кровлю землянок, описанных в рассказе Ибн-Русте. На миниатюре Кенигсбергской летописи, иллюстрирующей рассказ о смерти Итларя, изображена, однако, срубная изба» [Воронин, с. 214].

Слово изба, др.-русск. истъба `дом, баня` (истобка в «Повести временных лет»), известно, как уже говорилось, всем славянам. Происходит из праславянской формы *jьstъba, которая могла быть заимствована или из герм. *stuba, вероятно, из кельт. (по Шахматову); другие (Соболевский, Мейе) считают, что изба романского происхождения от народнолат extufare `парить` [Фасмер, 2, с. 120-121]. Этот зодческий термин так же, как хата и дом, прижился в русском языке, о чем свидетельствует ряд устойчивых словосочетаний: разволочная изба `разъемная, разборная` [Даль, 4, с. 143]; черная изба; курная изба; белая, красная - `с красным, т. е. большим или переплетным окном`; шестистенная, четырехстенная; а также обширный ряд вариантов форм и дериватов приставочно-суффиксального образования.

Страницы: 1, 2, 3, 4