Проекты П.А. Столыпина

Проекты П.А. Столыпина

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В РОССИИ В КОНЦЕ 19 - НАЧАЛЕ 20 ВЕКА

На рубеже 19 и 20 века общество вступило в новую фазу своего развития: капитализм стал мировой истемой. Россия, вступившая на путь капиталистического развития позже стран запада, попала во вторую группу, куда входили такие страны как Япония, Турция, Германия, США.

В начале 90-х гг. 19 в. в России начался промышленный подъем, который продолжался несколько лет и шел очень интенсивно. Особенно высокими темпами развивалась тяжелая промышленность, которая к концу века дава-ла почти половину всей промышленной продукции в ее стоимостном выраже-нии. По общему объему продукции тяжелой промышленности Россия вошла в число первых стран мира.

Промышленный подъем был подкреплен хорошими урожаями в течение ряда лет. Оживление в промышленности сопровождалось бурным железнодорожным строительством. Правительство верно оценило значение железных дорог для будущего экономики и не жалело денег для расширения их сети. Доро-ги связали богатые сырьем окраины с промышленными центрами, индустри-альные города и земледельческие губернии - с морскими портами.

Главной причиной промышленного подъема 90-х гг. явилась экономи-ческая политика правительства. Одной из составных частей экономи-ческой политики стало установление таможенных пошлин на ввозимые в Россию товары и одновременно устранение препятствий на пути проникновения в страну иностран-ных капиталов. Эти меры, по замыслу их инициаторов, должны были изба-вить молодую отечественную промышленность от губительной конкуренции и тем самым способствовать ее развитию, которому помогали заграничные деньги. В экономической политике царизма конца 19 - начала 20 века, бы-ло немало сильных сторон. В те годы Россия уверенно завоевала позиции на рынках Дальнего и Среднего Востока, тесня там своих соперников. Однако эта политика оставалась внутренне противоречивой. И не только потому, что в ней пре-обладали административные меры и недооценивалось значение частного предпринимательства. Главное заключалось в том, что самому курсу правительства не хватало сбалансированности между потребностями промыш-ленности и сельского хозяйства.

Несбалансированность хозяйства стала одной из причин экономического кризиса начала 20 столетия, который затем сменился длительной "депрессией" 1904-1908 годов. С 1909 по 1913 год начинается экономический подъем. В результате прошедшего кризиса слабые, маленькие предприятия разорились, ускорился процесс концентрации промышленного производства. В 80 - 90 годы временные предпринимательские объединения замещаются крупными монополиями; картелями, синдикатами (Продуголь, Проднефть и т.д.). Одновременно с этим идет укрепление банковской системы (Русско-Азиатский, Петербургский международный банки). В начале 20 века Россия являлась средне развитой страной. Наряду с высоко развитой индустрией в экономике страны большой удельный вес принадлежал раннекапиталистическим и полуфеодальным формам хозяйства - от мануфактурного до патриархально-натурального. Русская деревня как в зеркале отражала пережитки феодализма: крупные помещичьи землевладения, отработки, являющие собой прямой пережиток барщины. Крестьянское малоземелье, община с её переделами тормозили модернизацию крестьянского хозяйства.

Социально - классовая структура страны отражала характер и уровень её экономического развития. Наряду с формированием классов буржуазного общества (буржуазия, мелкая буржуазия, пролетариат), в нем продолжали существовать и сословные деления - наследие феодальной эпохи. Буржуазия занимает ведущую роль в экономике страны 20 века. До этого она не играла какой-либо самостоятельной роли в общественно-политической жизни страны, так как она была полностью зависима от самодержавия и оставалась аполитичной и консервативной силой.

Дворянство, которое сосредоточило более 60% всех земель, было главной опорой самодержавия, хотя в социальном плане оно теряло свою однородность, сближаясь с буржуазией.

Крестьянство включало около 75% населения страны. Оно состояло из: кулаков (20%), середняков (30%), бедняков (50%). И, естественно, между ними возникали противоречия.

Наемные рабочие, в начале 20 века, составляли около 17 млн. человек. Этот класс был не однороден. Большая часть рабочих состояла из недавно пришедших в город крестьян, еще не потерявших связь с землёй. Ядром этого класса стал фабрично-заводской пролетариат, насчитывавший более трёх миллионов человек.

Политическим строем в России оставалась абсолютная монархия. Хотя в 70ых годах 19 века был сделан шаг по пути превращения государственного строя в буржуазную монархию, царизм сохранил все атрибуты абсолютизма. Закон гласил: "Император российский есть монарх самодержавный и неограниченный".

Высшим судебным органом был сенат. Исполнительная власть осуществлялась двумя министерствами, контролируемыми комитетом министров.

Особой проблемой в эти годы был национальный вопрос. Около 57% населения России были не русского происхождения, они подвергались всякого рода дискриминации со стороны русских чиновников. В этих отношениях Россия не только притесняла те или иные народы, но и сталкивала их между собой. Многие под давлением русскоязычного населения эмигрировали в ближайшие страны запада, причём заметную часть эмигрантов составляли люди, которые целью своей жизни ставили борьбу с царизмом.

В эти же годы Россия вмешивается в борьбу за передел рынков сбыта. Война между Россией и Японией за господство на рынке сбыта в Китае, закончившаяся поражением России, четко показала неподготовленность русской армии и слабость экономики.

С поражением в войне в стране нарастает революционная ситуация (1905-1907 года). России требовались как политические, так и экономические реформы, которые смогли бы укрепить и оздоровить экономику. Вожаком этих реформ должен был быть человек, для которого важна была судьба России. Им стал Пётр Аркадьевич Столыпин.

РАЗРУШЕНИЕ ОБЩИНЫ И РАЗВИТИЕ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ

Указ от 9 ноября 1906 года вводил очень важные изменения в землевладении кресть-ян. Все крестьяне получали право выхода из общины, которая в этом слу-чае выделяла выходящему землю в собственное владение. При этом указ предусматривал привилегии для зажиточных крестьян с целью побудить их к выходу из общины. В частности, вышедшие из общины получали "в собс-твенность отдельных домохозяев" все земли, "состоящие в его постоянном пользовании". Это означало, что выходцы из общины получали и излишки сверх душевой нормы. При этом если в данной общине в течение последних 24 лет не производились переделы, то излишки домохозяин получал бесп-латно, если же переделы были, то он платил общине за излишки по выкуп-ным ценам 1861 года. Поскольку за 40 лет цены выросли в несколько раз, то и это было выгодно зажиточным выходцам.

Вместе с тем, осуществлялись меры по обеспечению прочности и стабильности трудовых крестьянских хозяйств. Так, чтобы избежать спекуляции землей и концентрации собственности, в законодательном порядке ограничивался предельный размер индивидуального землевладения, была разрешена продажа земли не крестьянам.

Закон 5 июня 1912 г. разрешил выдачу ссуды под залог любой приобретаемой крестьянами надельной земли. Развитие различных форм кредита - ипотечного, мелиоративного, агрокультурного, землеустроительного - способствовало интенсификации рыночных отношений в деревне.

Одновременно с изданием новых аграрных законов правительство при-нимает меры к насильственному разрушению общины, не надеясь полностью на действие экономических факторов. Сразу после 9 ноября 1906 года весь государственный аппарат приводится в движение путем издания самых категорических циркуляров и приказов, а так же путем репрессий против тех, кто не слишком энергично проводит их в жизнь.

Практика реформы показала, что крестьянство в своей массе было настроено против выдела из общины - по крайней мере в большинстве местностей. Обследование настроений крестьян Вольно-экономическим об-ществом показало, что в центральных губерниях крестьяне отрицательно относились к выделу из общины (89 отрицательных показателей в анкетах против 7 положительных).

В сложившейся обстановке для правительства единственным путем проведения реформы был путь насилия над основной крестьянкой массой. Конкретные способы насилия были самые разнообразные - от запугивания сельских сходов до составления фиктивных приговоров, от отмены решений сходов земским начальником до вынесения постановлений уездными землеустроительными комиссиями о выделении домохозяев, от применения поли-цейской силы для получения "согласия" сходов до высылки противников выдела.

В итоге, к 1916 году из общин было выделено 2478 тыс. домохозяев, или 26% общинников, заявления же были поданы от 3374 тыс. домохозяев, или от 35% общинников. Таким образом, правитель-ству не удалось добиться своей цели и выделить из общины хотя бы боль-шинство домохозяев*. Именно это и определило крах столыпинской рефор-мы.

Источники:

1. В. Малявин «Хрестоматия нового российского самосознания», 1995 г.

2. www.biography.com/biography/Столыпин

3. www. Promto.net/pg

4. Н. Верт «История советского государства» Москва «Прогресс» 1992 г.

5. И.Д. Ковальченко «Столыпинская аграрная реформа»; «История СССР» Москва 1992 г.

6. И. В. Островский «П. А. Столыпин и его время» Новосибирск 1992 г.

7. М. Румянцев «Столыпинская аграрная реформа: предпосылки, задачи и итоги» Вопросы экономики № 10 Москва 1990 г.

8. Сборник речей Петра Аркадьевича Столыпина «Нам нужна великая Россия» Молодая гвардия Москва 1992 г.

9. «История государственного управления в России: учебник для ВУЗов» Под редакцией профессора А. Н. Марковой, Москва Закон и право ЮНИТИ 1997 г. с. 279

10. С. М. Соловьёв «Об истории новой России» Москва Просвещение 1993 г.

11. Н. И. Павленко «Пётр Великий» Москва Мысль 1990 г.

12. Г. В. Орлов «История государства и права зарубежных стран» часть 1 Москва ВКИМО

13. И. С. Перетерский «Всеобщая история государства и права» с. 195 Москва Наука 1981 г.

14. В. В. Струве «Хрестоматия по истории» том 1 Москва 1950 г.

15. П. Н. Зырянов «Пётр Аркадьевич Столыпин» Вопросы истории №6 1990 г.

16. П. Н. Зырянов «Столыпин и судьбы крестьянства» Диалог №12 1990 г.

17. А. Ф. Керенский «Россия на историческом повороте» Вопросы истории №6 - №8 1990 г.

18. В. С. Дякин «Когда мы проскочили поворот?» Знание-сила №2 1991 Тематическая подборка «Россия начала XX века»

19. В. С. Дякин «Был ли шанс у Столыпина» Звезда №12 1990 г.

20. А. А. Керсновский «История Русской армии» Москва 1992 г.

21. С. М. Соловьёв «Чтение и рассказы по истории России» Москва 1989 г.

22. Н. И. Павленко «Птенцы гнёзда Петрова» Москва 1988 г.

23. С. Ф. Платонов «Полный курс лекций по Русской истории» Петербург 1917 г.

24. Ю. Н. Титов «Абсолютизм в России. Советское государство и право» Москва 1973 г.

25. В. В. Казарезов «О Петре Аркадьевиче Столыпине»

26. П. Н. Зарьянов «Пётр Аркадьевич Столыпин» Вопросы истории№3 1990 г.

27. А. Я. Аврех «П. А. Столыпин и судьбы реформ в России» Москва Издательство политической литературы 1991 г.

28. А. В. Ефременко «Агрономический вопрос столыпинской реформы» Вопросы истории №11-12 1996 г.

29. М. Бок «П. А. Столыпин» Современник Москва 1992 г.

30. Г. Попов «О столыпинской реформе» Наука и жизнь

31. В. И. Кирюшин «Узловые вопросы аграрной реформы» Москва 2001 г.

32. В. П. Данилов «Аграрная реформа и крестьянство в России» Москва 1999 г.

33. Л. В. Красеоневцев «Основные моменты развития русского революционного движения в 1861-1905 года» Москва 1957 г.

34. Архимандрит Константин (Зайцев) «Чудо Русской истории» Москва 2002 г.

35. www.easyschool.ru

36. П. Н. Зырянов «Столыпин без легенд» Москва 1991 г.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Первое приложение

В январе 1930 года Объединение русской национальной молодежи в Праге принимает: "Шесть пунктов идеологических положений.

1) - Мы находим необходимым и вполне своевременным создание надпартийного объединения национально-мыслящих русских молодых людей как левого, так и правого крыла, в целях взаимной спайки, укрепления любви к родине и готовности бескорыстного служения ее интересам.

2) - Не предрешая будущей формы государственного устройства и управления и предоставляя окончательное решение этого вопроса русскому народу, мы полагаем, что истинным правительством национальной России может считаться лишь такая власть, которая положит в основание своей деятельности стремление к удовлетворению нужд и потребностей всей нации в целом, а не отдельных классовых, партийных и национальных группировок.

3) - Признавая культурные права для национальных меньшинств, мы относимся отрицательно ко всякого рода течениям, стремящимся посеять рознь между ветвями русского народа и народностями, входящими в состав Российского государства, или ставящим своей целью порабощение одной народности другой.

4) - Под борьбой с большевизмом мы понимаем всякого рода активную работу, которая так или иначе может способствовать общему успеху и торжеству русского национального дела. Противодействие коммунистической агитации, принятие мер против денационализации и морального разложения русской молодежи, освещение истиной сущности большевизма в русской и иностранной среде - все это является лишь примерами тех бесчисленных возможностей, к которым каждый может приложить свои силы.

5) - Нашими ближайшими целями мы считаем: привлечение в нашу среду возможно большего числа согласных с вышеупомянутыми положениями молодых людей; создание кадра русской национальной молодежи, способной быть не только монархистами или республиканцами, но и просто русскими; поддержание связи со всеми теми русскими организациями, которые ведут всестороннюю борьбу с большевизмом и ставят выше всех своих остальных положений восстановление Национальной России.

6) - Руководство работой Объединения принадлежит молодежи, и долгом каждого, вступающего в число членов Объединения, является принятие в нем активного участия в настоящее время, в будущем же всемерное содействие созданию в России твердой национальной власти, которая будет в состоянии законным порядком обеспечить личные и имущественные права граждан Российского Государства".

Второе приложение

На первом съезде Союза, в июле 1930 года, были приняты следующие "Идеологические положения:

Понимая Россию не только как определенное территориальное государственное целое, но и как совокупность национально-самобытных идей, культурных и бытовых ценностей; государство как сложный живой организм, в котором гармонически связаны интересы частные и интересы общие, - мы считаем, что государственное устройство России должно быть построено на началах российского национализма, твердой законности, частной собственности и свободы личного творчества, освященных религиозно-моральным миропониманием и общегосударственными интересами.

Возрождение Великой России должно протекать в твердом согласовании с преемственностью исторического развития России, с ясным учетом как достоинств и заслуг, так и ошибок и недостатков прошлого, равно как и фактов настоящего, однако, без преклонения перед последним.

Исходя из изложенного, мы считаем необходимым:

1) - Установление твердой центральной власти, стоящей над партиями и классами, черпающей свою силу в идее служения и проникнутой сознанием своей ответственности перед Родиной.

2) - Установление личных свобод, равенства всех перед законом и отсутствие классовых и сословных привилегий, как основных условий личного и общественного прогресса и создания духовных и материальных ценностей.

3) - Проведение во внешней политике здорового национального эгоизма; в отношении славянства - продолжение традиционной политики России, направленной к возможно более тесному культурно-политическому единству славян.

4) - Предоставление народностям, входящим в состав России, возможности широкой национально-культурной самодеятельности.

5) - Разрешение земельного вопроса путем создания крепкого мелкого землевладельца-собственника, как основного общественно-хозяйственного фактора, с соблюдением общегосударственных интересов. (Примечание - для этой цели: закрепление за крестьянами обрабатываемой ими земли

и наделение землей малоимущих и безземельных).

6) - Установление свободы экономических отношений, могущей быть ограниченной лишь в интересах государства; в частности, в области взаимоотношений труда и капитала - ведение государством активной политики, направленной к регламентации этих отношений и к охране экономически слабых слоев населения".

ПИСЬМО МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ П. А. СТОЛЫПИНА ПО ПОВОДУ СТАТЬИ В ГАЗЕТЕ "НОВОЕ

ВРЕМЯ" ПОД ЗАГЛАВИЕМ "НАШЕСТВИЕ ИНОСТРАНЦЕВ В ЗАПАДНУЮ СИБИРЬ" (черновой

вариант). 1911 г.

Кривошеину А. В.

Во время нашей совместной поездки в Сибирь осенью минувшего года было обращено внимание на значительное количество немцев-колонистов, водворившихся в Западной Сибири. Последние устраиваются не только на землях казачьих и частновладельческих, но и на казенных, в качестве переселенцев. Так, в настоящее время в одной только Акмолинской области на казенных землях существует 46 немецких поселков в 3430 семей, с населением свыше 20000 душ обоего пола, коим в надел отведено казенных земель до 250000 дес.

Не говоря уже о том, что водворение немцев на казенных землях в то именно время, когда в Западной Сибири ожидают земельного устройства русские переселенцы, не соответствует интересам русских людей, я, со своей стороны, нахожу, что устройство этих лиц в Сибири, и притом на землях казенных, представляется с точки зрения государственных интересов совершенно нежелательным. Такого же взгляда в этом вопросе держится и Степной генерал-губернатор, генерал-лейтенант Шмит, но принужден пока мириться с этим явлением, т. к. землеустроительные комиссии, распределяющие земельный фонд между переселенцами, направляют в степные области немцев-колонистов, которых, в силу этого, приходится устраивать на переселенческих участках.

Хотя по отношению Степного края в законе и не содержится такого категорического указания на воспрещение водворять на казенных землях лиц, нежелательных в интересах государства, как это установлено в ст. 5. Прав. Пер. для казенных областей Туркестанского края, однако, это обстоятельство, по силе ст. I. Прав. Перес., отнюдь не может препятствовать правительству, являющемуся носителем верховных прав государства, давать указания местным органам о заселении местностей Сибири теми или другими категориями переселенцев, в соответствии с видами правительства и государственными задачами, и в этом отношении я находил бы, со своей стороны, безусловно необходимым, в ограждении интересов русского крестьянства и по соображениям государственной важности, принять меры против заселения Степных областей немцами-колонистами как элементом, не отвечающим задачам русской колонизации.

РГИА. Ф.1291. Оп. 84. Д. 304 - 1910. Л. 19-19 об.

ОТВЕТ МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ НА ПИСЬМО СТЕПНОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА М. А.

ТАУБЕ. 15. 12. 1895 г.

Товарищ Министр Внутренних Дел

Барон Максим Антонович Таубе

Вследствие Вашего письма, имею честь сообщить, что на основании Высочайшего повеления 18 марта с. г. немецкие колонисты, прибывшие в текущем году в Степные области, должны быть устраиваемы в крае наравне с другими самовольными переселенцами с. г.

15. 12. 1895

РГИА. Ф. 391. Оп. 1. Д. 29. 1895 г. Л. 357-357об

ХОДАТАЙСТВО ЕВАНГЕЛИЧЕСКО-ЛЮТЕРАНСКОЙ ГЕНЕРАЛЬНОЙ КОНСИСТОРИИ МИНИСТРУ

ВНУТРЕННИХ ДЕЛ П. А. СТОЛЫПИНУ ОБ ОБРАЗОВАНИИ ЦЕРКОВНОГО ПРИХОДА В ОМСКОМ УЕЗДЕ

АКМОЛИНСКОЙ ОБЛАСТИ. 6. 02. 1909 г.

Представление

Московская Евангелическо-лютеранская консистория вошла в Генеральную консисторию с представлением, в котором ходатайствует об испрошении, в установленном порядке, разрешения для лютеран, проживающих в Александровской волости Омского уезда Акмолинской области образовать самостоятельный церковный приход, под названием Иоганес.

Из сведений, а также и представляемого при сем деле соответственного приговора местно-го схода усматривается, между прочим, что в названную волость входят, кроме Александровского, селения Поповкина, Сосновка, Звонарев-Кут и Новинка, причем численность населения всех этих селений доходит до 1000 человек. До настоящего времени лютеране, проживающие в названной местности, призреваются в

духовном отношении Омским пастором Кохом, но призрение это связано с весьма большими затруднениями с одной стороны ввиду отдаленности гор. Омска (30 верст), а с другой - ввиду все увеличивающейся работы пастора Коха по собственному приходу, отнимающей у него почти все его время. Местопребыванием пастора избрана, согласно приговору, дер. Александровка, а содержание проповедника

определено в 1800 руб.

Рассмотрев настоящее дело и принимая во внимание, что учреждение помянутого прихода, ввиду затруднений, встречаемых по духовному призрению местного населения, представляется желательным, а с другой стороны, что самостоятельное существование этого прихода, ввиду приведенных в приговоре данных, можно считать обеспеченным, а содержание проповедника вполне достаточным, Евангелическо-лютеранская Генеральная консистория имеет честь, на основании п. 22 ст. 553 ч. I т. XI св. зак., уст. ин. исп., изд. 1896 г., обратиться к Вашему Высокопревосходительству с почтительнейшей просьбой не отказать в благосклонном разрешении вышеизложенного ходатайства.

Президент, Сенатор (подпись не разборчива)

Вице-президент, Епископ (подпись не разборчива)

Светский член (подпись не разборчива)

Духовный член (подпись не разборчива)

6 февраля 1909 года.

РГИА. Ф. 821. Оп. 5. Д. 90. Л. 71-71 об

П. А. СТОЛЫПИН «РЕЧЬ О ЗЕМЕЛЬНОЙ РЕФОРМЕ»

Столыпин Петр Аркадьевич (1862-1911), русский государственный деятель, министр внутренних дед и председатель Совета министров (с 1906 г.). В 1907 -- 1911 гг. определял правительственный курс, руководитель аграрной реформы. Смертельно ранен эсером Д. Г.Богровым. Ниже приведены фрагменты из его думской речи о земельной реформе от 10 мая 1907 г.

Господа члены Государственной думы! Прислушиваясь к прениям по земельному вопросу и знакомясь с ними из стенографических отчетов, я пришел к убеждению, что необходимо ныне же до окончания прений сделать заявление... Я исхожу из того положения, что все лица заинтересованные в этом деле, самым искренним образом желают его разрешения. Я думаю, что крестьяне не могут не желать разрешения того вопроса, который для них является самым близким и самым больным. Я думаю, что и землевладельцы не могут не желать иметь своими соседями людей спокойных и довольных вместо голодающих к погромщиков. Я думаю, что и все русские люди, жаждущие успокоения своей страны, желают скорейшего разрешения того вопроса, который, несомненно, хотя бы отчасти, питает смуту... Я не буду останавливаться... на провозглашавшихся здесь началах классовой мести со стороны бывших крепостных крестьян к дворянам, а постараюсь встать на чисто государственную точку зрения, постараюсь отнестись совершенно беспристрастно, даже более того, бесстрастно к данному вопросу...

Переходя к предложениям разных партий, я прежде всего должен остановиться на предложении партии левых... Я должен указать только на то, что тот способ, который здесь предложен, тот путь, который здесь намечен, поведет к полному перевороту во всех существующих гражданских правоотношениях; он ведет к тому, что подчиняет интересам одного, хотя и многочисленного, класса интересы всех других слоев населения. Он ведет, господа, к социальной революции. Это сознается, мне кажется, и теми ораторами, которые тут говорили. Словом, признание национализации земли, при условии вознаграждения за отчуждаемую землю или без него, поведет к такому социальному перевороту, к такому перемещению всех ценностей, к такому изменению всех социальных, правовых и гражданских отношений, какого еще не видела история...

Та картина, которая наблюдается теперь в наших сельских обществах, та необходимость подчиняться всем одному способу ведения хозяйства, необходимость постоянного передела, невозможность для хозяина с инициативой применить к временно находящейся в его пользовании земле свою склонность к определенной отрасли хозяйства, все это распространяется на всю Россию. Все и все были бы сравнены, земля стала бы общей, как вода и воздух. Но к воде и к воздуху не прикасается рука человеческая, не улучшает их рабочий труд, иначе на улучшенные воздух и .воду, несомненно, наложена была бы плата, на них установлено было бы право собственности. Я полагаю, что земля, которая распределилась бы между гражданами, отчуждалась бы у одних и предоставлялась бы другим местным социал-демократическим присутственным местом, что эта земля получила бы скоро те же свойства, как вода и воздух. Ею бы стали пользоваться, но улучшать ее, прилагать к ней свой труд с тем, чтобы результаты этого труда перешли к другому лицу, -- этого никто не стал бы делать. Вообще стимул к труд, та пружина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломлена. Каждый гражданин -- а между ними всегда были и будут тунеядцы -- будет знать, что он имеет право заявить о желании получить землю, приложить свой труд к земле, затем, когда занятие это ему надоест, бросить ее и пойти опять бродить по белу свету. Все будет сравнено, -- но [нельзя ленивого] равнять к трудолюбивому, нельзя человека тупоумного приравнять к трудоспособному. Вследствие этого культурный уровень страны понизится. Добрый хозяин, хозяин изобретательный, самою силой вещей будет лишен возможности приложить свои знания к земле.

Надо думать, что при таких условиях совершился бы новый переворот, и человек даровитый, сильный, способный силою восстановил бы свое право на собственность, на результаты своих трудов. Ведь, господа, собственность имела всегда своим основанием силу, за которою стояло и нравственное право. Ведь и раздача земли при Екатерине Великой оправдывалась необходимостью заселения незаселенных громадных пространств, и тут была государственная мысль. Точно так же право способного, право даровитого создало и право собственности на Западе. Неужели же нам возобновлять этот опыт и переживать новое воссоздание права собственности на уравненных и разоренных полях России? А эта перекроенная и уравненная Россия, что, стала ли бы она и более могущественной и богатой?.. Уничтожены, конечно, будут культурные хозяйства...

Теперь обратимся, господа, к другому предложенному нам проекту, проекту партии Народной свободы... Я должен сказать, что и в этом проекте для меня не все понятно, и он представляется мне во многом противоречивым. Докладчик этой партии в своей речи отнесся очень критически к началам национализации земли. Я полагал, что он логически должен поэтому прийти к противоположному, к признанию принципа собственности. Отчасти это и было сделано. Он признал за крестьянами право неизменного, постоянного пользования землей, но вместе с тем для расширения его владений он признал необходимым нарушить постоянное пользование его соседей-землевладельцев, вместе с тем он гарантирует крестьянам ненарушимость их владений в будущем. Но раз признан принцип отчуждаемости, то кто же поверит тому, что, если понадобится со временем отчудить (так в тексте; имеется в виду «произвести отчуждение» -- сост.) земли крестьян, они не будут отчуждены, и поэтому мне кажется, что в этом отношении проект левых партий гораздо более искренен и правдив, признавая возможность пересмотра трудовых норм, отнятие излишка земли у домохозяев. Вообще, если признавать принцип обязательного количественного отчуждения, то есть принцип возможности отчуждения земли у того, у кого се много, чтобы дать тому, у кого ее мало, надо знать, к чему это поведет в конечном выводе -- это приведет к той же национализации земли... Никто не будет прилагать свой труд к земле, зная, что плоды его трудов могут быть через несколько лет отчуждены...

Но между мыслями, предложенными докладчиком партии Народной свободы, есть и мысль, которая должна сосредоточить на себе самое серьезное внимание. Докладчик заявил, что надо предоставить самим крестьянам устраиваться так, как им удобно. Закон не призван учить крестьян и навязывать им какие-либо теории, хотя бы эти теории и признавались законодателями совершенно основательными и правильными. Пусть каждый устраивается по-своему, и только тогда мы действительно поможем населению. Нельзя такого заявления не приветствовать, и само правительство во всех своих стремлениях указывает только на одно: нужно снять те оковы, которые наложены на крестьянство, и дать ему возможность самому избрать тот способ пользования землей, который наиболее его устраивает. Интересно еще в проекте партии Народной свободы другое провозглашаемое начало. Это начало государственной помощи... Оно мне кажется несколько противоречивым провозглашаемому принципу принудительного отчуждения...

Я позволю себе остановиться еще на одном способе разрешения земельного вопроса, который засел во многих головах. Этот способ, этот путь -- это путь насилия. Вам всем известно, господа, насколько легко прислушивается наш крестьянин - простолюдин к всевозможным толкам, насколько легко он поддается толчку, особенно в направлении разрешения своих земельных вожделений явочным путем, путем, так сказать, насилия. За это уже платился несколько раз наш серый крестьянин. Я не могу не заявить, что в настоящее время опасность новых насилий, новых бед в деревне возрастает. Правительство должно учитывать два явления: с одной стороны, несомненное желание, потребность, стремление широких кругов общества поставить работу в государстве на правильных законных началах и приступить к правильному новому законодательству для улучшения жизни страны... наряду с этим существует и другое: существует желание усилить брожение в стране, бросать в население семена возбуждения, смуты... Я должен сказать, что в настоящее время опасность эта еще далека, но необходимо определить ту черту, за которой опасность эта, опасность успешного воздействия на население в смысле открытого выступления, становится действительно тревожной. Государство, конечно, переступить эту черту, этот предел, не дозволит, иначе оно перестанет быть государством и станет пособником собственного своего разрушения... Насилия допущены не будут. Национализация земли представляется правительству гибельною для страны, а проект партии Народной свободы, то есть полу - экспроприация, полу - национализация в конечном выводе, по нашему мнению, приведет к тем же результатам, как и предложения левых партий. Где же выход?.. Цель у правительства вполне определенна: правительство желает поднять крестьянское землевладение, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и представить их в неотъемлемую собственность. Пусть собственность эта будет общая там. где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже не жизненна, но пусть она будет крепкая, пусть будет наследственная. Такому собственнику-хозяину правительство обязано помочь советом, помочь кредитом, то есть деньгами. Теперь же надлежит немедленно браться за незаметную черную работу, надлежит сделать учет всем тем малоземельным крестьянам, которые живут земледелием. Придется всем этим малоземельным крестьянам дать возможность воспользоваться из существующего земельного запаса таким количеством земли, которое им необходимо на льготных условиях- Мы слышали тут, что для того, чтобы дать достаточное количество земли всем крестьянам, необходимо иметь запас в 57 000 000 десятин земли. Опять-таки, говорю, я цифры не оспариваю. Тут же указывалось на то, что в распоряжении правительства находится только 10000000 десятин земли. Но, господа, ведь правительство только недавно начало образовывать земельный фонд, ведь Крестьянский банк перегружен предложениями. Здесь нападали и на Крестьянский банк, и нападки эти были достаточно веские.

Была при этом брошена фраза: «Эго надо бросить». По мнению правительства, бросать ничего не нужно. Начатое дело надо улучшать. При этом должно, быть может, обратиться к той мысли, на которую я указывал раньше, -- мысли о государственной помощи. Остановитесь, господа, на том соображении, что государство есть один целый организм и что если между частями организма, частями государства начнется борьба, то государство неминуемо погибнет и превратится в «царство, разделившееся на ся». В настоящее время государство у нас хворает. Самой больной, самой слабой частью, которая хиреет, которая заведает, является крестьянство. Ему надо помочь. Предлагается простой, совершенно автоматический; совершенно механический способ: взять и разделить вес 130000 существующих в настоящее время поместий. Государственно ли это? Не напоминает ли это историю тришкина кафтана -- обрезать полы, чтобы сшить из них рукава?

Господа, нельзя укрепить больное тело, питая его вырезанными из него самого кусками мяса; надо дать толчок организму, создать прилив питательных соков к больному месту, и тогда организм осилит болезнь; в этом должно, несомненно, участвовать все государство, все части государства должны прийти на помощь той его части, которая в настоящее время является слабейшей. В этом смысл государственности, в этом оправдание государства, как одного социального целого. Мысль о том, что все государственные силы должны прийти на помощь слабейшей его части, может напоминать принципы социализма: но если это принцип социализма, то социализма государственного, который применялся не раз в Западной Европе и приносил реальные и существенные результаты...

В общих чертах дело сводилось бы к следующему: государство закупало бы предлагаемые в продажу частные земли, которые вместе с землями удельными и государственными составляли бы государственный земельный фонд. При массе земель, предлагаемых в продажу, цены на них при этом не возросли бы. Из этого фонда получали бы землю на льготных условиях те малоземельные крестьяне, которые в ней нуждаются и действительно прилагают теперь свой груд к земле, и затем те крестьяне, которым необходимо улучшить формы теперешнего землепользования. Но так как в настоящее время крестьянство оскудело, ему не под силу платить тот сравнительно высокий процент, который взыскивается государством, то последнее и приняло бы на себя разницу в проценте, выплачиваемом по выпускаемым им листам, и тем процентом, который был бы посилен крестьянину, который был бы определяем государственными учреждениями. Вот эта разница обременяла бы государственный бюджет...

Таким образом, вышло бы, что все государство, все классы населения помогают крестьянам приобрести ту землю, в которой они нуждаются. В этом участвовали бы все плательщики государственных повинностей, чиновники, купцы, лица свободных профессий, те же крестьяне и те же помещики. Но тягость была бы разложена равномерно и не давила бы на плечи одного немногочисленного класса 130000 человек, с уничтожением которого уничтожены были бы, что бы там ни говорили, и очаги культуры. Этим именно путем правительство начало идти, понизив временно проведенным по 87-й статье законом проценты платежа Крестьянскому банку. Способ этот более гибкий, менее огульный, чем тот способ повсеместного принятия на себя государством платежа половинной стоимости земли, которую предлагает партия Народной свободы. Если бы одновременно был установлен выход из общины и создана таким образом крепкая индивидуальная собственность, было бы упорядочено переселение, было бы облегчено получение ссуд под надельные земли, был бы создан широкий мелиоративный землеустроительный кредит, то хотя круг предполагаемых правительством земельных реформ и не был бы вполне замкнут, но виден был бы просвет, при рассмотрении вопроса в его полноте, может быть, и в более ясном свете представился бы и пресловутый вопрос об обязательном отчуждении...

Пробыв около 10 лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в деле этом нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа... В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!

(Россия. Государственная дума. Второй созыв. Т. 2. С. 433-445).

Последнее письмо Столыпину

Ваше высокопревосходительство, уважаемый Петр Аркадьевич. Позвольте мне снова возвратиться к вопросу о пересмотре закона 1906 года, который должен сделать номинального носителя Верховной Власти государства действительным обладателем присущих ей прав. Дело это неотложимо, так как с нынешним режимом Россия совсем деморализуется и расшатывается. Тут нужны меры, пока еще не поздно. Вы со всей искренностью старались вырастить государственный строй, врученный Вам на основах 1906 года. Но, положа руку на сердце, Вы не можете не видеть сами, что этот строй становится все хуже и хуже и ничего лучшего впереди не обещает. На что же Вы уложили такое громадное количество стараний, силы, энергии и, несомненно, огромного искусства? Неужели Россия, по крайней мере ее история, не спросит, почему Вы всего себя истратили на обработку абсолютно бесплодной почвы? А ведь Россия, по своим природным данным, обладает богатой почвой, действительно сторицей способною окупать государственный труд. Но эта почва лежит вне конституции 1906 года. Вы убеждены в необходимости народного представительства. Я - также принципиальный сторонник его и не представляю себе самодержавия без народного представительства. Но 1906 год не дает нам и народного представительства. Он создает представительство партий. Тут не истинно народная точка зрения, не швейцарская, например, а точка зрения власти политиканства, французская (Бенжамен Констановская). Если мы хотим народного представительства, то должны его выращивать непременно при самодержавии. А конституция 1906 года подрывает и то и другое. Овладевшая Россией политиканская аристократия пресекает попытки реформы утверждением, будто бы Государь Император, ограничив Свою власть в 1906 году, уже лишился права самостоятельной перестройки узаконении 1906 года. Я первый был бы против всякой незакономерности, но в этом отношении наши политиканы просто напускают туман.

С точки зрения закономерности положение вполне ясно. Оно таково. Государь Император, в качестве Власти Верховной, учредительной, санкционировал такой строй, при котором власть Императора ограничена. Понятно, что все время, пока Верховная Власть поддерживает существование именно данного строя, означенные ограничения составляют законную норму. Но это не значит, чтобы Верховная Власть теряла право изменять самый строй, ею раз заведенный, отменять его, вводить еще большие самоограничения, или, напротив, - устранять их. Юридически безграничные учредительные права Верховной Власти есть факт государственной природы. Самоограничения Верховной Власти сохраняются лишь до каждого нового акта учредительства. Таким образом, вопроса о праве Верховной Власти изменять какой бы то ни было строй не может и существовать. Вопрос о таких изменениях сводится не к закономерности, а только к целесообразности. Вопрос же о целесообразности приводит нас именно к пожеланию изменить строй, явно оказавшийся неудачным, не осуществляющим целей государственного блага. Этот строй уже практически показал свое полное несоответствие с задачами хорошего управления страной. Полный противоречий по внутреннему смыслу, он порождает борьбу не только партий, но даже самих государственных учреждений, и это потому, что у государства отнято действие необходимой части механизма, последней решающей инстанции, т. е. Верховной Власти. Когда Верховная Власть не лишена своих прав, то, если она даже ими не пользуется (как и должно быть, пока дела идут хорошо), ежеминутная возможность ее выступления держит всех в должном порядке. Но когда конституция закрывает для Верховной Власти реальные способы проявления, то государство погружается в беспорядки. Строй 1906 года, будучи по смыслу двойственным и уклонясь от ясного отношения к какой бы то ни было Верховной Власти, и сложился так, что в нем все могут мешать друг другу, но нет никого, кто принудил бы государственные учреждения к солидарной работе. Сам Государь Император может самостоятельно лишь не допустить закона воспринять силу, но создать потребного для страны закона самостоятельно не может. Но такое построение учреждений годилось бы только при задании «ничего не делать», а ведь государство, наоборот, имеет задачей работать, и особенно в стране, столь расстроенной за предыдущие годы бедствий и смут. Этот строй, крайне плохой в смысле аппарата, сверх того, совершенно антинационален, то есть не соответствует ни характеру нации, ни условиям общего положения империи. От этого в стране порождается на всех пунктах дезорганизация. Единящие элементы ослабляются. Появляется рыхлое, скучающее, недовольное настроение. Русские теряют дух, веру в себя, не вдохновляются патриотизмом. При этом классовые и междуплеменные раздоры необходимо обостряются.

Россия составляет нацию и государство - великие по задаткам и средствам, но она окружена также великими опасностями. Она создана русскими и держится только русскими. Только русская сила приводит остальные племена к некоторой солидарности между собой и с империей. Между тем мы имеем огромное нерусское население, в том числе такое разлагающее и антигосударственное, как евреи. Другие племена, непосредственно за границей нашей, на огромные пространства входят в чужие государства, иные из которых считают своим настоящим отечеством. Мы должны постоянно держаться во всем престиже силы. Малейшее ослабление угрожает нам осложнениями, отложениями. Внутри страны все также держится русскими. Сильнейшие из прочих племен чужды нашего патриотизма. Они и между собой вечно в раздорах, а против господства русских склонны бунтовать. Элемент единения, общая скрепа - это мы, русские. Без нас империя рассыплется, и сами эти иноплеменники пропадут. Нам приходится, таким образом, помнить свою миссию и поддерживать условия нашей силы. Нам должно помнить, что наше господство есть дело не просто национального эгоизма, а мировой долг. Мы занимаем пост, необходимый для всех. Но для сохранения этого поста нам необходима Единоличная Верховная Власть, то есть Царь, не как украшение фронтона, а как действительная государственная сила. Никакими комбинациями народного представительства или избирательных законов нельзя обеспечить верховенства русских. Себя должно понимать. Как народ существенно государственный, русские не годятся для мелочной политической борьбы: они умеют вести политику оптом, а не в розницу, в отличие от поляков, евреев и т. п. Задачи верховенства такого народа (как было и у римлян) достижимы лишь Единоличной Верховной Властью, осуществляющей его идеалы. С такой властью мы становимся сильнее и искуснее всех, ибо никакие поляки или евреи не сравнятся с русскими в способности к дисциплине и сплочению около единоличной власти, облеченной нравственным характером. Не имея же центра единения, русский народ растеривается, и его начинают забивать партикуляристические народности. Историческая практика создала Верховную Власть по русскому характеру. Русский народ вырастил себе Царя, союзного с Церковью. С 1906 г. то, что свойственно народу, подорвано, и его заставляют жить так, как он не умеет и не хочет. Это несомненно огромная конституционная ошибка, ибо каковы бы ни были теоретические предпочтения, практический государственный разум требует учреждений, сообразованных с характером народа и общими условиями его верховенства. Нарушив это, 1906 г. отнял у нас то, без чего империя не может существовать, - возможность моментального создания диктатуры. Такая возможность давалась прежде наличностью Царя, имеющего право вступаться в дела со всей неограниченностью Верховной Власти. Одно только сознание возможности моментального сосредоточения наполняло русских уверенностью в своей силе, а соперникам нашим внушало опасения и страх. Теперь это отнято. А без нашей бодрости некому сдерживать в единении остальные племена.

Такое обессиление и разъединение русских произведено как раз в историческую эпоху, требующую особенного сплочения. Идет последний раздел земного шара. Мир ходит на вулкане международной борьбы за существование. А внутри обществ (вследствие классового характера государств, утративших единящую власть монархии) развилась язва социализма, вечно грозящая потрясениями и переворотами. При таких-то условиях мы отбросили важнейшее свое преимущество пред другими народами - возможность Верховного примирения враждующих, обуздания эксплуатации, усмирения бунтующих грозным мечом диктатуры. Но такой строй не может держаться. Он и сам рассыпается, потому что бессилен, не авторитетен, не развивает действия, порождает борьбу, которой не в силах сдержать. Жить он не может, но он может вместе с собой погубить Россию. Посему, с точки зрения государственной целесообразности, изменение его необходимо и неотложно. Затягивать гниение слишком опасно, ибо в таком существовании будет постепенно терять доверие даже и сама Царская власть. Народ, разуверившись в ней, может искать защиты в демагогии, и если это зайдет очень далеко, то, может быть, нас и ничто уж не спасет. Должно принять еще во внимание, что исправить законы есть дело удобоисполнимое. Этот строй во всяком случае уничтожится. Но неужели ждать для этого революций и, может быть, внешних разгромов? Не лучше ли сделать перестройку, пока это можно производить спокойно, хладнокровно, обдуманно? Не лучше ли сделать это при государственном человеке, который предан и Царю, и идее народного представительства? Ведь если развал этого строя произойдет при иных условиях, мы наверное будем качаться между революцией и реакцией, и в обоих случаях, вместо создания реформы, будем только до конца растрачивать силы во взаимных междоусобицах, и чем это кончится - Господь весть. Ваше высокопревосходительство не несете ответственности по созданию конституции 1906 года. Но вы ее всеми силами поддерживали, упорствуя до конца испытать средства вырастить на этих основах нечто доброе. Позвольте высказать без несвоевременных стеснений, что именно Вам надлежало бы посвятить хоть половину этих сил на то, чтобы избавить Россию от доказано вредных и опасных последствий этой неудачной конституции. Свидетельствую Вашему высокопревосходительству мое искреннее уважение, без которого я бы, конечно, не мог себе позволить такого письма. С пожеланиями счастливых вдохновений остаюсь всегда желающий вам всякого добра.

5-го июля 1911 г.

У могилы П. А. Столыпина

В минуту последнего, хотя заочного, прощания с человеком, которого я высоко ценил, на которого возлагал много надежд и которого благородная личность возбуждала во мне искреннюю привязанность, - в такую минуту невольно вырывается слово чисто личное, свободное от условностей, такое, какое от меня слыхал почивший при его жизни. То, что читающие эти строки имеют пред собой, - не статья. Это мое грустное размышление над могилой утраченного человека, близкого не по внешним условиям и отношениям света, а по чувству, развившемуся за четырехлетнее знакомство... Четыре года - это почти вся кратковременная политическая жизнь правителя, промелькнувшего в нашей государственности, как мимолетный блестящий метеор. Теперь его оплакивают, и - есть за что. Дай Бог, чтобы нам не пришлось оплакивать его еще сильнее, если Россия начнет справлять по нем тризну междоусобиц... Его редкий талант распутывать усложнения и парализовать опасности только и давал нам последние пять лет возможность жить среди такого положения, которое само по себе представляет не столько общественный и политический строй, как хаос борющихся сил, лишенный внутреннего равновесия. Не Петр Аркадьевич создал это положение. Он им был захвачен, как и все мы, малые люди, но на него легла тяжкая задача, на нас не лежавшая: в этом расшатанном, хаотическом состоянии страны и государства вести государственный корабль. И он его повел. Вчера еще никому неизвестный - он проявил несравнимое искусство кормчего. На разбитых щепках некогда великого корабля, с изломанными машинами, с пробоинами по всем бортам, с течами по всему дну, при деморализованном экипаже, при непрекращающейся бомбардировке врагов государства и нации, - Петр Аркадьевич Столыпин страшным напряжением своих неистощимых сил, беспредельной отдачей себя долгу и редкими правительственными талантами - умел плыть и везти пассажиров, во всяком случае, в относительном благополучии.

Его долго не признавали и отрицали, как теперь, может быть, станут превращать в кумир. Я не преклонялся пред ним, не преклоняюсь и теперь ни пред чем, кроме его благородной рыцарской личности. Но не обинуясь скажу, что за свыше 20 лет, в течение которых я знал целый ряд крупнейших наших государственных деятелей, не вижу ни одного, который бы был выше Столыпина по совокупности правительственных способностей. Были лица более глубокие в смысле философии государственности, - более, конечно, твердого характера, более, конечно, обширных знаний и, конечно, - более определенного миросозерцания. Но правителя, соединяющего такую совокупность блестящих качеств, необходимых в то время, когда одному приходится заменять собою десятерых, правителя такого самоотвержения, такой напряженной сердечной любви к России - я не видал. Думаю, что не случайно он попал, в свое время, на первое место. Тогда на первом месте мог быть только он. Положение было слишком непривлекательно и страшно. Дело, конечно, не в опасности смерти. Многие отдавали жизнь свою не менее беззаветно. Но страшна была самая трудность дела, отнимавшая надежду на успех. В этом отношении у Петра Аркадьевича были внутренние опоры, которых в такой степени, мне кажется, не обнаруживалось у других. Это - вера в Бога и в Россию. Это давало ему веру в успех даже без отчетливого представления - в чем он будет заключаться. В этом был, думаю, секрет его уверенности, которая давала шансы на успех сама по себе. У Петра Аркадьевича Столыпина были необычайно чуткие русские инстинкты. Он, я прямо скажу, как истый человек интеллигенции, не знал России, особенно Великой России, но кровь предков говорила в нем. Он, по обще-интеллигентному несчастью не знал Православной веры, что порождало его ошибки в церковной политике. Но кровь предков громко говорила в нем, его душа была глубоко русская и христианская. Он так верил в Бога, как дай Господь верить Его служителям пред алтарем... Он так верил в Россию, что в этом пред ним можно только преклоняться. И в этой вере он черпал огромную силу. Года три назад, после одной моей долгой речи, полной недоумении в отношении его политики, он ответил: «В сущности ваши слова сводятся к вопросу, что такое я: великий ли человек, русский Бисмарк, или жалкая бездарность, умеющая только влачить день за днем?.. Вопрос странный для меня... Что такое я - не знаю. Но я верю в Бога и знаю наверное, что все, мне предначертанное, я совершу, несмотря ни на какие препятствия, а чего не назначено - не сделаю ни при каких ухищрениях». Позднее, уже при последней нашей встрече в этой жизни, 13 мая сего года, на мои доказательства того, что у нас нет умиротворения и положение крайне обостряется, он сказал просто: «Я верю в Россию. Если бы я не имел этой веры, я бы не в состоянии был ничего делать»... Для него голос веры был аргументом. Я возразил, что и я верю, но только тогда, когда Россия действует в свойственных ей условиях... А он верил - безусловно, во что бы то ни стало, и не взирая ни на что... Это был один из тех людей, которым можно устраивать триумф «за то, что он не отчаялся в спасении отечества». И вот с той необоримой силой, которую дает вера, он, ничем не смущаясь, стоял на руле в то время, когда кругом кипела буря и корабль трещал по всем швам, а шквалы ежеминутно готовились снести самого кормчего в бездну. Я говорю не о смерти. Это не в счет. Он сам говорил мне: «Когда я выхожу из дома, я никогда не знаю, возвращусь ли назад». Но не в этом дело, а в шквалах политических. Все время нашего знакомства я только и слышал о хронически готовящихся его «падениях». Сколько раз тончайшие политики назначали чуть не дни этого. Но он не падал и не упал до конца. Его держало на месте то, что вместо него невозможно было найти другого человека, и у самих противников, в последнюю минуту, не подымалась рука на него. Всякий понимал, что таких талантов, такой находчивости, такой вечной бодрости не найти. Где взять человека, имеющего в себе такой неистощимый арсенал правительственных средств? И не было, и нет такого. Он один в самую трудную минуту умел найти способы сделать кажущееся невозможное или предотвратить, казалось бы, непредотвратимое. Его личность заменяла все, и государственный корабль, скрипя и треща, двигался, вез сто миллионов пассажиров и подчас даже отражал врагов пальбой из своих подбитых орудий с видом некоторой победоносности. И я спрашивал себя четыре года, как спрашиваю теперь пред могилой его: что если бы такой капитан шел на настоящем корабле, а не на нашей дырявой посудине? Какие бы страницы славы он прибавил к славным летописям прошлого? Я спрашивал себя - и его самого - зачем плыть на такой рухляди? Допустим, что человек исключительных талантов делает чудо мореплавания, не идя так долго ко дну, и поражает удивлением всякого, следящего за этим непостижимым плаванием. Но ведь не может чудо продолжаться вечно, не может никакая находчивость капитана спасти, в конце концов, от крушения эти обессмысленные щепки некогда победоносного корабля? Это было предметом вечных разногласий моих с покойным. Конечно, не он разбил корабль. Он поплыл на том броненосце, где служил юнгой и лейтенантом в ту роковую минуту, когда ему пришлось принять место капитана. Но как не озаботиться исправлением? Я знал и понимал, что это легче сказать, чем сделать. Тем более что корабль ведь не стоит мирно в доке, а идет в бурном море, среди неприятельских миноносцев. Но вопрос, по крайней мере, в плане, в намерениях, в решимости пользоваться каждой минутой, возможной для починки... Об этом я много раз спорил с ним, между прочим, и при последнем свидании 13 мая. Потом я отправил ему, 6 июля, в подкрепление беседы, длинное письмо, которое привожу ниже особо. Оно писано ровно за два месяца до смерти Петра Аркадьевича. Но лично говорить с ним уже больше не пришлось. Он то выезжал в имение, то был занят спешными делами и, наконец, сложил свои кости за Царя и родину в такой же чарующей красоте смерти, как умел жить. Эта смерть составила большой удар для моих надежд, которых я до конца не оставил. Я верил в него именно по искренности его отношения к делу, и он знал это. Мне теперь остались дорогой памяткой его слова, заключившие последний горячий спор. «Я - сказал он - знаю очень хорошо, что когда я паду, вы будете приходить ко мне еще охотнее, чем теперь»... Это правда. Я ценил в нем именно его личность, а потому-то и верил, что, в конце концов, он увидит, что я прав, хотя в действительности оказался только один пункт, на котором он, по собственным словам, согласился со мной, - это именно в отношении произведенного в 1906 году подрыва русской гегемонии в империи. Однако я верил, что такой отзывчивый ум, проникнутый русским чувством, не может, наблюдая смысл совершающихся фактов, не перейти к сознанию самого содержания национальных русских начал. А если бы П. А. Столыпин дошел до этого - кто мог бы лучше его найти формы и способы воссоздания разрушенных храмин России? Этого, однако, не случилось. Теперь он ушел навсегда, а мы остались с нашим истрепанным кораблем, на котором едва ли кто способен проплыть благополучно, кроме Столыпина... Я не упрекаю, конечно, покойного. Он делал, как ему указывал разум, поступал по-своему, как и должно. Иначе он бы и не заслуживал названия государственного человека. Но дозволительно пред могилой его высказать сожаления, которые он слышал от меня при жизни. Дозволительно думать, что, может быть, теперь он бы не был и в могиле, если бы не верил несуществующему умиротворению. Но все - увы! - пошло таким путем, как пошло... Теперь остается только поблагодарить его хоть за то, что он дал, - за эти пять лет спокойной жизни. Это достаточный срок для того, чтобы люди, способные думать, могли приготовиться к какому-либо прочному устроению родины. Много ли у нас надумали, и что теперь сделают, когда ушел Столыпин, по жалобам своих противников, мешавший им, - все это увидит тот, кто доживет... Боюсь, что ничего, пожалуй, не сделают и без него, и тогда придется еще не раз вспомнить Петра Аркадьевича, умевшего выручать нас из бед даже и на нашей дырявой посудине... Царство ему Небесное и вечная память...

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5