Экология культуры

Экология культуры

Капитализм - последняя частнособственническая, эксплуататорская общественно-экономическая формация не составляет в этом плане исключения. Мы правильно говорим о том, что капиталистическое общество в своих экономических основах враждебно культуре, оно антигуманно и антинародно. Но еще Ф.Энгельс заметил, что рост индивидуализма имел не только отрицательное значение: он привел к индивидуализации человеческих чувств, в частности, чувства любви, что отразилось, в частности, в развитии лирической поэзии и других искусств, что особенно было заметно в ХVIII и ХIХ веках.

В.И.Ленин, непримиримый борец против капитализма, признавал, что в условиях капитализма, вопреки экономическому и иному насилию над массами эксплуатируемых трудящихся, происходит возвышение чувства личности, в том числе в борьбе с этим насилием и эксплуатацией.

Само развитие капиталистического производства требует наличия хорошо подготовленной, высококвалифицированной рабочей силы, и это с необходимостью продвигает вперед дело массового просвещения. Выгодность для капиталистов более низкооплачиваемого женского и детского труда приводит к вовлечению женщин не только в производство, но и в общественную деятельность, приводит также к необходимости создания массовой школы, к совершенствованию систем и методов общего образования и профессионального обучения.

Желание капиталистов иметь в своем распоряжении послушную, оболваненную рабочую силу и одновременно с этим существующая экономическая, производственная необходимость вооружать работников знаниями приходят в столкновение друг с другом. Дело сил прогресса - дать отпор своекорыстным интересам капиталистов и поддержать ту закономерную тенденцию развития массового просвещения, которая в конечном счете поднимает массы к пониманию социальной реальности и своего положения в ней, к росту самосознания и социально-политической активности, самодеятельности масс.

В современной России, где “дикий” капитализм является верхушечным явлением, утвердившимся с помощью чудовищного обмана и насилия, где правильнее говорить не о реставрации (тем более - развитии) капитализма, а об уникальном в истории межформационном состоянии, борьба за просвещение масс особенно важна. Тот же А.А.Касьянов в уже упоминавшемся труде пишет: “Только массовое просвещение, прежде всего на государственной основе и на основе единения всех прогрессивных общественных и политических сил, направленное на повышение общего уровня грамотности всего населения, на возрождение и становление российской культуры, нравственности и на укрепление идейного единства народа страны является основой для преодоления развивающегося кризиса. Сегодня именно на это необходимо направить все свои силы, если мы хотим иметь надежду выжить. Единственный путь спасения страны - сделать ее воспитанной, образованной и мудрой” (там же, с. 453 - 454). И далее: Только в культурной и просвещенной стране возможно возрождение экономики и хозяйства” (там же, с. 455).

Могут возразить автору книги “Дух нации” и мне, сочувствующему его мнению: мол, думы о просвещении есть разновидность фабианства, они отвлекают от классовой борьбы и т.п. Но ведь только невеждам, напялившим на себя одежды “марксистов” и “коммунистов” (или выступающим в ином обличье), может придти в голову идиотская мысль о “преимуществах” неграмотных масс перед грамотными, неквалифицированных рабочих перед высококвалифицированными. Примером могут служить те слаборазвитые люди, которые с восторгом вычитали оброненное В.И.Лениным “под настроение” в частной записке выражение: “интеллигенция - говно” и видят в этом выражении квинтэссенцию ленинских идей об образовании, просвещении, знаниях, необходимых трудящимся для борьбы и победы. Интеллектуальной вершиной для подобных “классовых борцов” является усвоение мысли Ленина о том, что, совершив революцию, мы изменили порядок действий, не дожидаясь требуемого уровня цивилизованности России. Но ведь Ленин в той же статье “О нашей революции” признает “бесспорным положением” утверждение Суханова, что “Россия не достигла такой высоты развития производительных сил, при которой возможен социализм” (см. Полн. собр. соч., т. 45, c. 380), и это ничуть не компрометирует его позицию как вождя социалистической революции. Наоборот, Ленин как никто другой понимал решающую силу знания, доказывал, что “неграмотный человек стоит вне политики”, ставил вопрос о развитии советской школы, при сохранении лучших традиций старой русской школы, как вопрос первостепенной государственной важности и выдвигал перед молодым поколением задачу учиться, овладевать всеми накопленными человечеством знаниями - как главную. Заостряя эту идею, Ленин сделал овладение знаниями и культурой своего рода критерием «коммунистичности»: “Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество” (Полн. собр. соч., т. 41, с. 305); следовательно, нельзя воспринимать это директивное практическое указание просто как звучный лозунг либо как красивый афористически выраженный девиз для школьников.

Суть дела в том, что поворот на путь социализма - это особый, впервые в истории человечества встретившийся в начале ХХ века в России: поворот, также впервые в истории осуществляемый на основе науки, планируемый. Путь к социализму и сам социалистический строй есть попытка получить в “снятом” (в гегелевском смысле) виде все достижения предыдущих исторических эпох, комбинируя их в таком виде, чтобы они служили не верхушке богатых, не классу эксплуататоров, а всем трудящимся, всему народу. Кто не понял этого, тот не понял ни исторического места социализма как начала перехода истории биосферы Земли в стадию ноосферы (или, как формулировал это К.Маркс, перехода от предыстории человечества к его действительной истории), ни азов социалистической науки. Социализм не рождается в готовом виде, он закономерно подготавливается развитием капитализма. И нельзя при изучении теории и истории социализма упускать из виду как прямых, очевидных, так и менее заметных, опосредованных связей его, как переходного общества (переходного от предыстории человечества к его подлинной истории), с предшествующими историческими эпохами, связей, в которых неизбежен, разумеется момент разрыва и отрицания, но столь же закономерен момент преемственности, синтеза, не механического, а диалектического отрицания, воспринимающего наследие предшествующих эпох в “снятом” виде. Без этого не понять социализма как естественного, закономерного звена в непрерывной цепи всемирной истории.

Линии таких исторических связей станут яснее, если мы примем во внимание (и возьмем это за исходный пункт), что основной структурной единицей исторического процесса являются народы, история которых уходит в прошлое - у кого дальше, у кого ближе. Социализм не сваливается как снег на голову, а вырастает на свойственной данной стране, данному народу конкретно-исторической почве, которая, как всякий почвенный слой земли, формируется веками. В этом смысле (а не только в смысле истории социалистических идей, надежд и мечтаний) мы вправе сказать, что история социализма уходит вглубь веков и тысячелетий. Социализм как предстоящая мировая - всеобъемлющая, глобальная - эпоха будет эпохой всемерного развития народов, их национальных культур, эпохой их симбиоза (не исключающего и элементов синтеза), и в этом он прямо противоположен реакционным тенденциям империалистической “глобализации”, опирающимся в социально-экономическом, а также военно-политическом отношениях на идею создания “однополярного мира”, ибо он противостоит культурно-исторической нивелировке наций и народностей. Рассматриваемый в этом плане - а не только в плане преодоления отношений господства и подчинения, не только в плане уничтожения противоположности классов - социализм мы вправе определить как антикапитализм, хотя и закономерно возникающий на почве капитализма.

Полное непонимание места и роли социализма во всемирной истории проявил такой неординарный мыслитель, как Николай Бердяев: личные разочарования (в том числе имеющие социально-классовые истоки) возобладали. Вот что он писал в своей работе “Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы”(М., 1991): “Экономика нашей исторической эпохи и есть нарушение истинного иерархизма человеческого общества, утеря духовного центра. Автономия хозяйственной жизни привела к ее господству над всей жизнью человеческих обществ. Мамонизм стал определяющей силой века, который более всего поклоняется золотому тельцу. И ужаснее всего, что в этом ничем не прикрытом мамонизме век наш видит великое преимущество познания истины, освобождения от иллюзий. Экономический материализм наиболее совершенно это формулировал, он признал иллюзией и обманом всю духовную жизнь человечества. Социализм есть лишь дальнейшее развитие индустриально-капиталистической системы, лишь окончательное торжество заложенных в ней начал и всеобщее их распространение. Социалисты берут у буржуазного капиталистического общества его материализм, его безбожие, его поверхностное просветительство, его нелюбовь к духу и духовной жизни, его жадность к жизни, к ее успехам и удовлетворениям, его борьбу за эгоистические интересы, его неспособность к внутренней сосредоточенности. Капитализм и социализм одинаково сопровождаются упадком и угасанием духовного творчества, убылью духа в человеческом обществе” (с.18).

Бердяева можно понять. Бывший социал-демократ, он воспринял марксизм именно как “экономический материализм” (сам Маркс по этому поводу однажды сказал: в таком случае я не марксист), а социалистического строя в России он так и не видел, уехав из России (он был выслан с так называемым “философским пароходом”) в ту пору, когда набирал силу нэп, буржуазные отношения оживлялись, и какая-то часть капиталистов-нэпманов надеялась на исторический реванш. Для таких надежд были определенные основания. Еще недостаточно прочным было положение нового государства на мировой арене, и не решен был вопрос “кто - кого” не только в социально- классовом смысле, - предстояла ожесточенная борьба с русофобами внутри самой большевистской партии, с троцкистами, сионистами и их невольными попутчиками, которые были очарованы идеями насильственно распространяемой по всему земному шару “мировой революции”, что в условиях 20-х, 30-х годов, да и позже означало провоцирование вооруженных конфликтов с неизмеримо превосходящим по военно-экономическому потенциалу объединенным против социализма капиталистическим окружением, Названная работа Н.Бердяева была им написана задолго до утверждения в СССР социалистического строя, когда все еще было впереди, в том числе и грандиозная культурная революция с бесспорным взлетом новой многонациональной советской социалистической духовной культуры.

Приписывая социализму засилье собственничества, Бердяев, что называется, попал пальцем в небо: как раз такие пороки, как эгоизм и жадность, стали в социалистическом обществе объектом сурового общественного осуждения, презрения и насмешек. Сила и высота человеческого духа в новом обществе оказались беспримерными - они были проверены, в частности, в смертельной схватке с фашизмом. Не поняв в достаточной мере социалистической науки, Бердяев ко времени написания этой работы просто не мог видеть социалистической практики и уж никак не предвидел ее реальные пути, - он просто переносил на социализм в целом знакомую ему по личному опыту духовную разруху после гражданской войны, не заметив ростков нового общественного сознания и обновленной народной культуры; впрочем, они ему были чужды, потому и не заметил. В какой-то мере в этих своих оценках он оказывался солидарен с троцкистами, которые видели в русском крестьянстве реакционную силу мелкого собственничества, не понимая двойственной природы крестьянства и уж тем более не обращая внимания на такие черты его психологии, как многовековые традиции общинности.

Есть у социализма преемственность по отношению к капитализму, и ее просто не может не быть. Абсолютное противопоставление социализма и капитализма равным образом присуще фанатическим противникам (или, наоборот, сторонникам) как капитализма, так и социализма; фанатизм же враждебен социалистической науке и научной идеологии, как он неприемлем для научного мышления вообще, ибо противоречит требованиям разума. Захвативший после смерти И.В.Сталина власть в КПСС и Советском правительстве путем изощренных интриг Н.С.Хрущев повернул официальную идеологию в русло тотального абстрактного противоположения социализма капитализму, например, призывая “выкопать капитализму могилу”. Этакая р-р-революционность заворожила многих, не видящих прямой связи подобных утверждений с троцкистским революционным провокаторством, - их истинная суть лишь маскировалась украденным у Ленина и Сталина лозунгом мирного сосуществования двух систем. Нельзя видеть в фигуре Хрущева всего-навсего невежественного дурачка: он просто не мог не знать, что К.Маркс выводил закономерность возникновения новой формации из условий развития капиталистического строя, как не мог не знать и того, что Ленин называл монополистический капитализм прямой материальной подготовкой перехода к социализму. Да и все якобы импульсивные импровизации Хрущева носили характер последовательного и даже целенаправленного подрыва научных основ социалистической теории и тех принципов советской внутренней и внешней политики, которые делали ее успешной.

Однако преемственность социализма по отношению к капитализму можно хорошо понять лишь тогда, когда мы уясним, что капитализм неоднороден, разнокачествен, что и в современном монополистическом капитализме, в котором царит финансовая олигархия, существуют два слоя экономической деятельности: “старая”, связанная главным образом с производством, и “новая”, ставшая господствующей с 1873 года, - то есть экономика и хрематистика. Первая готовит материальные предпосылки для перехода к социализму, вторая прямо противоположна такому переходу, направлена против возможности такого перехода, связана с самыми реакционными линиями империалистической политики - с фашизмом, с открытой военной диктатурой, с усиленной разработкой техники манипулирования общественным сознанием, с превращением внешней политики буржуазных государств в отрасль самых грязных и жестоких спецопераций. Более того, мировая финансовая олигархия открыто провозгласила курс на обеспечение жизни на Земле лишь для “золотого миллиарда”, тем самым фактически посулив остальным пяти миллиардам политику геноцида - создание обстановки для неизбежного их вымирания. На такие декларации даже у германских фашистов и японских милитаристов не хватало смелости; либеральный фашизм современности провозглашает свои человеконенавистнические, людоедские цели значительно наглее, правда, прикрываясь обоснованием якобы неизбежной, закономерной “глобализации”. Империализм, выросший на базисе хрематистики, - смертельный враг всех народов земного шара, стремящихся к самостоятельной жизни, к политической независимости, к сохранению и свободному развитию своих самобытных национальных культур. И когда мы говорим о непримиримой классовой противоположности социализма и капитализма, говорим, что империализм - враг народов, враг гуманизма, нравственности и культуры, мы должны иметь в виду в первую очередь господствующую ныне хрематистику, засилье мировой финансовой олигархии, готовой подмять все человечество - его историю и культуру, миллиарды уникальных человеческих личностей - под свою “железную пяту”.

Разницу между капиталистическим производством (не только материальным, но и духовным) и хрематистикой далеко не всегда улавливают даже выдающиеся ученые, обратившиеся к анализу современного капитализма. Так, академик Н.Н.Моисеев писал в своей работе Есть ли у России будущее? Попытки системного анализа проблемы выбора (М., “Апрель-85”, 1996): “За последние одно - два десятилетия объем внешней торговли увеличился на планете не 2 - 3 раза, как объем промышленного производства, а в 10 раз! Это показывает, насколько более эффективным стало международное разделение труда” (с.12).. Но ведь в гораздо большей степени “это показывает”, насколько международная торговля (зачастую это не торговля, а круговорот денег в финансово-кредитной системе, не более того) превратилась в поле дутых финансовых операций, в “виртуальную экономику”, порой почти не связанную с экономикой реальной, производительной, а иногда и противостоящую ей.

Чрезмерно общий, а значит, односторонний взгляд на капитализм, заведомый отказ от дифференцированного анализа различных его сторон, явлений и процессов, его глубоко противоречивой сущности - явный признак либо лености мысли у “революционных”, “коммунистических” Митрофанушек, их интеллектуальной импотентности, либо признак тайного согласия с троцкизмом, пытающимся подорвать научные основы марксистской революционной теории, задержав ее развитие вглубь “социальной материи”, ее восхождение от абстрактного к конкретному - на наиболее общих лозунгах “классовой чистоты”, “мировой революции” и якобы “пролетарского”, а на самом деле абстрактного, абсолютизированного интернационализма, несовместимого, оказывается, с патриотизмом. Фактически же здесь протаскивается замаскированный под “пролетарский интернационализм” беспринципный космополитизм, дающий простор для самых чудовищных махинаций в духе сионизма, англосаксонского шовинизма, проповеди теорий “золотого миллиарда”, “однополярного мира”, якобы неизбежной, закономерной “глобализации” и прочей реакционнейшей дребедени. Думается, прав публицист В.С.Марков, определивший троцкизм как сионизм в “революционных” и “коммунистических” одеждах Тем самым устанавливается скрытая связь троцкизма с мировой финансовой олигархией, базирующейся на хрематистике.

Так называемая “реставрация капитализма” в России, которую начинают признавать как якобы свершившийся факт даже некоторые умные ученые социалистической ориентации, есть всего-навсего попытка мировой финансовой олигархии и ее “пятой колонны” подчинить экономику России господствующей в эпоху империализма тенденции хрематистики. Уже сама по себе попытка восстановить в России капиталистические порядки не может не быть разрушительной: чего же иного ожидать от сдвига общества на формацию ниже? Всякий регресс неумолимо влечет за собой деградацию, и иного просто быть не может. Если же ведущей тенденцией в экономике страны становится хрематистика, а высшей формой экономической жизни - финансовые спекуляции, то происходит тотальное разрушение страны в целом, а не только ее экономики. Наиболее деструктивные процессы охватывают сферу духовной культуры, и идет целенаправленный геноцид народа России, прежде всего русского народа.

Разрушение самобытной национальной культуры на фоне подобных бедствий выглядит вроде бы мелочью. Это - горькое и опасное заблуждение. Гораздо ближе к истине утверждение А.А.Касьянова: ”Народ может потерять очень многое, претерпевать всевозможные катастрофы и быть еще в состоянии подняться. Но им все потеряно, и ему уже никогда не подняться, если он потерял свою душу” (цит. соч., с.344). Национальная культура в таких случаях сталкивается и борется не на жизнь, а на смерть с антикультурой. Ни о каком синтезе или симбиозе культур здесь не может быть и речи. Один пример. Приведенное в разделе 1 нашей книги секретное выступление Аллена Даллеса давало программу подрывной работы США, направленной на подавление, извращение и ликвидацию самосознания русского народа. “Синтезом” и “симбиозом” этой программы, внедрением ее в общественное сознание Советской страны занималась созданная на средства мировой финансовой олигархии “пятая колонна”, в том числе добровольцы-диссиденты, а иные из них - “с благими намерениями”.

К сожалению, защита от такого “синтеза” оказалась явно недостаточной, а общий итог печален. И особенно досадно то, что и после всего случившегося плодотворная национальная идеология еще не вполне сложилась, о чем свидетельствуют происходящие до сих пор мелкие идеологические склоки в стане народно-патриотических сил. Не хватает сильной теории. И не хватает ясного осознания: теоретическая отсталость - это главный источник слабости и разрозненности патриотической оппозиции, особенно коммунистического движения, для которого это в принципе непозволительно, ибо оно - после великого переворота в сфере общественной мысли, произведенного революционным марксизмом, обязано опираться на науку и постоянное ее развитие в меняющемся мире. И здесь, как во всей истории человечества и его культуры, во весь рост встает проблема сосуществования, взаимодействия и борьбы старого и нового - как одна из самых сложных проблем осуществления прогресса, одна из самых трудных задач самопознания человеческой мысли, обеспечения преемственности истории стран и народов и всего человечества в целом.

Односторонность, упрощенность в решении этой проблемы была бы непростительной ошибкой, и это тот случай, когда оказывается верным известный афоризм Талейрана: это хуже преступления, это ошибка. Живучесть догматизма разных видов и самого оголтелого политического сектантства разрушает единство народных сил перед лицом смертельных угроз со стороны современных претендентов на мировое господство. Широта мировоззрения, богатство духовной культуры не должны оборачиваться идеологической всеядностью, делающей народные массы беззащитными в жестокой “психологической”, информационной войне, развязанной полвека назад (а подготавливаемой с самого начала существования Советского государства) мировой финансовой олигархией.

Жизнедеятельность человеческого общества охватывает все новые области расширяющейся практики и взаимодействия с природой; соответственно этому все шире и многообразнее становится область приложения и развития культуры, растет число ее специализированных отраслей. Это касается и материальной, и духовной культуры, которые во многом сближаются между собой: говорить об “онаучивании производства” стало уже банальностью, так же как и о своего рода “индустриализации” науки - о насыщении ее приборами и техникой для экспериментов, о создании опытных производств, а также “приборов”, превышающих по своим масштабам целые заводы, вроде синхрофазотрона; кроме того, совершенно очевидно переплетение сугубо производственных, утилитарных задач с духовыми, эстетическими, например, в такой отрасли деятельности, как промышленный дизайн.

Расширение практической деятельности человеческого общества, растущее многообразие ее сфер ведет к умножению отраслей духовной культуры, обслуживающих ее (речь, конечно, идет не только о производственной деятельности). Они, развиваясь, специализируются, обосабливаются друг от друга, как по предмету, так и по терминологии, по научному аппарату. В современной науке специалисты даже смежных отраслей с трудом понимают друг друга. Отчасти это закономерно. Имея в виду крупные открытия, называемые в современном науковедении научными революциями, К.Маркс писал, что “в науке каждая новая точка зрения ведет за собой революцию в ее научных терминах” (“Капитал. Критика политической экономии”, т.1. М., Политиздат, 1983, с.31). Маркс, правда, не обратил внимания на те случаи “развития науки”, когда оно сводится преимущественно к усложнению терминологии, и за изощренной терминологической отсебятиной скрывается псевдонаучная пустота. Но в целом же усложнение терминологии имеет объективную основу.

Эти затруднения особенно стали ощутимы с началом эпохи научно-технической революции, когда потребности во взаимодействии разных отраслей знания стали непреложной необходимостью, а наиболее перспективными для совершения открытий стали участки познания на “стыках” различных научных дисциплин. Интеграция научного познания превратилась в одно из решающих условий плодотворности научного прогресса и неизбежно начала пробивать себе дорогу, поначалу стихийно, путем проб и ошибок. И лишь потребность в новых принципиальных технологических сдвигах вынудила к концентрации государственно организованных усилий по объединению ученых многих специальностей; наиболее известный пример дает развитие космической науки и техники, космонавтики. Интересно отметить, что в решении подобных крупномасштабных проблем капиталистические страны вынуждены применять методы организации производства и науки, которые были в наиболее полном виде выработаны в условиях социализма.

В связи с потребностями дальнейшего развития человеческой жизнедеятельности, в частности производства, налаживается взаимодействие технических наук с художественным творчеством; родилось такое огромное поле их взаимодействия, как промышленный дизайн, существенно дополняющий родившуюся ранее эргономику. Ориентация на потребителя требует в производстве продукции учитывать естественные потребности человека, его требования к удобству, его эстетические чувства. Поэтому в указанном взаимодействии все чаще участвуют и психология, физиология органов чувств, учение о высшей нервной деятельности. Новизна подобных, количественно возрастающих, точек соприкосновения различных фрагментов материальной и духовной культуры дает разнообразный по качеству результат, а стремление к прибыли и к реализации недостойных политических целей порождает недобросовестное использование данных наук, - примером может служить использование так называемого 25-го кадра в телевизионных передачах и в кинопрограммах: человеческий глаз не улавливает более 24-х кадров в секунду, однако 25-й кадр попадает в подсознание человека и диктует ему определенные формы поведения, даже конкретные поступки - помимо его сознания и воли. Так экономика и политика опираются на данные естествознания, цели практики (в последнем примере - реакционной практики) диктуют интеграцию социальных, естественных и технических наук в создании и распространении культурных и идеологических стандартов сознания и поведения людей.

Настоятельной потребностью в такой интеграции стал новый уровень взаимоотношений общества и природы, обусловленный постоянно ускоряющимся технологическим прогрессом. Не случайно первостепенной задачей познания и практики стал тот огромный комплекс проблем, который именуется экологией. “Природа уже протестует против деятельности человека, - пишет в статье “Человек и природа” профессор А.В.Ильичев. - Стихийные бедствия, изменение климата, новые болезни - это теперь уже реакция природы на экономическую деятельность человека” (Информационный сборник “Безопасность”, № 1 - 2, январь - февраль 1999 г. “Фонд национальной и международной безопасности”, с. 192). Конечно, видеть в прогрессе технологической деятельности человечества преимущественно отрицательные стороны было бы неверно, ибо развивающаяся деятельность человека усиливает посредством прогресса технологии главную особенность этой деятельности - аккумулирование энергии, противостояние энтропии. И рост народонаселения Земли не является неким стихийным бедствием, каким его пытаются представить неомальтузианские идеологи будущего процветания избранного “золотого миллиарда”. Линдон Ларуш писал: “При рассмотрении человеческого существования в целом, повышение потенциальной относительной плотности населения доказывает, что в экономических процессах осуществляется желаемый антиэнтропийный результат. Это значит, что повышение потенциальной относительной плотности населения соответствует математической функции, характеризуемой отрицательной энтропией или негэнтропией. Именно это является характерной чертой и процессов жизни, включая существование человеческого рода.

Таким образом, процессы взаимодействия природы и человека весьма сложны, неоднозначны и во многом противоречивы. Их нельзя правильно понять, а значит, и выработать методологию практики на будущее, рассматривая их с позиций текущих интересов или вырывая их из общего комплекса. Следовательно, в решении этих вопросов всегда необходим максимально широкий философско-методологический, общемировоззренческий подход; необходимо рассмотрение взаимодействие человека и природы не только в их различии и противостоянии, но и в их закономерной взаимосвязи как части и целого. Второй подход становится предельно актуален не только в связи с надвигающимся экологическим кризисом, но и в связи с обострением проблем выживания все большего числа людей в разных странах и регионах планеты; в России, как известно, происходит катастрофическое вымирание населения в связи с неудовлетворением в “новом обществе” самых необходимых материальных и культурных потребностей большинства населения, включая первичные биологические потребности.

В этих условиях с новой силой и по-новому возрождаются проблемы так называемого естественного права, являющегося одним из способов утверждения неотъемлемого права каждого человека на достойную жизнь, одним из важных способов обоснования гуманизма и социалистического переустройства общества. В своей “Зеленой книге” (М., 2000) лидер ливийской революции Муаммар Каддафи обосновывает ливийский путь социалистических преобразований, исходя как раз из необходимости свободного и полного удовлетворения разумных потребностей каждого человека. Он пишет: “Правомерной целью экономической деятельности отдельных лиц должно быть удовлетворение лишь их личных потребностей, потому что мировые ресурсы, по крайней мере в каждый данный период, ограничены, как ограничены богатства каждого общества в отдельности. Поэтому никто не вправе заниматься экономической деятельностью с целью присвоения этих богатств в количествах, превышающих личные потребности человека, ибо излишек, превышающий потребности человека, принадлежит по праву другим. Человек вправе делать накопления, умеряя свои потребности за счет произведенного им продукта, а не за счет труда других или потребностей других. Если допустить экономическую деятельность в масштабах, превышающих удовлетворение личных потребностей человека, то, получив сверх своих потребностей, этот человек тем самым помешает другим удовлетворить свои потребности” (с.66).

Постановка вопросов общественного, государственного, политического устройства и господствующей идеологии в прямой связи, даже в прямой зависимости от необходимого удовлетворения естественных, органических потребностей людей была незаслуженно отодвинута на задний план в советском обществоведении. Незаслуженно - потому что такой подход нисколько не противоречит как реальной социально-экономической и культурной политике Советского государства, ставящего своей целью максимальное удовлетворение материальных и духовных потребностей всех членов общества, так и основам марксистского мировоззрения, отнюдь не грешащего ни “экономическим материализмом”, ни гипертрофированным социологизмом. В главе о французских материалистах труда “Святое семейство”, созданного в соавторстве с Ф.Энгельсом, К.Маркс писал: “Не требуется большой остроты ума, чтобы усмотреть необходимую связь между учением материализма о прирожденной склонности людей к добру и равенстве их умственных способностей (сам Маркс к такой трактовке равенства не повинен, он рассматривает равенство людей как социальное равенство. - Р.Л.), о всемогуществе опыта, привычки, воспитания, о влиянии внешних обстоятельств на человека, о высоком значении промышленности, о правомерности наслаждения и т.д. - и коммунизмом и социализмом. Если человек черпает все свои знания , ощущения и пр. из чувственного мира и опыта, получаемого от этого мира, то надо, стало быть, так устроить окружающий мир, чтобы человек в нем познавал и усваивал истинно человеческое, чтобы он познавал себя как человека. Если правильно понятый интерес составляет принцип всей морали, то надо, стало быть, стремиться к тому, чтобы частный интерес совпадал с общечеловеческими интересами. Если человек несвободен в материалистическом смысле, т.е. если он свободен не вследствие отрицательной силы избегать того или другого, а вследствие положительной силы проявлять свою индивидуальность, то должно не наказывать преступления отдельных лиц, а уничтожить социальные источники преступления и предоставить каждому необходимый общественный простор для его насущных жизненных проявлений. Если характер человека создается обстоятельствами, то надо, стало быть, сделать обстоятельства человечными (подчеркнуто мной. - Р.Л.). Если человек по природе своей общественное существо, то он, стало быть, только в обществе может развить свою подлинную природу, и о силе его природы надо судить не по силе отдельных индивидуумов, а по силе всего общества” (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 2, с.145 - 146). Впрочем, Маркс и Энгельс и в более прямой форме указывали на необходимость в определении путей общественного развития брать за исходный пункт человека прежде всего как естественное существо с его первичными потребностями: человек, прежде чем заниматься политикой, философией, искусством и т.п., должен есть, пить, одеваться, иметь крышу над головой и т.д.

Современные авторы все чаще обращаются именно к этой стороне взаимосвязей человека и природы, к органическим потребностям человека, к естественным основаниям организации человеческого сообщества, то есть к естественному праву, включающему в себя и собственно взаимодействие общества с природой. В качестве примера можно привести объемистое приложение к уже упоминавшейся книге Г.В.Бутми, написанное от имени НИИАЦ “Стратегия будущего” и озаглавленное “К пониманию макроэкономики государства и мира”. Там, в частности, говорится: “Как организовать производство и распределение в обществе так, чтобы в преемственности поколений всегда были устойчивы и здоровы биоценозы (биосфера), чтобы люди не переполняли свою экологическую нишу, чтобы в обществе не было голодных, бездомных, не получивших достойного человека воспитания или обделенных каким-либо иным образом по не зависящим от него самого причинам?

Это - главный вопрос экономической науки” (указ. соч., с. 229).

Не только науки, но и экономической практики, экономической политики государства. С легкой руки толстощекого и.о. премьера Е.Гайдара, выдвинувшего безумный лозунг невмешательства государства в экономику, тогдашние и последующие российские правители устроили себе безбедное пребывание на постах, не влекущее за собой ответственности за последствия своей экономической политики, которая, однако, существует. Иначе кому нужно такое правительство? Но ведь правительство отнюдь не бездействует. Оно проявляет себя в идиотском курсе разрушительных “радикальных реформ”, например, в виде насильственно осуществляемой приватизации общенародного достояния, которую справедливо называют в народе прихватизацией. Вмешательство в экономику происходит в уголовно наказуемых формах грабежа и сбыта краденого. В книге известного экономиста-практика и общественного деятеля Виктора Видьманова “Кто виноват? И что делать?” (М., ЗАО “Газета “Правда”, 2003) говорится о чудовищных результатах этого “вмешательства-невмешательства”, в частности, в сфере сельскохозяйственного производства:

Практически разрушен аграрно-промышленный комплекс. За 1991 - 2000 годы объем валовой продукции во всех категориях хозяйств АПК уменьшился на 43 процента, такого спада не было даже в годы Великой Отечественной войны. Уместно вспомнить, что за дореформенные 10 лет (1981 - 1990 гг.), по сравнению с предыдущим десятилетием (1971 - 1980 гг.), сельскохозяйственная продукция увеличилась на 28,6 процента. Страна тогда по уровню питания на душу населения находилась на 7-м месте в мире, сегодня - на 71-м. Производительность труда в отрасли снизилась более чем на 30 процентов. Посевные площади сельскохозяйственных культур сократились на 33 млн. га. Россия, по существу, утратила продовольственную независимость, потребляя 42 процента продуктов питания, ввозимых из-за рубежа.

Капитальные вложения в отрасль уменьшились в 20 раз. За годы так называемой аграрной реформы произошло ослабление аграрной базы села. В десятки раз сократились поставки селу тракторов, комбайнов, другой техники, а существующие сельхозмашины изношены практически на три четверти. В несколько раз сократилось внесение в почву минеральных удобрений. Образовались ничем не оправданные несоответствия цен на продукцию промышленности и сельского хозяйства. Социальное положение крестьян, которое и раньше было далеко не лучшим, резко ухудшилось. Строительство жилья на селе сократилось в 4 раза, школ - в 13 раз, детских дошкольных учреждений и объектов культуры - на одну треть” (с. 87). А ведь сельское хозяйство своей продукцией как раз и обеспечивает удовлетворение самых насущных, первичных потребностей людей.

Впрочем, вернемся к разработкам НИИАЦ “Стратегия будущего”: Потребности, удовлетворению которых подчинено производство и распределение в обществе, обусловлены нравственностью как таковой и культурными традициями, в которых запечатлена нравственность прошлых поколений и направленность изменения нравственности на протяжении жизни нескольких поколений.

Среди всего множества потребностей есть такие, удовлетворение которых наносит прямой или косвенный ущерб непосредственным потребностям, окружающим, потомкам, биоценозам в местах производства или удовлетворения потребностей, биосфере в целом. Есть потребности, удовлетворение которых приобретает такое качество только в случае превышения объемами производства и потребления (личного, а также совокупного в обществе или регионе) некоторых критических величин. Охарактеризованные таким образом потребности порождают деградационно-паразитический спектр производства и потребления.

Есть потребности, удовлетворение которых таких последствий не вызывает, по крайней мере при превышении потреблением (личным и совокупным) некого минимального уровня - уровня демографически обусловленной достаточности производства и потребления. Эти потребности входят в демографически обусловленный спектр производства и потребления.

Принципиальное отличие демографически обусловленного спектра от деградационно-паразитического состоит в том, что:

демографически обусловленный спектр потребностей предсказуем по номенклатуре и объемам на многие десятилетия вперед с точностью и детальностью, достаточными для того, чтобы заблаговременно подготовить производительные силы общества к его гарантированному и полному удовлетворению.

В основе его предсказуемости лежит различие и ограниченность потребностей групп населения по признаку пола и возраста, уклада жизни семей, динамики демографической пирамиды и традиции культуры, в которой выразилось приспособление населения к жизни в природно-географических условий региона. При этом общественно безопасный ( это, как ясно из предыдущих наших рассуждений, очень спорная оценка. - Р.Л.) рост численности населения, образующего демографическую пирамиду, ограничен устойчивостью биоценозов в местах проживания населения в преемственности поколений видов живых организмов, составляющих биоценозы, что накладывает еще одну систему ограничений на демографически обусловленный спектр потребностей.

деградационно-паразитический спектр потребностей во многом непредсказуем ни по номенклатуре, ни по объемам, ни по срокам возникновения. Это одна из причин, по которой общество неспособно его удовлетворить ни при каких обстоятельствах” (с. 230 - 231).

Как видим, в проблематике экологии культуры все большее место занимают вопросы потребностей - как органических, так и, воспользуемся термином Н.Г.Чернышевского, фантастических, извращающих как взаимодействие человека (общества) с окружающей природой, так и саму естественную природу человека. Поэтому в порядок дня ставится выработка нравственных императивов поведения людей и общества в целом - выработка нравственных принципов отношений к окружающей природной среде, которые и являются духовным центром экологии культуры в этой ее части.

Обязательность нравственного отношения к природе (в том числе к природе самого человека) вытекает из Марксова анализа взаимосвязи человека и природы в “Экономическо-философских рукописях 1844 года”:

Родовая жизнь как у человека, так и у животного физически состоит в том, что человек (как и животное) живет неорганической природой, и чем универсальнее человек по сравнению с животным, тем универсальнее сфера той неорганической природы, которой он живет. Подобно тому как в теоретическом отношении растения, животные, камни, воздух, свет и т.д. являются частью человеческого сознания, отчасти в качестве объектов естествознания, отчасти в качестве объектов искусства, являются его духовной неорганической природой, духовной пищей, которую он предварительно должен приготовить, чтобы ее можно было вкусить и переварить, - так и в практическом отношении они составляют часть человеческой жизни и человеческой деятельности. Физически человек живет только этими продуктами природы, будь то в форме пищи, отопления, одежды, жилища и т.д. Практически универсальность человека проявляется в той универсальности, которая всю природу превращает в его неорганическое тело, поскольку она служит, во-первых, непосредственным жизненным средством для человека, а во-вторых, материей, предметом и орудием его жизнедеятельности. Природа есть неорганическое тело человека, а именно - природа в той мере, в какой она не есть человеческое тело. Человек живет природой. Это значит, что природа есть его тело, с которым человек должен оставаться в процессе постоянного общения, чтобы не умереть. Что физическая и духовная жизнь человека неразрывно связана с природой, означает не что иное, как то, что природа неразрывно связана с самой собой, ибо человек сам есть часть природы.

Нравственные императивы отношения к природе как единственной среде обитания человека распространяются на все виды и способы его жизнедеятельности, включая и технологический прогресс: он не должен наносить ущерба ни природе, неорганической и живой, ни природной основе самого человека. В век атома и биотехнологии эти правила должны стать непреложными законами, основанными на всем комплексе научного познания и имеющими силу духовной власти в виде нравственных принципов и религиозных заповедей, поскольку вопросы эти затрагивают основы человеческого существования, соотносятся с проблемами цели и смысла жизни человека и человечества, аккумулируемыми в мировоззрении с его философским ядром и в чувственно-практических формах освоения мира, каковыми являются нравственность, искусство (шире: художественно-эстетическое освоение мира), религия и, отчасти, право. Иначе говоря, в фундаменте культуры взаимодействия человека и природы лежит вечное единство идеалов красоты, добра (справедливости) и истины, причем характеристика данного единства как вечного отнюдь не отменяет историчности проявления каждого из названных элементов и их взаимосвязи как целого.

Идеалом взаимоотношения между человеком и природой является гармония. Был ли когда-либо в истории осуществлен этот идеал? Возможна ли вообще реализация этого идеала? Неважно, важно то, что идеалы и созданы для того, чтобы облагородить, опоэтизировать практические цели деятельности человека. Идеалы и созданы для того, чтобы равняться, ориентироваться на них, а не на что-либо другое, мелкое, частное, преходящее, случайное. Киновия - это одна из форм выражения идеалов жизнедеятельности человеческого общества: гармонии человека и природы, гармония общества и личности, гармонические отношения между людьми и их сообществами.

Синтез и симбиоз культур подразумевают интеграцию не только различных областей научного познания, но и чувственно-практических форм освоения мира.

Вопрос о синтезе или симбиозе культур очень остро стоит, когда мы говорим о мировой духовной культуре, представляющей собой огромный комплекс культур различных стран и народов, народностей, племен.

Развитие наций и народностей и их взаимоотношений, судьба национальных культур и языков есть вопрос всемирно-исторический в самом буквальном и полном смысле слова, ибо речь при решении этого вопроса идет о путях дальнейшего хода истории, о перспективах развития человечества в целом. Я уже напоминал в предыдущем тексте о том, что, начиная с эпохи Великих географических открытий вымерли или просто были физически истреблены десятки, а может быть, сотни народностей и племен. Исследователь первобытного общества Льюис Г. Морган так писал об участи американских индейцев, попавших под “железную пяту” капиталистических колонизаторов: “...В то время как окаменелые остатки, погребенные в земле, сохраняются для будущего исследователя, не такова участь индейских производств, языков и учреждений. Они погибают с каждым днем и погибали на протяжении более чем трех столетий. Этническая жизнь индейских племен под влиянием американской цивилизации вырождается, их производства и языки исчезают, их учреждения разлагаются. Еще через несколько лет те данные, которые еще легко можно собрать, уже нельзя будет найти” (цит. соч., с. 4).

Эпоха “цивилизованного” империализма в этом отношении по содержанию мало чем отличается от времен средневековых конквистадоров или западноевропейских “пионеров”, истреблявших коренные самобытные индейские племена совершенно точно так же, как они отстреливали стада бизонов, - разве что только более последовательно и жестоко. А ведь у каждого из этих племен были своеобразная культуры, неповторимые обычаи, свой язык. В эпоху империализма изменились в основном средства истребления: вместо огнестрельного гладкоствольного, а затем и нарезного оружия и бича плантатора в ход пошли голод, разрушение природной среды и отравление отходами промышленного производства; не забыть бы в этом перечне грабительские финансово-кредитные механизмы и демократические законы. С каждым исчезнувшим с лица нашей планеты племенем уходили в небытие своеобразные духовные культуры, неповторимые языки.

Что же, мы просто сожалеем о невозвратном прошлом, возмущаемся неизбежными “побочными следствиями” шествия неудержимого технологического и экономического прогресса, вздыхаем о нарушении оторванного от жизни идеала абстрактного гуманизма? Отчасти и эти соображения составляют содержание наших рассуждений, но есть и иные, не менее существенные. Дело в том, что все многообразие существующих и ранее существовавших национальных языков и культур представляет собой культурный генофонд человечества (термин предложен В.С.Марковым в статье журнала “Знамя”, опубликованной к 60-летию СССР в № 12 за 1982 г.) - своего рода базу (одну из баз) дальнейшего развития всей мировой духовной культуры. Имея это в виду, нельзя не согласиться с тем, что вполне авторитетное положение о преодолении национальных различий, - если его распространить на языки и культуры, - не столь уж научно и не столь прогрессивно, а, скорее, реакционно. Совершенно не случайно уже с ХУ111 века в филологической и исторической науке начался стихийный процесс восстановления утраченных, “мертвых” языков, возникло даже своего рода соревнование ученых по расшифровке древних систем письменности: еще не осознанные в полной мере тенденции прогресса человечества, если так можно выразиться, “давали задание” исследователям для обеспечения поступательного движения мировой культуры на этом новом направлении. В ХХ столетии эти научные направления уже встали на ноги и работали на всю возможную мощь, достигая хороших результатов, которые можно оценить как доброе начало на пути возможно более полного восстановления культурного генофонда человечества с использованием все более мощных и эффективных средств и методов научного поиска.

Для того, чтобы этот поиск был по-настоящему плодотворен, его следует сделать более осознанным, признав ничем не заменимую ценность каждой национальной культуры и каждого языка, а заодно признав по меньшей мере неточность, условность выражений типа “отсталая национальная культура” или “неразвитые языки”. А каков критерий оценки языков и культур как “неразвитых” и “отсталых”? Его фактически нет - он подменен ничем не обоснованной спесью, шовинистическим европо- либо англосаксоцентризмом или иной разновидностью иллюзорной “цивилизованности”, а то даже “научности”, в основе которых, если хорошо разобраться, лежат гнилые, бессодержательные идеи национальной исключительности и безоглядная интеллектуальная ограниченность, из-за которой могут быть навсегда без сожаления утрачены - как “недоразвитые” - своеобразные, неповторимые фрагменты мирового культурного достояния. В культурном генофонде человечества нет малозначащих, тем более ущербных и никчемных звеньев, и идея национального равноправия - это не просто принцип демократизма, необходимая сторона гуманистического миросозерцания, а одно из проявлений глубинных, пока еще недостаточно осмысленных общеисторических тенденций, одна из предпосылок не только будущего духовного расцвета человечества, но и, возможно, предпосылка его нормального существования как человечества, имеющего доселе неосознанный смысл жизни, свое космическое предназначение.

Даже скептически настроенному читателю советуем отнестись к этим формулировкам как можно более вдумчиво, не расценивать их как проявление авторского субъективизма, своего рода интеллектуальное чудачество. Задумайтесь над тем, что во всей научной, публицистической и художественной литературе даже самые строгие умы, самые авторитетные светила науки, стоит только им заговорить о проблемах своеобразия народов, национальных культур и языков, всегда выражают нечто недосказанное, словно вступают в область мистики, либо допускают утверждения, совершенно недостойные их гения. Один из примеров мы уже приводили: не выдерживающее серьезной критики положение о преодолении в исторической перспективе всяких национальных различий. Есть и другой вполне очевидный пример: одним из самых употребляемых в обществознании как науке и в соответствующей (серьезной, разумеется) публицистике терминов является слово “народ”. Но попытайтесь найти строго научное его определение - вас обязательно постигнет неудача.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11