РУБРИКИ

Творчество Микеланджело Буонарроти

   РЕКЛАМА

Главная

Бухгалтерский учет и аудит

Военное дело

География

Геология гидрология и геодезия

Государство и право

Ботаника и сельское хоз-во

Биржевое дело

Биология

Безопасность жизнедеятельности

Банковское дело

Журналистика издательское дело

Иностранные языки и языкознание

История и исторические личности

Связь, приборы, радиоэлектроника

Краеведение и этнография

Кулинария и продукты питания

Культура и искусство

ПОДПИСАТЬСЯ

Рассылка E-mail

ПОИСК

Творчество Микеланджело Буонарроти

p align="left">"Но если присмотреться к следующему за ней пророку Исайе, увидишь, что все черты его поистине взяты из самой природы, подлинной матери искусства, и увидишь фигуру, которая, будучи вся отлично проработана, может одна научить всем приемам хорошего живописца: пророк, сильно углубившись в свои мысли, скрестил ноги и одну руку заложил в книгу, отмечая то место, где остановил свое чтение, локоть другой поставил на книгу, подперев рукой щеку, а так как его окликнул один из путтов, что сзади него, он повернул к нему только голову, ничем не нарушая всего остального".

Один из самых патетических образов капеллы -- пророк Иезекииль. Этот могучий старец изображен в резком повороте, подчеркивающем смятение чувств, охватившее пророка. Остро характерен профиль старца, грозен его взгляд, обращенный к ангелу, прекрасному, озаренному, с глубоким, умным взглядом. Тут все: исступление и страсть, и порыв, и такой динамизм, от которого дух буквально захватывает, в этой фигуре бушует титаническая сила и рвется куда-то неудержимо одухотворенная человеческая воля. Он жил в мире пророчеств, в другом измерении, Бог показывал ему и истолковывал множество видений, его снедала ревность о Господе, и ненависть к идолопоклонству и другим грехам народа Израильского.

"Иезекииль, полный прекраснейшей грации и подвижности, в просторном одеянии, и держащий в одной руке свиток с пророчествами; другую же поднял и повернул голову, будто собираясь произнести слова возвышенные и великие, а позади него два путта подносят ему книги" Вазари.

В Данииле -- молодость, энергия мысли, и сосредоточенность, властность, опять-таки фигура в своем движении, как бы готовая заполнить весь мир.

«Невозможно представить себе, -- говорит Вазари, -- что можно добавить к совершенству образа Даниила, который пишет в большой книге, выискивая что-то в рукописях и копируя с невероятным рвением; для опоры этой тяжести Микеланджело поставил между его ног ребенка, который поддерживает книгу, пока тот пишет, -- ничья кисть не сможет никогда сделать ничего подобного».

Иона. Высшее озарение, исполненное великой надежды, отвага и вера в бесконечно прекрасной героической фигуре. Пророк, который долго бежал от своего призвания, и воззвавший к Богу из чрева огромной рыбы, поглотившей его, признан как самый успешный проповедник Ветхого Завета - от его проповеди покаялся и обратился огромный нечестивый город Ниневия.

"Но кто же не восхитится и не поразится, увидев потрясающего Иону, последнюю фигуру капеллы, где силой искусства свод, который, изгибаясь по стене, в действительности выступает вперед, кажется прямым благодаря видимому воздействию этой отклонившейся назад фигуры, и, подчинившись искусству рисунка, тени и свету, он поистине как бы отклоняется назад?" Вазари.

Иеремия - глубоко задумавшийся скорбный старец. Как воплощение скорби человечества воспринимается его фигура. Могучий старец сидит, скрестив ноги. Правой рукой он опирается на колено. Глаза его опущены. Он ушел в себя, погрузившись в глубокую думу. Сидит он спокойно, опустив голову, скрестив могучие ноги и опершись рукой о колено. Но разве не кажется вам, что, когда он подымет глаза, ему откроется все, что есть в мире, и потому мудрость его отмечена горечью; а когда встанет он, выпрямится и пойдет, все придет в движение от его поступи!..

Предполагают, что Микеланджело изобразил себя в образе Иеремии-пророка, вслед за ним несчастный живописец повторял: "Когда утешусь я в горести моей! сердце мое изныло во мне... Проклят день, в который я родился! день, в который родила меня мать моя" (Книга пророка Иеремии). В фреске "Страшный суд" его лицо на содранной коже мученика Марсия.

"Взгляните на этого Иеремию, который, скрестив ноги, одной рукой поглаживает бороду, опершись локтем на колено, другую же опустил между ног и голову склонил так, что явно видны его печаль, его мысли и горькое его раздумье о своем народе. Таковы же позади него и два путта и такова же и первая сивилла" Вазари.

В Иоиле Микеланджело мастерски передал сосредоточенное внимание. Ничто не может его отвлечь, поглощенного чтением развернутого свитка. В лице этого скорбно-сосредоточенного мудреца с седыми волосами современники усматривали черты сходства с Браманте, которого Микеланджело считал своим личным врагом, но которому не мог отказать в одаренности и вкусе. Иоиль был пророком Божьего наказания и прощения, он ходатайствовал пред Господом о народе своем, и получил великие обетования о Небесном Иерусалиме.

"... Иоиль, который сосредоточился, держа в руках свиток, и читает его с большим вниманием и пристрастием, и по лицу его видно, какое удовольствие доставляет ему написанное, и похож он на живого человека, направившего большую часть своих мыслей на что-либо одно" Вазари.

Кульминацией росписи является экстатическая фигура Ионы, расположенная над алтарем и под сценой первого дня творения, к которой обращен его взор. Иона является провозвестником Воскресения и вечной жизни, ибо он, подобно Христу, проведшему три дня в гробнице перед вознесением на небо, провел три дня во чреве кита, а затем был возвращен к жизни. Через участие в мессе у алтаря внизу верующие причащались к тайне обещанного Христом спасения.

6.1.6 Сивиллы на фресках Сикстинской капеллы (1508-1512)

В боковом поясе свода Сикстинской капеллы Микеланджело изобразил поочередно ветхозаветних пророков и сивилл, папа римский Юлий II был человеком широких взглядов. Считалось, что древнегреческие сивиллы, т.е. женщины-пророчицы, предсказывали приход Христа.

Прекрасна Дельфийская сивилла -- вдохновенная юная, с широко открытыми глазами, глядящими в будущее. Эта дева может выдержать мир на своих плечах.

"А кроме того, есть еще одна сивилла, которая, будучи обращенной к алтарю с другой стороны, показывает несколько исписанных свитков и вместе со своими путтами заслуживает похвалы не меньшей, чем остальные" Вазари.

Величаво-задумчива Эритрейская сивилла -- воплощает цветущую силу и уравновешенность, перелистывает древнюю книгу и так повернулась, чтобы мы могли любоваться ее взглядом, красотой и силой ее сложения.

"... свою книгу она держит далеко от себя и, закинув ногу на ногу, собирается перелистать страницу, сосредоточенно обдумывая, о чем писать дальше, в то время как стоящий позади нее путт раздувает огонь, чтобы зажечь ее светильник. Фигура эта красоты необычайной и по выражению лица, и по прическе, и по одежде; таковы же и обнаженные ее руки" Вазари.

Могуча старуха Кумекая сивилла, исполненная силой и мощью, со всем вниманием вчитывающаяся в развернутый фолиант, куда заглядывают два наивно-спокойных ребенка-ангела.

"... прекрасная старая сивилла, которая, сидя, с предельным изяществом изучает книгу; прекрасны и позы двух написанных рядом с ней путтов".

Персидская сивилла -- в которой сочетается и мудрость и тайна.

"... которой он хотел выразить старость, не говоря о том, что, закутав ее в одежду, показал, что время охладило уже ее кровь и что во время чтения он заставляет ее подносить книгу к самым глазам, пристально в нее вглядываясь, ибо и зрение у нее уже ослабело" Вазари.

Ливийская сивилла -- олицетворяет мудрость, красоту и динамику, опять-таки то самое вечное движение, которое рождается волею Творца и которое затем гений художника подчиняет себе, замкнув в рамки совершеннейшей композиции.

"...прекраснейшая фигура сивиллы Ливийской, которая, написав большой том, составленный из многих книг, в женственной позе хочет подняться на ноги и намеревается одновременно и встать и захлопнуть книгу: вещь труднейшая, чтобы не сказать невозможная, для любого другого, кроме ее создателя".

Микеладжело считал человека венцом творения, а мужчину - воплощением телесной и духовной красоты. У женщин-предсказательниц, как и у обнаженных юношей, в фигурах смешаны признаки мужские и женские. Предполагают, что для сивилл мастеру позировали мужчины-натурщики. Как по углам библейских сцен в средней части свода написаны множество вспомогательных фигур - идеально-прекрасных юношей-рабов, так и пророков и сивилл окружают маленькие путти - атланты, трактованные в скульптурных формах.

6.1.7 Фрески парусов свода Сикстинской капеллы Чудесные избавления иудеев (1509-1511)

В четырех парусах свода находятся сцены, каждая из которых - пример участия благого Бога в спасении Своего избранного народа: - Юдифь и Олоферн (1509), - Давид и Голиаф (1509), - Медный змий (1511), - Смерть Амана, или «История Эсфири» (1511).

Об этой божественной помощи повествовали пророки, предсказывавшие пришествие Мессии.

"Что же можно сказать о четырех историях по углам в распалубках этого свода? На одной из них Давид со всей юношеской силой, какая только может потребоваться, чтобы одолеть великана, отрубает ему голову, приводя в изумление солдат, чьи головы окружают поле битвы; не иначе, чем иные, удивят прекрасные положения, использованные им в истории Юдифи, что на другом углу; в этой истории показано туловище Олоферна, причем чувствуется, что оно обезглавлено, Юдифь же кладет мертвую голову в корзину на голове своей старой служанки, которая такого высокого роста, что должна наклониться, чтобы Юдифь могла достать до корзины и как следует уложить в нее голову. Юдифь же, ухватив груз, старается его прикрыть, голову же свою повернула к мертвому туловищу, которое, хотя уже мертвое, но одним только поднятием ноги труп успел всполошить всех, кто были в шатре, и лицо ее выражает и страх перед тем, что происходит в лагере, и ужас перед мертвецом; живопись эта поистине достойна величайшего внимания.

Но еще более прекрасна и более божественна, чем описанная и чем все остальные, это история про змей Моисея, та, что над левым углом алтаря, ибо на ней видно, как истребляют людей падающие дождем змеи, как они жалят и кусают; показан там и медный змий Моисея, воздвигнутый им на столбе. На истории этой явственно видно, как по-разному умирают те, кто от этих укусов потерял всякую надежду. Там ведь показано, как жесточайший яд губит бесчисленное множество людей, умирающих от судорог и от страха, не говоря о том, что иные, кому змеи оплетают ноги и обвивают руки, застывают в том положении, в каком были, и двинуться больше не могут, не говоря и о том, как прекрасно выражение лиц тех, кто с криком в безнадежности падает на землю. Не менее прекрасны и те, кто, взирая на змия и чувствуя, как при взгляде на него облегчается боль и возвращается жизнь, смотрит на него с величайшим волнением, и среди них женщина, которую поддерживает мужчина, написана так, что в ней видна и помощь со стороны того, кто ее поддержал, и насколько она, внезапно и напуганная и ужаленная, в ней нуждается.

Подобным же образом и в другой истории, где Ассур, читая свою летопись, возлежит на ложе, есть очень хорошие фигуры, и между прочим привлекают внимание три фигуры пирующих и представляющих собою совет, созванный им, дабы освободить еврейский народ и повесить Аммана, фигура которого выполнена в необыкновенном сокращении: столб, на котором он висит, и рука, вытянутая вперед, кажутся не написанными, а выпуклыми и настоящими, как и нога, которая также выдвинута вперед, да и те части, которые уходят вглубь; фигура эта из всех прекрасных и трудных для исполнения фигур несомненно самая прекрасная и самая трудная" Вазари.

В люнетах можно видеть фигуры, не связанные с библейскими текстами. Среди них -- полные трогательной нежности матери с младенцами, скорбные старцы, отчаявшиеся молодые женщины. Сосредоточивая внимание на передаче эмоционального состояния изображенных людей, он усиливает драматическую ноту. Именно в этих композициях можно острее ощутить более непосредственные отголоски реальных событий того времени -- труднейшие испытания, выпавшие на долю итальянского народа. Однако образы эти с нарастающим в них чувством беспокойства, лиричности, трагизма все же отступают на второй план по сравнению с могучим жизнеутверждающим началом образов средней части свода, определяющих его доминанту.

Рассматривая потолок Сикстины, порою кажется: не слишком ли все это грандиозно, чтобы стать когда-то возможным? Хотим верить, что -- да, и гений Микеланджело говорит нам, что верить надо. Однако, подобно знаменитым «Рабам», высеченным им из мрамора, здесь, на потолке Сикстинской капеллы, фигура библейского Амана, распятого на дереве, рвется в прекрасном порыве на волю, всем существом ищет спасения, но порыв этот напрасен, и мощь его бесполезна.

И все же не напрасны, не бесполезны та воля и сила, которую воспел Микеланджело на этом потолке, ибо он утверждает своей гениальностью великую надежду на лучшее, светлое будущее человеческого рода, на постоянное восхождение человека по лестнице познания и победного утверждения своей личности в мире.

6.1.8 Предки Христа

Если пророки и сивиллы Сикстинской капеллы написаны Микеланджело полными мощи, энергии, то в образах предков Христа в треугольных распалубках мастер передал настроение тяжелой дремоты и таинственного ожидания.

Полны тревоги фигуры предков Христа, а в лицах их мы читаем порой ужас и безнадежность.

«Слишком долго было бы разъяснять все многочисленные прекрасные и разнообразные выдумки там, где показана вся родословная праотцов, начиная с сыновей Ноя, для доказательства происхождения Иисуса Христа; в этих фигурах не перечислить всего разнообразия таких вещей, как одежды, выражения лиц и бесчисленное множество необыкновенных и новых выдумок, прекраснейшим образом обдуманных; и нет там ничего, что не было бы выполнено с вдохновением, и все имеющиеся там фигуры изображены в прекраснейших и искуснейших сокращениях, и все, что там восхищает, достойно величайших похвал и божественно» Вазари.

"Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова.

Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его;

Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Арама;

Арам родил Аминадава; Аминадав родил Наассона; Наассон родил Салмона;

Салмон родил Вооза от Рахавы; Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея;

Иессей родил Давида царя; Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею;

Соломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу;

Аса родил Иосафата; Иосафат родил Иорама; Иорам родил Озию;

Озия родил Иоафама; Иоафам родил Ахаза; Ахаз родил Езекию;

Езекия родил Манассию; Манассия родил Амона; Амон родил Иосию;

Иосия родил Иоакима; Иоаким родил Иехонию и братьев его, перед переселением в Вавилон.

По переселении же в Вавилон, Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зоровавеля;

Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора;

Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда;

Елиуд родил Елеазара; Елеазар родил Матфана; Матфан родил Иакова;

Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос.

Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов". Евангелие от Матфея 1:1-17.

6.1.9 Цветовое решение фресок капеллы

При рассуждениях о фресках Микеланджело в Сикстинской капелле следует принимать во внимание их сохранность. Расчистка и реставрация росписи начались в 1980. В результате были сняты отложения копоти, и тусклые цвета уступили место ярко-розовому, лимонно-желтому и зеленому; более четко проявились контуры и соотношение фигур и архитектуры. Микеланджело предстал тонким колористом: он сумел усилить скульптурное восприятие натуры при помощи цвета и учел большую высоту потолка (18 м), который в XVI в. не мог быть освещен столь же ярко, как это возможно сейчас.

Главное впечатление от росписи это ощущение героической силы, которое она излучает, силы не подавляющей, а возвышающей человека, заставляющей увидеть его истинный масштаб. Качество это выражено не только в исполненных величия и мощи героях росписи, в торжестве прекрасного человеческого тела и несокрушимого духа, но и в живописном языке плафона, в колоссальной энергии пластических масс, в их могучем рельефе, в твердости контуров, очерчивающих фигуры, в осязаемости воспроизведенных живописью архитектурных элементов. И огромную роль вопреки старым утверждениям о неколористическом мышлении Микеланджело-живописца в росписи играет цвет. В первую очередь это относится к необыкновенно удачно найденной общей гамме цельных, взятых крупными планами тонов, в которой так органично именно для фрескового колорита выглядит сопоставление светлого фона архитектурных мотивов с тонами обнаженного тела и сильно звучащими пятнами одежд энергичных ударов синего, охристо-желтого, травянисто-зеленого и разных оттенков красного от ржаво-кирпичного до сиренево-розового.

Цветовой кульминацией росписи оказались расположенные по ее поперечной оси фигуры пророка Иезекииля и Кумской сивиллы. Из других частей плафона поистине потрясающее колористическое впечатление производит "Медный змий" в угловом парусе у алтарной стены, в котором оттенки серо-зеленого и оливкового приобрели неожиданно зловещее звучание, усиливающее трагический замысел этой композиции.

В живописи кватроченто пестрота красок порой создавала затейливые узоры, не лишенные своеобразного очарования. Но сколь величественней, сколь живописней (в полном смысле этого слова), сколь мощней единство тона, достигнутое в золотой век! Здесь у Микеланджело сдержанные краски с серебристыми переливами, общая гамма которых, включающая белизну карнизов, седалищ и пилястров, выявляет значительность и благородство образов.

Прирожденный скульптор Микеланджело демонстрирует в росписях Сикстинской капеллы исключительный дар живописца. Он не только добивается единства и гармонии общей тональности решения, но находит прекрасные цветовые сочетания, звучные и сильные. Голубое он дает рядом с оранжевым, красное --с зеленым и темно-синим, подчеркивает звучность темных тонов светлыми тонами декора мраморного обрамления карнизов, тронов и других архитектурных и декоративных деталей.

Богатство и сложность душевной жизни, различие темпераментов, творческая энергия и воля царят в образах свода Сикстинской капеллы. И именно эта содержательность, эта мощь воплощения составляют неотразимую силу воздействия росписи, которая властно привлекает зрителей и в наши дни.

6.1.10 Толкования замысла

Существующие интерпретации смысла этой росписи могли бы составить небольшую библиотеку. Поскольку она находится в папской капелле, ее значение должно было быть ортодоксальным, но несомненно, что в этом комплексе воплотилась и ренессансная мысль.

Десятки, сотни тысяч страниц написаны на множестве языков о фресках сикстинского потолка. Несметны толкования смысла, который Микеланджело хотел вложить в свои образы. Что представляют они по его замыслу?

- Одни полагают, что это новое, чисто микеланджеловское толкование Библии.

- Другие считают, что в фресках новое осмысление «Божественной комедии», автору которой мечтал уподобиться Микеланджело;

Вот отрывок из его стихотворения:

Я говорю о Данте; не нужны Озлобленной толпе его созданья, -- Ведь для нее и высший гений мал. Будь я, как он! О, будь мне суждены Его дела и скорбь его изгнанья, -- Я б лучшей доли в мире не желал!

- Третьи видят живописную поэму о восхождении человека от животного состояния (в фреске «Опьянение Ноя») до божественного совершенства, которого, как показывают на этом потолке фигуры Микеланджело, должен достичь человек.

- Четвертые - страстное желание художника-гражданина откликнуться героикой и мощью своих образов на страдания родины, разоряемой «варварами», и т. п.

Все это как будто правдоподобно и, однако, не исчерпывает содержания знаменитой росписи. Как подлинно великое произведение искусства -- а более великого и не представишь себе,-- эта роспись бесконечно широка и многообразна по своему идейному замыслу, так что люди самого различного склада ума, самых различных воззрений и духовных запросов испытывают при ее созерцании благодатный трепет, чувство признательности за свое собственное в ней утверждение. Ибо над нами, на этом потолке, подлинно прокатываются вал за валом гигантские волны человеческой жизни, всей нашей судьбы, и потому каждый человек вправе видеть в них частицу самого себя, облагороженную и запечатленную навеки.

6.1.11 Открытие росписей капеллы

«Папа Юлий очень любил смотреть на свои предприятия, тем более хотелось ему взглянуть на то, которое от него прятали. И вот однажды он отправился посмотреть на него, но ему не отперли, сказав, что Микеланджело не хотел его показывать. Из-за этого, как уже говорилось, якобы и возникло то недоразумение, ради которого ему, не пожелавшему показать папе свое произведение, пришлось покинуть Рим: согласно же тому, что я узнал от него самого, чтобы выяснить это сомнение, когда он закончил треть работы, она начала покрываться плесенью, когда подул северный ветер и наступила зимняя погода. Происходило же это потому, что римская известь, которую для белизны изготовляют из травертина, сохнет медленно и ее смешивают с пуццоланой бурого цвета, так что смесь получается темной, и когда она жидка и водяниста и стена ею сильно пропитывается, она, просыхая, часто расцветает, то есть во многих местах цветущая жидкость выделяет соль, которая, однако, на воздухе с течением времени улетучивается. Это обстоятельство привело Микеланджело в отчаяние, и ему не хотелось продолжать; а когда он принес свои извинения папе за то, что работа ему не удавалась, Его Святейшество отправил туда Джулиано да Сангалло, который, объяснив ему, отчего происходит беда, уговорил его продолжать работу и научил, как снимать плесень. Когда работа была доведена до половины, папа, который и раньше не раз лазил с помощью Микеланджело по стремянкам, чтобы взглянуть на нее, потребовал, чтобы ее раскрыли, так как от природы был он торопливым и нетерпеливым и никак не мог дождаться, когда она будет завершена, то есть, как говорится, последнего удара кисти. И, как только ее раскрыли, взглянуть на нее собрался весь Рим и в первую очередь папа, который не мог дождаться, когда уляжется пыль после снятия лесов. Увидев ее, и Рафаэль Урбинский, подражавший весьма превосходно, тотчас же изменил свою манеру и тут же написал, дабы показать, на что он способен, пророков и сивилл в Санта Мариа делла Паче; тогда Браманте попытался добиться того, чтобы вторую половину капеллы папа передал Рафаэлю. Услышав об этом, Микеланджело пожаловался папе на Браманте, рассказав без всякого стеснения о многочисленных его пороках и в жизни, и в архитектуре, последнее, как выяснится позднее, пришлось исправлять самому Микеланджело при строительстве собора св. Петра. Но папа, в способностях Микеланджело с каждым днем убеждавшийся все больше, пожелал, чтобы он продолжал работу; ибо, увидев работу раскрытой, он рассудил, что вторая половина могла выйти у Микеланджело еще лучше: и действительно, тот и довел работу до конца в совершенстве в течение двадцати месяцев один, даже без помощи тех, кто растирал бы ему краски. Все же приходилось Микеланджело иногда и жаловаться на то, как торопил его папа назойливыми запросами, когда же он кончит, не давая ему закончить по-своему, как ему хотелось. И на один из многочисленных запросов он однажды ответил, что конец будет тогда, когда он сам будет удовлетворен своим искусством. "А мы желаем, - возразил папа, - чтобы было удовлетворено наше желание, которое состоит в том, чтобы сделать это быстро". И в заключение прибавил, что, если он не сделает это быстро, он прикажет столкнуть его с лесов вниз. Тогда Микеланджело, боявшийся гнева папы, да и было чего бояться, тотчас же, не мешкая, доделал чего не хватало и, убрав оставшиеся подмостья, раскрыл все утром в день Всех Святых так, что папа отправился в капеллу, чтобы на месте же отслужить мессу, к удовлетворению всего города. Микеланджело хотелось пройти кое-где посуху, как это делали старые мастера, в написанных внизу историях, тронуть там и сям фоны, одежду и лица лазурным ультрамарином, а орнамент золотом, чтобы общий вид стал еще лучше и богаче; согласился на это и папа, узнав, что этого не хватает, так как слышал, как хвалили такие доделки те, кто их видел; однако, так как восстанавливать леса показалось Микеланджело делом слишком сложным, все осталось как было. Встречаясь с Микеланджело, папа напоминал ему часто: "Не сделать ли капеллу красками и золотом побогаче, ведь она бедновата". На что Микеланджело отвечал попросту: "Святой отец, в те времена люди золота на себе не носили, а те, что там изображены, слишком богатыми никогда не были, но были святыми людьми, так как презирали богатство". За это произведение папой было выплачено Микеланджело в несколько сроков три тысячи скудо, из которых на краски пришлось ему истратить двадцать пять. Выполнено же оно было с величайшими для него неудобствами, так как приходилось писать с закинутой вверх головой, и он так испортил себе зрение, что несколько месяцев не мог читать написанное и рассматривать рисунки иначе как снизу вверх» Вазари.

Папа Юлий с нетерпением ждал окончания работы. Он торопил художника. Сам поднимался на леса. По свидетельству Кондиви, «не успел Микеланджело расписать и половину свода ...как папа потребовал, чтобы он показал свое произведение публике, несмотря на то, что оно было не совсем закончено. Мнение, сложившееся о Микеланджело и возлагавшиеся на него надежды привели весь Рим в Сикстинскую капеллу, куда папа пришел прежде, чем могла улечься пыль, поднявшаяся от разборки лесов» (Переписка Микеланджело Буонарроти и жизнь мастера, написанная его учеником Асканио Кондиви)

Такое вмешательство в работу не могло не тормозить ее, не нервировать художника. Однако снятие лесов имело и свои положительные результаты. Увидев снизу написанное, Микеланджело обратил внимание на недостаточность масштаба и перегруженность деталями первых композиций -- "Потопа» и «Истории Ноя». Когда леса были возведены снова и работа продолжилась, он укрупнил масштабы фигур, уменьшив их количество в каждой композиции. Монументализируя и обобщая, он добился большей выразительности общего, четкости силуэтов, особой ритмичности.

Папа Юлий остался чрезвычайно доволен росписями Микеланджело. Что касается самого автора этой колоссальной работы, то еще долгое времь после ее завершения он не мог смотреть прямо перед собой, и когда ему приходилось читать письма и бумаги, он должен был держать их высоко над головой. Невероятная по напряжению работа сильно подорвала его здоровье. Четыре года провел Микеланджело высоко на лесах, преодолевая боль в мышцах, без конца отирая заливавшую лицо краску. Его глаза после этого почти перестали видеть: чтобы прочесть книгу или рассмотреть какую-нибудь вещь, ему надо было поднимать ее высоко над головой. Постепенно этот недуг прошел. Расписывая Сикстинскую капеллу, Микеланджело, по словам Кондиви, «так приучил свои глаза смотреть кверху на свод, что потом, когда работа была закончена и он снова стал держать голову прямо, уже почти ничего не видел; когда ему приходилось читать письма и бумаги, он должен был держать их высоко над головой. И лишь понемногу он опять привык читать, глядя перед собой вниз».

Юлий II даже не отдал ему приказа прийти на богослужение в Сикстину. Микеланджело узнал о состоявшейся церемонии случайно. Поздравить его пришел только Рафаэль.

-Мессер Буанаротти, ваша капелла буквально сразила меня, - сказал Рафаэль.

Больше никто не пришел поздравить его, никто ни разу не подошел на улице. Роспись плафона Секстины ни чуть не взволновала римскую публику, все будто свелось к поединку между Микеланджело, Господом Богом и Юлием. Лишь через год, в 1511 году Микеланджело получил возможность продолжать роспись. Он работал упорно, не отрываясь ни в воскресенья, ни в праздники.

"Пока я не кончил работу над плафоном, о каких либо удобствах и удовольствиях мне даже противно думать. Жить хорошо можно лишь тогда, когда ты счастлив,"- говорил Микеланджело. Он считал, что будет счастлив только тогда, когда возьмется за мраморы. Мастер сам писал каждую фигуру и одеяние, каждое движение и жест, в котором сквозили: свое чувство, своя мысль. Каждый удар кисти был сделан им самим. Этот гигантский труд был исполнен за 3 ужасающих по напряжению года, хотя его хватило бы на целую жизнь. В день Всех Святых 1 ноября 1512 года, плафон был открыт. На открытие Микеланджело не пошел, он спустился на террасу своего дома и застыл в раздумье перед мраморами, рубить и резать которые он так жаждал целых 7 лет. Он вернулся к рабочему столу, взял перо и написал:

И высочайший гений не прибавит Единой мысли к тем, кто мрамор сам Таит в избытке и лишь это нам Рука, послушная рассудку, явит.

Но именно эта исключительная по размаху и величию «героическая симфония» позволила Родену написать: «Я скажу, что Микеланджело... возносится надо всей Италией вдохновенным пророком, венчая ее своим гением. Потолок Сикстинской капеллы простирается над нею».

В дальнейшем Микеланджело будет вынужден еще раз взяться за громадный живописный заказ -- на роспись алтарной стены Сикстинской капеллы, вступив в соревнование уже с самим собой. Но между этими двумя работами лежит большой отрезок времени и множество событий, которые произошли в жизни страны и в жизни самого Микеланджело.

Через четыре месяца после окончания росписи свода Сикстинской капеллы умер папа Юлий II,

Преемник Юлия, Лев X, возложил на Микеланджело постройку фасада церкви Св. Лаврентия, во Флоренции, куда и переехал гениальный художник. Много труда и драгоценного времени употребил он на это дело, но оно не пошло далее изготовления модели фасада и заготовки материалов для его возведения.

6.2 Работа над гробницей папы Юлия II (1513-1516)

"Между тем после завершения капеллы и незадолго до кончины папы Его Святейшество поручил кардиналу Четырех святых и кардиналу Аджинензе, своему племяннику, в случае его смерти закончить его гробницу по проекту более простому, чем был первый. К этому делу снова приступил Микеланджело; и вот он с охотой взялся за гробницу, чтобы без стольких помех довести ее на этот раз до конца, но всегда получал от нее впоследствии больше неприятностей, докук и затруднений, чем от чего-либо другого, но всю свою жизнь и на долгое время прослыл, так или иначе, неблагодарным по отношению к тому папе, который так ему покровительствовал и благоволил. Итак, возвратившись к гробнице, он работал над ней беспрерывно, приводя в то же время в порядок рисунки для стен капеллы, однако завистливой судьбе не угодно было, чтобы этот памятник, начатый с таким совершенством, так же был и закончен, ибо приключилась в то время смерть папы Юлия, а потому работа эта была заброшена из-за избрания папы Льва X, который, блиставший предприимчивостью и мощью не меньше Юлия, пожелал оставить у себя на родине, ибо он был первым первосвященником, оттуда происходившим, на память о себе и божественном художнике, своем согражданине, такие чудеса, какие могли быть созданы лишь таким величайшим государем, как он И посему, так как он распорядился, чтобы фасад Сан Лоренцо во Флоренции, церкви, выстроенной семейством Медичи, был поручен Микеланджело, это обстоятельство и стало причиной того, что работа над гробницей Юлия осталась незаконченной. Микеланджело же было приказано высказать свое мнение, составить проект и возглавить новую работу. Микеланджело противился этому всеми силами, ссылаясь на обязательства в отношении гробницы, взятые им перед кардиналом Четырех святых и Аджинензе. Папа же ответил ему, чтобы он об этом и не думал, что он уже за него подумал и освободил его от обязательств перед ними, пообещав разрешить Микеланджело работать над фигурами для названной гробницы во Флоренции в том духе, в каком он их уже начал; но все это огорчило и кардиналов и Микеланджело, удалившегося со слезами" Вазари.

Папа Юлий II умер через 3 месяца после открытия фресок Сикстины. В своем завещании он распорядился, чтобы Микеланджело завершил его гробницу.

Микеланджело вернулся во Флоренцию и возобновил работу над мавзолеем умершего папы Юлия II. Он повторно разработал проект, пытаясь сделать его как можно менее дорогостоящим. По очередному договору 1513 года за 7 лет он должен был соорудить мавзолей и 32 большие статуи.

На три года ушел Микеланджело в работу и создал свои самые совершенные творения, три статуи: - «Моисей» - «Умирающий раб» - «Восставший раб».

Эти скульптуры, относящиеся к числу наиболее известных творений Микеланджело, знаменуют собой более позднюю, драматическую фазу Высокого Ренессанса.

Наследники папы не собирались осуществлять первоначальный грандиозный замысел Микеланджело. Понадобился второй, более скромный проект гробницы, примыкающей к церковной стене. Однако и этот проект показался наследникам слишком крупным и не получил полной реализации. Работа над гробницей растягивалась на десятилетия.

По третьему договору 1516 г. надгробие еще больше упростилось, но и оно не было осуществлено. Работа над надгробием становилась для его создателя трагедией, длившейся до 1542 г., когда согласно шестому договору надгробие было наконец завершено и установлено в церкви Сан Пьетро ин Винколи.

Будто злой рок преследовал мастера и его грандиозный проект. Однако обстоятельства не благоприятствовали его осуществлению, и после завершения трех статуй для гробницы двух «Рабов» и «Моисея» труд мастера был прерван. Новый папа Лев X, будто пытался помешать увековечить память о своем предшественнике, задался целью поставить себе на службу гений Микеланджело. Если Юлий II был папой-воином, Лев Х был эпикурейцем-папой, ему больше импонировал утонченный Рафаэль. Но создатель фресок Сикстинской капеллы, ставший национальной гордостью всей Италии, был вынужден вновь трудиться во славу дома Медичи.

6.2.1 Моисей (1515-1516)

«Он закончил и мраморного Моисея высотой в пять локтей, и со статуей этой не может по красоте сравниться ни одна из современных работ, впрочем, то же можно сказать и о работах древних: в самом деле, он сидит в величественнейшей позе, опираясь локтем на скрижали, которые придерживает одной рукой, другой же он держит ниспадающую прядями длинную бороду, выполненную из мрамора так, что волоски, представляющие собою трудность в скульптуре, тончайшим образом изображены пушистыми, мягкими и расчесанными, будто совершилось невозможное и резец стал кистью. И помимо красоты лица, имеющего поистине вид настоящего святого и грознейшего владыки, хочется, когда на него смотришь, скрыть покрывалом это лицо, столь сияющее и столь лучезарное для всякого, кто на него смотрит; так прекрасно передал Микеланджело в мраморе всю божественность, вложенную Господом в его святейший лик; не говоря уж о том, как прорезана и отделана одежда, ложащаяся красивейшими складками, и до какой красоты и до какого совершенства доведены руки с мышцами и кисти рук с их костями и жилами и точно так же ноги, колени и стопы в особой обуви; да и настолько закончено каждое его творение, что Моисея ныне еще больше, чем раньше, можно назвать другом Господа, пожелавшего руками Микеланджело задолго до того, чем у других, воссоздать его тело и подготовить его к воскресению из мертвых. И пусть евреи, мужчины и женщины, как они это делают каждую субботу, собираются стаями, словно скворцы, и отправляются к нему, чтобы увидеть его и поклониться, ибо поклонятся они творению не человеческому, а божественному» Вазари.

В первую очередь, работая над грандиозным проектом гробницы папы Юлия II, Микеланджело создал три статуи, среди них знаменитейшею и прекраснейшую - Моисея (1515-1516, Рим, Сан Пьетро ин Винколи), в которой, быть может, всего убедительней мастер передал «устрашающую силу», так поражавшую современников в его образах. Не менее их пораженный, Суриков писал художнику П. Чистякову:

«Его Моисей скульптурный мне показался выше окружающей меня натуры... Тут я поверил в моготу формы, что она может со зрителем делать... Какое наслаждение... когда досыта удовлетворяешься совершенством. Ведь эти руки, жилы кровью переданы с полнейшей свободой резца, нигде недомолвки нет».

Завершенная до мельчайших деталей в отделке мрамора и его полировке, статуя «Моисей» заключает в себе мощный эмоциональный заряд и громадное внутреннее наполнение. Это одно из самых прославленных творений Микеланджело, по существу, определяет идейно-художественный смысл и эстетическую ценность всего надгробия. «Если вы не видели этой статуи,-- писал Стендаль,-- вы не имеете понятия о возможностях скульптуры». Ее размер (2,5 м в высоту), сама масштабность, значительность образа властно привлекают внимание зрителя.

Моисей, грозный и мудрый вождь еврейского народа, наделенный могучей волей, титанической силой и темпераментом, должен был стать центром композиции нового проекта. Мускулистый патриарх с тревожным взглядом сидит в неглубокой нише. В руках его, прижаты к телу - скрижали с Десятью Заповедями. Его длинная борода струится между могучих пальцев. Его голова повернута влево, как и у Давида. Он смотрит вдаль, как бы общаясь с Богом. Правая часть его тела напряжена, резкое движение правой ноги подчеркнуто переброшенной через нее драпировкой. Это гигант, один из пророков, воплощенных в мраморе, духовный вождь народа, исполненный непоколебимой воли.

Моисей представлен в момент, когда согласно библейскому мифу увидел свой народ, поклоняющимся золотому тельцу. Разгневанный и страдающий, он полон решимости и непреклонной энергии в своем порыве спасти заблудших. Он изображен сидящим в резком развороте, с отставленной назад левой ногой, словно собираясь подняться, чтобы действовать. Обрамленное густой шапкой волос и длинной волнистой бородой красивое, мудрое лицо Моисея выражает сложнейшую душевную жизнь, таит в себе титанические страсти. Каскад ниспадающих складок одежды подчеркивает красоту и совершенство форм обнаженных рук и ног. Совершенная пластика передает напряжение каждого мускула и вздувшихся вен.

В образе Моисея сочетаются физическая мощь и одухотворенность, мудрость и воля, едва сдерживающая сильные страсти. И хотя статуя помещена в нише и не дает возможности кругового обхода, все же она допускает несколько точек зрения и дает богатство аспектов, словно разворачивающегося во времени движения, переданного мастером.

6.2.2 «Умирающий раб» и «Восставший раб» (1513-1519)

Вершинами скульптурного творчества Микеланджело наряду с «Моисеем» можно рассматривать его «Рабов», вносивших яркую героическую ноту в первоначальное решение надгробия. Возможно, эти статуи символизировали завоеванные папой Юлием провинции, а может быть являлись аллегориями различных искусств, покровителями которых считал себя Юлий II? Сам Микеланджело не придавал большого значения точному смыслу аллегорий. Для него пластика человеческого тела, его движения и контрапосты сами по себе были исполнены внутреннего содержания. По существу, статуи пленников воспринимаются олицетворением героической борьбы человека за свое освобождение.

Созданные в период с 1513 по 1519 г. для надгробия папы Юлия II две статуи рабов - «Умирающий раб» и «Скованный раб», (обе - 1513-1516, Лувр, Париж), задуманные как противопоставление прекрасного и сильного юноши, пытающегося разорвать путы, столь же прекрасному юноше, бессильно повисающему в них.

После росписи Сикстинской капеллы изменился пластический стиль мастера: статуя уже не исчерпывается восприятием с одной, главной точки зрения. Микеланджеловская скульптура требует теперь полукругового обхода, в процессе которого сменяют друг друга не только различные пластические мотивы, но и различные вариации в эмоционально-драматическом замысле образа.

Раб, рвущий путы изображен в резком повороте, подобно Евангелисту Матфею. Медленно обходя, спереди и с боков его фигуру, следя за меняющимися пластическими аспектами, зритель видит все стадии героического и преисполненного мощи, и все же напрасного усилия разорвать путы - то предельное напряжение, то новое отчаянное усилие. Так само пластическое построение воплощает в себе развернутую тематическую концепцию и сложную эмоциональную динамику образа. Уже современники называли статую «Скованного раба» «Восставшим рабом» -- настолько явно воспринимается здесь титанический порыв к свободе. В сложном винтообразном движении тела, в предельном напряжении всех мускулов, в выражении лица -- стремление к свободе. Рассчитанная на разные точки обзора, статуя отличается пластическим богатством и выразительностью.

«Умирающий раб» выражает тему сломленного сопротивления, полного покоя, забытья. Пропорции этой фигуры более стройные. Одухотворенное лицо юноши погружено в сон, переходящий в сон вечный, -- одно из самых прекрасных в творчестве Микеланджело. «Умирающий раб» побежден, он словно пытается подняться последнем скорбно-патетическом душевном взлете, но в бессилии замирает, склонив голову под заломленной назад рукой. Он не рвет свои узы: закинув за голову руки и склоня голову к плечу, он погружается в состояние, одинаково похожее и на смерть и на сон - благодетельное освобождение от мук.

В превоначальном плане мавзолея, по утверждению Вазари: "Пленники эти означали области, покоренные этим папой и подчиненные апостольской церкви; другие же разнообразные статуи, также связанные, - олицетворяли все добродетели и хитроумные искусства, изображенные там потому, что и они были подчинены смерти и не в меньшей степени, чем сам первосвященник, который столь успешно им покровительствовал".

Здесь, как и во многих других поздних работах, художник не скрывает своего горя и отчаяния. Но побежденные, связанные, умирающие люди у него всегда прекрасны и сильны. В этом утверждении красоты и силы человека - глубокий оптимизм Микеланджело.

Эти две превосходные, исполненные трагизма, статуи демонстрируют подход Микеланджело к скульптуре. По его мнению, фигуры просто заключены внутри мраморного блока, и задача художника - освободить их, удалив избыток камня. В отличие от современных ему скульпторов он обрабатывал глыбу мрамора не со всех сторон, а только с одной, как бы извлекая фигуры из толщи камня; в своих стихах он неоднократно говорит о том, что скульптор лишь высвобождает изначально скрытый в камне образ. Представленные в напряженно-драматических позах «Рабы» как бы и сами пытаются вырваться из сковывающей их каменной массы. Часто Микеланджело оставлял скульптуры незаконченными - либо потому, что они становились не нужны, либо просто потому, что они теряли для художника свой интерес.

«Скованный раб» и «Умирающий раб» не вошли в окончательное решение надгробия. В 1546 г. Микеланджело подарил их Роберто Строцци за оказанное гостеприимство - стороннику республики, высланному из Флоренции и поселившемуся во Франции, а тот, в свою очередь, преподнес их французскому королю Франциску I, таким образом две статуи пленников оказались в Лувре.

7. Флоренция. Гробницы Медичи. Осада Флоренции (1516-1534)

В 1523 г. папский престол вновь вернулся к роду Медичи. На этот раз папой оказался Джулио Медичи под именем Климента VII, который будучи еще кардиналом поручил Микеланджело создание усыпальницы рода Медичи. Этот архитектурно-скульптурный ансамбль, капелла Медичи, стал одним из высочайших достижений не только в творчестве Микеланджело, но и во всем искусстве Возрождения.

Под руководством Микеланджело достраивалось само здание капеллы, увенчанной куполом, были созданы им аллегорические статуи «День» и «Ночь», надгробная статуя Лоренцо Урбинского, «Мадонна с младенцем», а затем с конца 1526 по осень 1531 г. в работе последовал длительный перерыв, вызванный бурными политическими событиями, произошедшими во Флоренции.

3а пятнадцатилетие работы Микеланджело над гробницей Медичи, Флоренция пережила много событий, из которых главным было изгнание Медичи в 1527 году, восстановление республиканского строя и последовавшая затем осада города соединенными армиями папы и императора. Во время осады Микеланджело был назначен руководителем всех фортификационных работ, вследствие чего роль его в обороне Флоренции была очень велика.

Драматизм, а затем и трагизм образов Микеланджело усиливаются в последующие годы, особенно после поражения республики во Флоренции в 1530 г. и восстановления власти Медичи. Тяжелые переживания Микеланджело отразились и в работе над архитектурно-скульптурным ансамблем для капеллы Медичи при церкви Сан-Лоренцо во Флоренции (1520--1534). И статуя герцогов Джулиано и Лоренцо Медичи, и помещенные на саркофагах аллегорические фигуры «Утро», «День», «Вечер», «Ночь» имеют одно общее: при всей физической мощи они лишены активного действия. Весь ансамбль проникнут ощущением неуверенности и беспокойства.

7.1 Фасад церкви Сан Лоренцо (1516-1520)

"Недаром последующие обсуждения всего этого были разнообразными и бесчисленными, тем более что работу над фасадом пожелали поделить между несколькими лицами; много архитекторов съехались в Рим к папе, и проекты составили Баччо д'Аньоло, Антонио да Сангалло, Андреа и Якопо Сансовино, а также прелестный Рафаэль Урбинский, который с этой целью был отправлен во Флоренцию позднее, когда туда прибыл папа. Посему решил и Микеланджело сделать модель, высказав желание, чтобы только он, и никто другой, был главным руководителем архитектурных работ. Однако этот отказ от помощи и стал причиной того, что к работе не приступали ни он, ни другие, и, махнув на все рукой, названные мастера возвратились к своим обычным занятиям, а Микеланджело, собравшись в Каррару, получил предписание, чтобы Якопо Сальвиати выплатил ему тысячу скудо; однако, так как Якопо сидел запершись в своей комнате, обсуждая дела с какими-то горожанами, Микеланджело не пожелал дожидаться приема, но, ни слова не говоря, повернулся и тотчас же уехал в Каррару...

Много лет потратил Микеланджело на добычу мрамора; правда, добывая его, он лепил восковые модели и делал и кое-что другое для выполнения заказа, но дело это затруднялось так, что деньги, предназначенные папой на эту работу, были потрачены на войну в Ломбардии, и вся работа так и осталась незаконченной по случаю смерти Льва; ведь ничего другого сделано не было, кроме передней части фундамента, под фасад, а из Каррары на площадь Сан Лоренцо привезли большую мраморную колонну" Вазари.

Существенной помехой для завершения гробницы папы Юлия II Микеланджело был новый заказ папы Льва X. Если Юлий II отрывал Микеланджело от скульптуры и приказывал заниматься живописью, то новый папа повелевал ему стать архитектором и закончить фасад церкви Сан Лоренцо во Флоренции, где были погребены его отец, дед, прадед и многие другие представители дома Медичи. Напрасно Микеланджело отказывался, ссылаясь на свои обязательства перед наследниками папы Юлия, на то, что архитектура -- «не его специальность», -- ему пришлось подчиниться.

Достроить фасад церкви Сан Лоренцо - церкви Медичи во Флоренции - новый папа Лев Х решил во время своего пребывания во Флоренции в 1515 г. Первоначально к разработке проекта были привлечены многие архитекторы и скульпторы (Антонио Сангалло, Андреа и Якопо Сансовино, Рафаэль, Баччо д'Аньоло), 19 января 1518 г. заказ вторично получил один Микеланджело. Рисунки его проектов сохранились в Уффици и в Доме Буонарроти, где хранится также деревянная модель фасада.

Церковь Сан Лоренцо была построена в ХV веке Филиппо Брунеллески и находилась под особым покровительством семейства Медичи. Фасад церкви планировался как величественная архитектурная композиция, насыщенная скульптурными изображениями, статуями и рельефами. Микеланджело получил возможность проявить свой архитектурны талант. Он мечтал явить в монументальном фасаде «зеркало всей Италии».

В 1517 г. Микеланджело писал одному из приближенных папы, Домонико Буонинсеньи: «Я чувствую в себе достаточно сил сделать фасад Сан Лоренцо так, чтобы он стал зеркалом всей Италии».

Как к живому организму подошел Микеланджело к решению проекта фасада церкви Сан Лоренцо. Используя свой дар скульптора, свое знание античной культуры, он предполагал соединить в этом фасаде архитектуру и скульптуру. По сохранившихся набросках и модели фасада можно увидеть близость к классическим традициям Высокого Возрождения и творениям великого Браманте. Разделенный на два этажа раскрепованным карнизом и мощным аттиком, фасад завершался небольшим фронтоном. По вертикали первый этаж должен был члениться колоннами, а второй -- пилястрами коринфского ордера. Между колоннами и пилястрами и в первом, и во втором этаже, в нишах должны были размещаться статуи и рельефы. Совершенствуя свой проект, Микеланджело усиливал значение рельефов и всей скульптурной части. Он исполнил глиняную и деревянную модели фасада, однако этому его проекту, как и ряду других, не суждено было осуществиться. Прискорбно, но Микеланджело не удалось завершить фасад церкви Сан-Лоренцо, но так и стоит по наши дни без всякой отделки.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9


© 2007
Полное или частичном использовании материалов
запрещено.