РУБРИКИ

Творчество Микеланджело Буонарроти

   РЕКЛАМА

Главная

Бухгалтерский учет и аудит

Военное дело

География

Геология гидрология и геодезия

Государство и право

Ботаника и сельское хоз-во

Биржевое дело

Биология

Безопасность жизнедеятельности

Банковское дело

Журналистика издательское дело

Иностранные языки и языкознание

История и исторические личности

Связь, приборы, радиоэлектроника

Краеведение и этнография

Кулинария и продукты питания

Культура и искусство

ПОДПИСАТЬСЯ

Рассылка E-mail

ПОИСК

Творчество Микеланджело Буонарроти

p align="left">Фреска вилы Паолина Ватикана изображает драматический момент уникального обращения Савла, жестокого гонителя Христиан. После явления ему Господа, Савл совершенно изменился, и стал столь же ревностным проповедником Христа, сыграв ведущую роль в распространении христианства за пределами Иудеи. Послания Апостола Павла разным церквям и служителям составили большую часть Нового Завета.

Один из двенадцати Апостолов, Петр всегда каким-то образом выделялся среди них: когда Христос выбирал кого-нибудь из учеников для особого дела, Петр всегда оказывался среди избранных.

Господь предсказал Петру мученическую смерть: "Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь. Сказал же это, давая разуметь, какою смертью [Петр] прославит Бога. И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною" Евангелие от Иоанна 21:18-19.

Католические христиане особенно почитают Апостола Петра, памятуя о словах Христа:

"Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты - Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах" Евангелие от Матфея 16:13-19.

В день Пятидесятницы Петр использовал эти ключи, чтобы открыть двери Царства для трех тысяч иудеев, а затем, в лице Корнилия, и язычникам.

8.8 Муза скульптора Виттория Колонна

В жизни Микеланджело не знал нежной ласки и участия, и это отразилось в свою очередь на его характере. Большим умом и врожденным тактом должна была обладать та женщина, которая бы поняла его. И он встретил такую женщину, но слишком поздно. Ему было тогда уже 60 лет.

Это была Виттория Колонна, имя которой на веки связано с именем Микеланджело. Она происходила из старинного и могучего римского рода. Внучка герцога Урбинского и вдова знаменитого полководца маркиза Пескара, разбившего французского короля Франциска I, она овдовела в 35 лет, когда горячо любимый ею муж умер от полученных ран в битве при Павии. Целых 10 лет до встречи с Микеланджело она оплакивала свою потерю, и только в вере и поэзии находила облегчение своему горю, хотя при его жизни жестоко страдала от его постоянных измен. Виттория не отличалась красотой. На медале неизвестного художника, воспроизведенной в "Переписке Виттории Колонны", изображено своевольное и суровое мужеподобное лицо - высокий лоб, длинный и прямой нос, короткая вздернутая верхняя губа, слегка выпяченная нижняя, крепко сжатый рот, выступающий подбородок. На ней строгое закрытое платье, волосы скрыты под большим полосатым чепцом. Выражение лица говорит о покое без иллюзий, без радости, о молчаливости и высокомерии.

Фрей пришел к выводу, что именно Виттория изображена на странном рисунке Микеланджело на обороте сонета на смерть Виттории "Когда та, что исторгла у меня столько вздохов..." - женщину со старым телом, высохшей и отвисшей грудью, и молодым лицом, в чепце, завязанным под подбородком, напоминающим шлем, прикрывающим уши, на дилнной гибкой шее ожерелье. Она смотрит прямо, задумчиво и гордо.

Виттория Колонна стяжала себе славу едва ли не самой выдающейся итальянской поэтессы эпохи Возрождения. Когда она встретилась с Микеланджело, ей было уже сорок семь лет, а ему -- за шестьдесят. До самой ее смерти, т. е. целое десятилетие, они постоянно общались друг с другом, обменивались стихами, философскими размышлениями о бренности земной жизни, и религиозные искания, которые давно ее занимали, находили отклик в томящейся душе Микеланджело. Как бы то ни было, ее кончина явилась для Микеланджело действительно великой утратой, и мысль о собственной смерти с тех пор, по-видимому, не покидала его.

Дружба Виттории Колонны смягчила сердце Микеланджело и смягчила для него и тяжелые утраты - сперва потерю отца, потом братьев, из которых остался один только Леонардо, с которым Микеланджело поддерживал связь до своей смерти.

Внешне спокойная и сдержанная, даже холодная, на вносила в душу Микеланджело тот мир и безмятежность, которые сама черпала у других.

Вот что пишет Кондиви: «Особенно велика была любовь, которую он питал к маркизе Пескара, влюбившись в ее божественный дух и получив от нее безумную ответную любовь. До сих пор хранит он множество ее писем, исполненных самого чистого и сладчайшего чувства... Сам он написал для нее множество сонетов, талантливых и исполненных сладостной тоски. Много раз покидала она Витербо и другие места, куда ездила для развлечения или чтобы провести лето, и приезжала в Рим только ради того, чтобы повидать Микеланджело».

Именно в пору строгой и светлой дружбы с Витторией Микеланджело создал свои последние крупные живописные и скульптурные произведения: «Страшный суд», фрески капеллы Паолина, и гробницу Юлия II.

8.9 Кружок Виттории Колонны

Переезд Микеланджело в Рим в 1534 открывает последний, драматический период его творчества, совпавший с общим кризисом флорентийско-римского Возрождения. Микеланджело сближается с кружком поэтессы Виттории Колонна; идеи религиозного обновления, волновавшие участников этого кружка, наложили глубокий отпечаток на его мировоззрение этих лет.

Виттория со времени смерти мужа жила затворницей в Риме, затем в Неаполе. Она переписывалась со всеми крупнейшими итальянскими писателями: с Соделетто, Бембо, Кастильоне, который доверил ей хранение рукописи "Кортеджиано" ("Придворный"), с Ариосоо, Паоло Джовио, Бернардо Тассо, Лодовико Дольче, а также Ренатой Феррарской, Маргаритой Наваррской.

В начале тридцатых годов ее сонеты становятся известны всей Италии и приносят ей славу первейшей поэтессы своего времени.

Но с 1534 г. все ее помыслы занимает религия, идеи католического реформаторства, но без раскола церкви, и стала восторженной участницей группы идеалистов, объединявшей самые честне умы Италии. Когда началась контрреформация, Витторию начали одолевать сомнения, противостоять авторитету церкви ей недоставало твердости.

В Риме она жида в монастыре Сан-Сильвестро, но постриг так и не приняла. По воскресеньям они встречались в церкви Сан-Сильвестро, в кругу дружей читали и обсуждали послания Апостола Пала.

К несчастью, этим беседам не суждено было длиться долго, религиозная одержимость маркизы Пескра внезапно положила конец этим римским встречам. В 1541 г. она покинула Рим, затворилась в монастыре а Орвиетто, затем в Витербо. По свидетельству Кондиви, она часто посещала Рим только для того, чтобы навестить Микеланджело.

Она открыла художнику мир веры, дала толчек пробуджению его поэтического таланта.

Кондиви пишет: «А он, со своей стороны, любил ее так, что, как он мне говорил, его огорчает одно: когда он пришел посмотреть на нее, уже неживую, то поцеловал только ее руку, а не в лоб или в лицо. Из-за этой смерти он долгое время оставался растерянным и как бы обезумевшим».

Мы можем верить Кондиви. Он выпустил в свет биографию Микеланджело при его жизни; высказывалось предположение, что сам Микеланджело наставлял его в этом труде. Однако любовь Микеланджело к этой женщине была, по-видимому, особого порядка.

8.10 Рисунки Микеланджело - Распятие, Оплакивание и Воскресение Христа

Для Виттории Колонны Микеланджело написал несколько картин, судьба которых сегодня неизвестна. Вазари упоминает "чудеснейшее Оплакивание Христа, лежащего на коленях у Богоматери с двумя ангелочками, и Христа, распятого на кресте и предающего, воздев голову к небу, дух свой Отцу - творение божественное, а также и Христа с самаритянкой у колодца".

Как ранее для Томмазо де'Кавальери для образца Микеланджело выполнил рисунки язычекой направленности: Ганимеда, похищаемого на небо птицей Юпитера, Тиция, которому коршун выклевывает сердце, падение в По колесницы с Фаэтоном и вакханалию путтов; для религиозной Виттории он создал несколько изумительных рисунков Христа.

Рисунок «Оплакивание Колонна» (1538)

«По ее просьбе, -- добавляет Кондиви, -- Микеланджело нарисовал обнаженного Иисуса: безжизненное тело, кажется, вот-вот рухнет к ногам Пресвятой Матери, но два ангела подхватывают его.

Мадонна сидит у подножия креста, залитое слезами лицо ее выражает невыносимое страдание, распростертые руки воздеты к небу.

На деревянном кресте надпись: «Non vi si pensa quanto sangue costa» - «Не думают, какою куплен кровью» цитата Божественной комедии (Рай), Данте.

Мастерство художественного гения Микеланджело ярко проявилось в этом рисунке. Как скультор, он вылепляет образы на рисунке - объемные фигуры, связки и мышцы. Сейчас неизвестно - был ли этот рисунок наброском к картине или статуе.

Тема Оплакивания Христа («Пьета»), которой Микеланджело начинал свой творческий путь, завершает творчество скульптора. Причем каждая последующая вариация этой темы приобретает все более трагическое выражение.

«Распятие» (1541)

«Из любви к Виттории Микеланджело нарисовал также распятого Иисуса Христа, при этом не мертвым, как его обычно изображают, а живым. Обратив лицо к небесному отцу своему, Христос взывает: «Эли! Эли!»

В отличие от обычных изображений, где тело распятого Христа представлено безвольно обмякшим, у Микеланджело оно корчится в предсмертных муках» Кондиви.

В этом «Распятия» (Виндзорская Королевская библиотека), где так выразителен разлет рук Христа, так трагически впечатляет силуэт его мощного тела на поставленном слегка наискось, словно бы накренившемся кресте, сильная светотеневая моделировка фигуры главного героя звучит как крик в сравнении с едва различимыми, истаивающими в светлом пространстве фона очертаниями фигур Марии и Иоанна.

Эмоциональная насыщенность образов «Распятия» нарастает с каждым последующим вариантом. Графический язык, зыбкий, расплывчатый, словно возвращается к экзальтированным драматическим религиозным образам средневековья, хотя и несет в себе черты более разработанного и сложного метода, развитие которого будет осуществляться великими реалистами мирового искусства XVII в. и прежде всего Рембрандтом.

«Воскресение»

Вероятно, два великолепных рисунка «Воскресения», находящиеся в Лувре и в Британском музее также были созданы под влиянием Виттории. На том рисунке, что в Лувре, Христос, сложенный как Геркулес, в гневе отбросил тяжелую надгробную плиту; одна нога его еще в могиле, а сам он, подняв голову и воздев руки, в страстном порыве устремляется к небу, чем-то напоминая одного из луврских «Пленников». Вернуться к Богу! Уйти из этого мира, от этих людей, ползающих у его ног, поверженных в тупом страхе. Он даже не глядит на них. Наконец-то, наконец он вырвется из жизненного плена...

Не находя забвения ни в кисти, ни в резце, Микеланджело все чаще прибегает в последние два десятилетия своей жизни к карандашу. В графических этюдах этой поры исчезает прежняя микеланджеловская твердая линия, и в воцарившейся легкой световой тени он едва намечает фигуры, изливая в поразительно мягком рисунке свои глубокие, тихой грустью или глубоким страданием отмеченные переживания. Испытывая с 1532 года страстную и платоническую любовь к молодому римлянину Томазо Кавальери, Микеланджело после смерти своего отца (1534) окончательно обосновался в Риме. В этот период он написал стихотворения, выражавшие отчаяние, и выполнил очень тонкие рисунки (Ганимед, Тиций, Фаэтон).

8.11 Поэзия Микеланджело

Поэзия была для Микеланджело четвертой музой, быть может, самой спорной, до сих пор вызывающей множество вопросов. Он не любил пускать свои стихи в свет. Даже по сей день потомство мало знает их: они наименее раскрыты и наименее ценимы из всего наследия Микеланджело. Современники же почти не знали их совсем.

Большинство из дошедших до нас почти 200 стихотворений Микеланджело было написано в последний римский период. Лирика Микеланджело отличается глубиной мысли и высоким трагизмом; в ней Микеланджело рассказывал о любви, трактуемой как извечное стремление человека к красоте и гармонии, об одиночестве художника во враждебном мире, о горьких разочарованиях гуманиста при виде торжествующего насилия. Излюбленные стихотворные формы Микеланджело - мадригал и сонет. Вышедшие из под его пера сонеты, стансы и другие лирические произведения отличаются философской глубиной мысли и напряженной выразительностью языка, силой и сжатостью оборотов фразы, возвышенностью выраженных идей и искренностью чувства, но в них ощущается недостаток огня и свободного полета фантазии. В его поэзии не было легкости его современников. Он не довольствовался приближением к образцу, а старался перелить в стихи собственную мысль. В скульптуре он черпал сравнение и образы, отсюда его необычность, отличие от других поэтов того времени.

Единственными общеизвестными стихотворениями, связанными с именем Микеланджело - это ответ на четверостишье Джованни Строцци о "Ночи" в капелле Медичи.

Дружба с Витторией Колонной, придавали уверенность Микеланджело, и он решился издать сборник своих стихов. В 1545 г. его друг, Донато Джанотти взял на себя подготовку издания, но после смерти Луиджи дель Риччи в 1546 г, и смерти Виттории в 1547 г., от отказался от своего намерения, считая его пустым тщеславием.

Микеланджело был горячим поклонником Данте, знал Петрарку, Кавальканти, Чино да Писойя и классиков итальянской поэзи, к ним восходит поэтический стиль Микеланджело, но окрылял его поэзию пламенный идеализм платоников.

Основными темами лирики Микеланджело были любовь и смерть, человек и Бог. Постепенно он перешел от своей поэзии к горестному пессимизму, от созерцания жизни к созерцанию смерти. Содержание этих стихотворений -- любовь, искусство, поклонение красоте, стремление к вечному и божественному. Особенно интересны сонеты и послания, посвященные маркизе Виктории Колонне, предмету платонической любви художника.

В последние годы жизни мысли Микеланджело все чаще обращены к смерти, и, как он сам говорит в одном из своих стихотворений, ни кисть, ни резец уже не приносят ему забвения.

«Кто хочет найти себя и насладиться собою, -- пишет он, -- тот не должен искать развлечений и удовольствий. Он должен думать о смерти! Ибо лишь эта мысль ведет нас к самопознанию, заставляет верить в свою крепость и оберегает нас от того, чтобы родственники, друзья и сильные мира сего не растерзали бы нас на куски со всеми нашими пороками и желаниями, разуверяющими человека в самом себе».

Вот отрывки из сонетов, написанных им на восьмом и девятом десятилетии жизни:

Внуши мне ярость к миру, к суете, Чтоб, недоступен зовам, прежде милым, Я в смертном часе вечной жизни ждал. Надежды нет, и все объемлет мрак, И ложь царит, а правда прячет око. Чем жарче в нас безумные стремленья, Тем больше нужен срок, чтоб их изгнать; А смерть уж тут и не согласна ждать, И воля не взнуздает вожделенья.

Стихи Микеланджело так и не были опубликованы при его жизни, но были распространены в рукописном виде, некоторые из них были положены на музыку крупнейшими композиторами. Впервые стихи были выпущены в свет его внучатым племянником в 1623 году.

8.11.1 Мадригалы и сонеты Микеланджело, посвященные платонической любви к Виттории Колонны

Первое десятилетие (1537-1547) - пора Виттории Колонна, микеланджеловской любви к ней и создания стихов для нее; второе десятилетие (1547 - 1556) - после ее кончины, когда ожидание собственной смерти стало заключительной темой всей поэзии Микеланджело.

Нарочитый, вынужденный платонизм их отношений усугубил и довел до кристаллизации любовно-философский склад микелаиджеловской поэзии, отразившей в значительной мере воззрения и стихотворчество самой маркизы, игравшей в течение 1530-х гг. роль духовной руководительницы Микеланджело.

Любовь, переведенная усилиями этой светской инокини в сферу идей неоплатоновского общения душ и католической любви во Христе, аскеза в жизненном выявлении чувств и желаний, которой помогают возраст - Виттории было сорок семь, а Микеланджело шестьдесят два года, когда они встретились, и пятьдесят семь - семьдесят два, когда они расставшись, - все это освободило стихи 1537-1547 годов от беспокойной и напряженной прециозности предыдущего этапа. В известной мере тут отразилась поэзия самой Виттории Колонна, не очень глубокая и не слишком совершенная, но привлекательная достоинством строя и важностью религиозно-философского тона. Однако много интимнее эти стихи: "Ночь! сладкая, хоть мрачная пора..." (ок. 1545), "И высочайший гений не прибавит..." (1540-е гг.), "Когда скалу мой жесткий молоток..." (1540-е гг.) и т.д. - и теснее связаны с изобразительными произведениями самого Микеланджело; они родственны тем двум фрескам капеллы Паолина - "Обращение Савла" и "Распятие Апостола Петра" (1542 - 1550), - которые являются последней фазой микеланджеловской живописи и видоизменяют стиль Сикстинской фрески, усидчивая протобарочную выразительность, подчеркнутую пластичность отдельных фигур и сцен и ослабляя общую напряженность композиции более простым взаимодействием частей.

Так и стихи 1540-х годов возвращаются к большим линиям ритма, к слитным речевым пластам, они экономнее количеством слов, в них меньше усечений, проще инверсии, спокойнее переносы фраз, обычнее рифмы; вся выразительность обращена не на внешний прием, а на внутренний смысл, и если она тяжело, то не сложностью строения, а сложностью мысли и сумеречностью темы.

Это принимает окончательный облик в последнее десятилетие микеланджеловской поэзии, после смерти Виттории Колонна.

И высочайший гений не прибавит Единой мысли к тем, что мрамор сам Таит в избытке, - и лишь это нам Рука, послушная рассудку, явит.

Жду ль радости, тревога ль сердце давит, Мудрейшая, благая донна, - вам Обязан всем я, и тяжел мне срам, Что вас мой дар не так, как должно, славит.

Не власть Любви, не ваша красота, Иль холодность, иль гнев, иль гнет презрений В злосчастии моем несут вину, -

Затем, что смерть с пощадою слита У вас на сердце, - но мой жалкий гений Извлечь, любя, способен смерть одну. Мадригал середины 1540-х гг.

Как из скалы живое изваянье Мы извлекаем, донна, Которое тем боле завершение, Чем больше камень делаем мы прахом, - Так добрые деянья Души, казнимой страхом, Скрывает наша собственная плоть Своим чрезмерным, грубым изобильем; Лишь ты своим размахом Ее во мне способна побороть, - Я ж одержим безводьем и бессильем.

Этот мадригал проводит параллель между работой скульптора над камнем и донны над любящим человеком. Дата - предположительно середина 1540-х гг.

Знать, никогда святой не вспыхнет взор Той радостью, с какой в него гляжу я. Строг дивный облик, знаменуя, В ответ улыбке, сумрачный укор. Вот чаяньям любовным приговор! Не может, видно, красота без края, Свет без границ, что естеством своим Враждебен навыкам моим, Гореть со мной, одним огнем пылая. Меж двух столь разных лиц любовь хромая, Гневясь, спешит найти приют в одном. Но как мне ждать ее к себе с дарами, Когда, войдя в меня огнем, Она течет в обратный путь слезами?

Мадригал написан Микеланджело в начале дружбы с Витторией Колонной, предположительно, в 1538 г.

Как золотом иль серебром, Покорными огню, ждет наполненья Пустая форма, чтоб творенья Прекрасные, сломав себя, явить, - Так должен я преобразить В себе, любви моей огнем, Плененность безграничной красотою Той, кем безмерно я влеком, Кто стала жизни сердцем и душою. Но слишком узкою стезею Благая донна сходит в глубь мою: Чтоб дать ей свет, - себя я разобью.

Мадригал, варьирующий сравнение приемов ювелирного, мастерства с воздействием любимой женщины на любящего человека. Время написания - предположительно первые годы сближения (1538 - 1541).

Надежная опора вдохновенью Была дана мне с детства в красоте, - Для двух искусств мой светоч и зерцало. Кто мнит не так, - отдался заблужденью: Лишь ею влекся взор мой к высоте, Она резцом и кистью управляла.

Безудержный и низкопробный люд Низводит красоту до вожделенья, Но ввысь летит за нею светлый ум. Из тлена к божеству не досягнут Незрячие; и чаять вознесенья Неизбранным - пустейшая из дум!

Эти два шестистишия предположительно написаны годы, когда Виттория Колонна жила в монастыре в Витербо, то есть между концом 1541-го и 1544 г.

Лишь многих лет и многих проб итогом Взыскательный свой замысел мудрец Живым ваяет наконец, Почти у гроба, в камне первобытном. Нам новизна в творенье строгом Дается в час, когда недолго жить нам. В осуществленьи ненасытном Природа так, лепя за ликом лик, В тебе пришла к божественной вершине, - Знак дряхлости и близкого конца. Вот почему мой страх велик, И прелесть твоего лица Его питает странной пищей ныне: К беде ль влекусь? Иль к благостыне? Что впереди - ни выразить, ни знать: Кончина ль мира? или благодать?

Мадригал обращен к Виттории Колонна, первая тема - основная для Микеланджело: подлинный художник подобен природе и осуществляет лучшие свои замыслы, как и природа, путем длительного отбора опытов, что в самом деле определительно для микеланджеловского творчества. Вторая тема мадригала - аналогия с совершенством любимой женщины и ее воздействием на художника. Время написания - 1543 г.

Лишь оживленная скала, Резцу покорная, могла Сберечь лик донны вопреки годинам. Не небеса ль явить должны нам В Мадонне то, чего достичь я смог? Она божественно светла Всем взорам - не моим единым - И все ж умрет, и краткий дан ей срок. Ее судьба крива на правый бок, Раз камню - жизнь, а ей уделом - тленье. Кому дано восстать на мщенье? Природы сын, один, векам творит, - Ее ж созданья время не щадит.

Содержание мадригала наводит на мысль, что Микеланджело был занят мыслью изваять бюст Виттории Колонна; затея эта, как обычно в подобных случаях у Микеланджело, осталась нереализованной. Датируется мадригал предположительно 1544 г.

Как иногда ваяешь в твердом камне В чужом обличье собственный портрет, Так Смерти мрачный след Ношу я часто, словно стал я Ею. Что мысль о Ней дала мне, То воплощаю этим сходством с Нею. Жестокостью своею Мог под моим резцом С Ней уравняться б даже камень смело; Отныне впредь умею, Палим ее огнем, Ваять одно - себя в мученьях тела; Но если б захотела Она сберечь свою красу векам, Пусть даст мне радость, - я Ей вечность дам!

В этом мадригале Микеланджело важную и тонкую мысль: в портретах моделей всегда наличествует и автопортрет художника, конечно не столько в прямом, изобразительном смысле, сколько во внутреннем, душевном. Датируется мадригал примерно 1544 г.

Клоню покорно шею под ярмом, Встречаю смехом рок неблагосклонный И пред жестокосердной донной Являю сердце в вере и в огне. В мучении моем - Лишь длилось бы! - блаженствую вполне, Коль ясный лик дал мне На дыбе жизнь и пищу в преизбытке, - Убить меня какой под силу пытке?

Мадригал, короткий и цельный, носит, видимо, тот же характер, что и предыдущий, чисто литературного сочинения, вне связи с определенным лицом. Предположительная дата 1544-1546 гг. 1546

Ужели, донна, впрямь (хоть утверждает То долгий опыт) оживленный лик, Который в косном мраморе возник, Прах своего творца переживает?

Так! Следствию причина уступает, Удел искусства более велик, Чем естества! В ваяньи мир постиг, Что смерть, что время здесь не побеждает.

Вот почему могу бессмертье дать Я нам обоим в краске или в камне, Запечатлев твой облик и себя;

Спустя столетья люди будут знать, Как ты прекрасна, и как жизнь тяжка мне, И как я мудр, что полюбил тебя.

В мадригале говорится об изваянии бюста любимой женщины; он обращен к Виттории Колонна, должен относиться к 1546 г.

Когда ты, донна, приближаешь Свои глаза к глазам моим, - В их зеркале себе я зрим, А ты себя в моих отображаешь. Меня, увы, ты созерцаешь Таким, как есть, - в болезнях и летах, А я тебя - светлей звезды лучистой. И небу мерзостно, ты знаешь, Что я, урод, живу в благих очах, Во мне ж, уроде, виден лик твой чистый. И все ж, кому тропа тернистей: Тебе ль, вникающей в мой взор? Мне ль, кто теряет рай лучистый, Когда смыкаешь ты затвор Своих очей? - Бесплоден спор Ничтожества с красою величавой: В любви должна быть общность лет и славы.

Мадригал, вероятно, обращен к Виттории Колонна. На том же листе находятся наброски рисунков для "Страшного суда", относящиеся к 1536 - 1540 гг. Но мадригал датируется позднее - около 1546 г.

Когда замыслит дивный ум создать Невиданные облики, - сначала Он лепит из простого материала, Чтоб камню жизнь затем двойную дать.

И на бумаге образ начертать, Как ловко бы рука ни рисовала, Потребно проб и опытов немало, Чтоб мудрый вкус мог лучшее избрать.

Так я, твореньем малого значенья Рожденный, стал высоким образцом У вас в руках, достойнейшая донна;

Но, сняв излишек, дав мне восполненье, Ужели вы учительным бичом Мой гордый пыл смирите непреклонно?

Сонет обращен к Виттории Колонна, и был известен друзьям Микеланджело, в нем с особой четкостью выражена мысль о соответствии взаимоотношения между мраморным произведением и глиняной моделью, с одной стороны, и перерождением любящего человека под воздействием любимой - с другой. Датируется сонет примерно 1546 г.

Глаза мои, вам должно знать, Что дни бегут и что все ближе время, Когда для слез закроются пути; Не хочет жалость вас смыкать, Пока моя мадонна бремя Здесь, на земле, благоволит нести. Но если милость даст войти, Как всем, кто благ, ей в царство света, Мое живое солнце это, Взнесясь горе, нас кинет навсегда. На что ж глядеть, что медлить здесь тогда?

Мадригал написан в предсмертную пору жизни Виттории Колонны - вероятно, в 1544 - 1546 г.

8.11.2 Стихи Микеланджело на смерть Виттории Колонна

После смерти Виттории ни одна сильная привязанность больше не озаряла своим светом жизнь Микеланджело. Любовь умерла. "Любовь угасла на сердце моем, А большая беда теснит меньшую: Крыла души подрезаны ножом..." На смерть возлюбленной Виттории написал два сонета:

Когда скалу мой жесткий молоток В обличия людей преображает, - Без мастера, который направляет Его удар, он делу б не помог,

Но Божий молот из себя извлек Размах, что миру прелесть сообщает; Все молоты тот молот предвещает, И в нем одном - им всем живой урок.

Чем выше взмах руки над наковальней, Тем тяжелей удар: так занесен И надо мной он к высям поднебесным;

Мне глыбою коснеть первоначальной, Пока кузнец господень - только он! - Не пособит ударом полновесным,

Этот сонет написанный около 1550 г. в духе неоплатонизма, отличающийся вычурностью, олицетворяя ее в сонете с метафорой "божьего молота". Микеланджело напишсал приписку: "Он (то есть "молот") был единственным, кто возбуждал на земле добродетели великой своей добродетелью, но у него не было никого, кто раздувал бы мехи; ныне же, в небесах, он обретет много помощников, ибо там нет никого, кто не дорожил бы добродетелью: оттого-то я и надеюсь, что он свыше даст на земле завершение моему молоту. Теперь на небесах с ним будет некто, кто станет приводить мехи в действие, ибо на земле не было у него ни одного сотоварища у наковальни, где выковываются добродетели".

Когда моих столь частых воздыханий Виновница навеки скрылась с глаз, - Природа, что дарила ею нас, Поникла от стыда, мы ж - от рыданий.

Но не взяла и смерть тщеславной дани: У солнца солнц - свет все же не погас; Любовь сильней: вернул ее приказ В мир - жизнь, а душу - в сонм святых сияний.

Хотела смерть, в ожесточенье зла, Прервать высоких подвигов звучанье, Чтоб та душа была не столь светла, -

Напрасный труд! Явили нам писанья В ней жизнь полней, чем с виду жизнь была, И было смертной в небе воздаянье.

Второй сонет написанный после смерти Виттории, более нежный, провозглашает торжество любви над смертью

Чтоб не сбирать по крохам у людей Единый лик красы неповторимой, Был в донне благостной и чтимой Он явлен нам в прозрачной пелене, - Ведь множество своих частей Берет у мира небо не вполне. И внемля вздох ее во сне, Господь в единое мгновенье Унес из мерзости земной Ее к себе, сокрыв от созерцанья. Но не поглотит все ж забвенье, Как смерть, - сосуд ее людской, Ее святые, сладкие писанья. Нам жалость молвит в назиданье: Когда б Господь всем тот же дал удел И смерть искала долг, - кто б уцелел?

Этот мадригал написан непосредственно после смерти Виттории Колонна (25 февраля 1547 г.).

Здоровый вкус разборчиво берет В первейшем из искусств произведенья, Где тел людских обличье и движенья Нам глина, мрамор, воск передает.

Пусть времени глумливый, грубый ход Доводит их до порчи, разрушенья, - Былая красота их от забвенья - Спасается и прелесть бережет.

Незавершенный сонет относятся предположительно 1540-м гг., возможно к концу их, уже после смерти Виттории Колонна. Микеланджело называет скульптуру "первейшим из искусств", поскольку считает первым скульптором Бога, вылепившего из земли первую фигуру человека - Адама.

8.11.3 Сонеты Микеланджело посвященные Данте

"Он боготворил Данте и любил Петрарку. Он примеривал к себе самому судьбу Флорентийского изгнанника и мечтал о такой же: "Fuss'io pur lui!.." ["Будь я, как он!.."].

Поэт-гражданин, поэт-борец, поэт-печальник своей истерзанной междоусобицами родины влек его с такой же силой, как поэт-философ, поэт-судия, вершивший в "Divina Coimmedia" страшный суд над смыслом событий и поведением людей. Великая поэма была его книгой книг. Он знал ее наизусть, он разбирался в сложностях ее структуры и в иерархии ее образов. Он был авторитетным дантологом. Леонардо совсем не иронически, а всерьез, хотя и со светской, подчеркнутой любезностью, предложил как-то раз спорившим с ним о Данте собеседникам обратиться за разъяснением к проходившему по площади Микеланджело. Только вечная мнительность скульптора могла заподозрить в таком обращении издевку и ответить грубой выходкой, которую описал Аноним" Эфрон.

Спустившись с неба, в тленной плоти, он Увидел ад, обитель искупленья, И жив предстал для божья лицезренья, И нам поведал все, чем умудрен.

Лучистая звезда, чьим озарен Сияньем край, мне данный для рожденья, - Ей не от мира ждать вознагражденья, Но от тебя, кем мир был сотворен.

Я говорю о Данте: не нужны Озлобленной толпе его созданья, - Ведь для нее и высший гений мал.

Будь я, как он! О, будь мне суждены Его дела и скорбь его изгнанья, - Я б лучшей доли в мире не желал!

Этот сонет, один из стройнейших по форме и прозрачности мысли, свидетельствует, как велико было у Микеланджело преклонение перед Данте, в котором он видел высший образец человека и художника.

Знаменательна и аналогия, проводимая между участью Данте и собственной судьбой. На стихотворении, видимо, отразилась работа над фреской "Страшный суд"; образы дантовского "ада" были в эту пору особенно близки Микеланджело. Вероятно время его создания конец 1545 - начало 1546 г.

Как будто чтим, а все же честь мала. Его величье взор наш ослепило. Что чернь корить за низкое мерило, Когда пуста и наша похвала!

Он ради нас сошел в обитель зла; Господне царство лик ему явило; Но дверь, что даже небо не закрыло, Пред алчущим отчизна заперла.

Неблагодарная! Себе на горе Ты длила муки сына своего; Так совершенству низость мстит от века, Один пример из тех, которых - море! Как нет подлей изгнания его, Так мир не знал и выше человека.

Сонет варьирует дантовскую тему, развивая мысль терцетов предыдущего сонета в самостоятельное стихотворение. Написано оно в ту же пору - в конце 1545 - начале 1546 г. - и также вошло в "Диалоги" Джаннотти.

8.11.4 Последние сонеты Микеланджело

В последнее десятилетие микеланджеловской поэзии, после смерти Виттории Колонна, в стихах Микеланджело "появилась уже не общая аналогия, а прямое соответствие тому, что Микеланджело выразил в изобразительных работах 1550-х годов: в нескольких "Снятиях со креста" - в "Пьета Роцданини", в "Пьета" из Флорентийского собора.

Как эти подуотделанные группы-глыбы напряженно просты, нарочито подчинены природной форме мраморного куска, лишены всякого блеска техники и всяких прикрас темы, так обнаженно проста и микеланджеловская поэзия 1550-х годов, ее заключительные стихи, сонеты прощания с жизнью и ожидания смерти: "Уж дни мои теченье донесло" (1554), "Соблазны света от меня сокрыли" (1555), "Ни гаже, ни достойнее презренья" (1555), "Уж чуя смерть, хоть и не зная срока" (1555) и т. д.

Тут, как в "Пьета", все подчинено теме, обусловлено ее выражением: это стихи совсем медленного ритма, очень скупо отобранного словаря, простейшего строения композиции; в них нет ничего затейливого, самоцветного, сложно-выисканного.

Хочется сказать, что Микеланджело в эти заключительные годы своей поэзии словно подбирал исконные, самые ходовые слова, чтобы выразить обычные, самые простые чувства старого, умирающего человека; но только человек этот был великаном, умирал" как великан, и слова смерти вырывались у него по-великаньи...

Они наполнены противоречиями: в них покорность борется с сопротивлением, признание благостности возврата в Божье лоно перебивается нежеланием расстаться со счастьем жить. А поверх всего этого царит другое: смятение, ужас, величайшая определенность ощущения надвигающейся "двойной смерти" - физической, когда, в могилу должно лечь тело, и духовной, когда на вечные муки за грехи будет осуждена душа.

Со времени смерти Виттории Колонна вера Микеланджело становится все более неистовой. Кисть и резец его служат прославлению стастей Господних, а поэзия погружается в бездну мистицизма. Он отрекся от искусства и ищет прибежища в объятиях распятого Христа.

На склоне лет, уж к смерти приближаясь, Я поздно понял твой соблазн, о свет, - Ты счастием манишь, какого нет, И отдыхом, что умер, не рождаясь. Стыдясь и ужасаясь Того, чем прежде жил, И с неба слыша зовы, - Увы, я вновь прельщаюсь Грехом, что был мне мил, В ком смерть душе, а плоти - лишь оковы. Вам говорит суровый Мой опыт: в небо внидет только тот, Кто, чуть родившись, тотчас вновь умрет.

Вероятно, это стихотворение для себя, хотя и читавшийся друзьям. Размышления о соблазнах света, соединенные с чувством горечи, свидетельствуют, что мадригал был написан в позднюю пору жизни Микеланджело; примерная дата - конец 1545 - начало 1546 г.

Уж дни мои теченье донесло В худой ладье, сквозь непогоды моря В ту гавань, где свой груз добра и горя Сдает к подсчету каждое весло.

В тираны, в боги вымысел дало Искусство мне, - и я внимал, не споря; А ныне познаю, что он, позоря Мои дела, лишь сеет в людях зло.

И жалки мне любовных дум волненья: Две смерти, близясь, леденят мне кровь, - Одна уж тут, другую должен ждать я.

Ни кисти, ни резцу не дать забвенья Душе, молящей за себя Любовь, Нам со креста простершую обьятья.

Сонет открывает собой ряд покаянных стихотворений старика Микеланджело; их главенствующая тема - близкая смерть и предстоящий небесный суд за прожитую жизнь. Это наполняет последнюю группу стихов художника глубочайшей взволнованностью, широко прорывающей условность поэтической формы. Но у Микеланджело ожидание конца много трагичнее, ибо он боится "двойной смерти": во-первых, физической, ухода из жизни, и, во-вторых, духовной, осуждения души на вечные муки за его пороки и грехи. Первый вариант сонета относится к осени 1552 г., окончательный - к сентябрю 1554 г.

Соблазны света от меня сокрыли На Божье созерцанье данный срок, - И я души не только не сберег, Но мне паденья сладостней лишь были.

Слеп к знаменьям, что стольких умудрили, Безумец, поздно понял я урок. Надежды нет! - Но если б ты помог, Чтоб думы себялюбие избыли!

Сравняй же путь к небесной высоте, Затем что без меня мне не по силам Преодолеть последний перевал;

Внуши мне ярость к миру, к суете, Чтоб недоступен зовам, прежде милым, Я в смертном часе вечной жизни ждал.

Сонет написан весной 1555 г., Микеланджело исполнилось 80 лет; видимо, сознание этого особенно обострило в нем колебания между чувством жизни и ожиданием смерти.

Ни гаже, ни достойнее презренья, Чем я, тебя забывший, в мире нет; И все ж прости нарушенный обет Усталой плоти, впавшей в искушенья;

Не размыкай, о Вседержитель, звенья Моих шагов туда, ще вечен свет: О вере говорю, - себе во вред Я не вкусил в ней полноты спасенья.

Чем редкостней, тем лишь все боле мил Мне дар даров: к покою, к благостыне Другого мир не обретет пути;

Ты кровь свою за нас так щедро лил, Что станешь ли скупей на милость ныне? Иных ключей нам к небу не найти!

Сонет является вариантом предыдущего и написан, видимо, в ту же пору, весной 1555 г.

Назойливый и тяжкий скинув груз, Благой мой Боже, и простясь со светом, К тебе без сил, в челне нестойком этом, Из страшных бурь в родную тишь вернусь.

Терн, и в ладони гвоздь, и крестный брус Со скорбным ликом, жалостью согретым, - Все страждущей душе звучит обетом, Что многим покаяньем я спасусь.

Не взор судьи твое святое око Да кинет мне в былое, - строгий слух Да не грозит мне карой возмещенья;

Да кровь твоя омоет грязь порока! Чем я старей, тем ревностней мой дух Ждет помощи твоей и всепрощенья.

Сонет написан в конце 1555 г.

Годами сыт, отягощен грехами, Укоренен в злодействах бытия, К своей двойной уж близок смерти я, Но сердце яд пьет полными струями.

Иссякшие не могут силы сами Сломить судьбу, любовь, соблазны дня, - И светлая нужна им длань твоя, Чтоб удержать пред ложными стезями.

Но мало мне, Господь мой, что готов Ты душу взять, утратившую чистый, Небытием пожалованный склад; Пока не снят земной с нее покров, Молю сравнять подъем крутой и мглистый, Чтоб прост и светел был ее возврат.

Этот сонет, выразительный и искренний, выявляет мысли Микеланджело о близящемся конце. Сонет написан в 1555 г.

В унынии и в скорби я лелею Раздумия, что в памяти живят Минувшее, и ум вперяет взгляд В былую жизнь и мучается ею. Мне сладко, что пред смертью разумею, Как призрачен людских соблазнов ряд; Мне горько, что прощенья за разврат На склоне лет я ждать уже не смею.

Пусть нам обеты шлет твоя любовь, Но, Господи, не дерзки ль ожиданья, Что не закрыт и поздним пеням вход? И все ж твоя свидетельствует кровь, Что, на себя приняв за нас страданья, Ты не исчерпал всех своих щедрот.

Сонет написан в 1555 г.

Уж чуя смерть, хоть и не зная срока, Я вижу: жизнь все убыстряет шаг, Но телу еще жалко плотских благ, Душе же смерть желаннее порока.

Мир - в слепоте: постыдного урока Из власти зла не извлекает зрак, Надежды, нет, и все объемлет мрак, И ложь царит, и правда прячет око.

Когда ж, Господь, наступит то, чего Ждут верные тебе? Ослабевает В отсрочках вера, душу давит гнет;

На что нам свет спасенья Твоего, Раз смерть быстрей и навсегда являет Нас в срамоте, в которой застает?

В сонете наличествует признание раздвоенности, испытываемой Микеланджело: тело, здоровая природа его еще бодры, жадны, еще требуют земных радостей, тогда как душа, сознание, мысль о смерти зовут к покаянию, к отречению от мира. Время написания сонета - 1555 г.

Хоть и сулит мне вящее желанье К моим годам года додать не раз, - Смерть не замедлит шага ни на час; Чем больше ждешь, тем ближе с ней свиданье.

Да и к чему на счастье упованье, Раз лишь в скорбях Господь приемлет нас? Скольженье дней, и все, что тешит глаз, Тем злостнее, чем ярче их блистанье.

И ежели, мой Боже, я порой Весь отдаюсь могучему стремленью, Несущему покой душе моей,

Но собственной ничтожному ценой, - Дай в тот же миг свершиться вознесенью! Чем дольше срок, тем пыл к добру слабей.

Этот сонет - вариант предыдущего; примечательны первые два стиха сонета - о желании жить еще много лет, вопреки сознанию суетности подобного стремления. Сонет написан на листе с набросками колонн, сделанных не рукой Микеланджело. Датируется тем же, 1555 г.

Чем жарче в нас безумные стремленья, Тем больше нужен срок, чтоб их изгнать; А смерть уж тут и не согласна ждать, И воля не взнуздает вожделенья.

Четверостишие неоконченного стихотворения снова открывается признанием несытости земными радостями, вопреки восьмидесяти годам жизни Микеланджело. Оно написано на обороте того же листа, где находится одна из редакций предыдущего сонета, и датируется также 1555 г.

И радостны и скорбию убиты Всеправедные души, что за них Ты принял смерть, чтоб для сынов земных Врата Эдема были б вновь открыты.

Им радостно, что дети зла омыты От первородных, жалких скверн своих; Им горестно, что от мучительств злых, Как раб рабов, угас в своей крови Ты.

Кто Ты? откуда? - Небо, в изъясненье, Смежило взор, разверзло зев земли, Шатнуло горы, всколебало море;

Коснеют злые ангелы в позоре, В обитель мрака праотцы ушли, - Но весел человек, приняв крещенье.

Сонет с его чисто литературной обработкой традиционной темы о Христовой смерти и искуплении грехов является своего рода формальным ответом на нескромные признания предыдущих стихов - своего рода полемикой Микеланджело с самим собой после приступов жизнелюбия. Дата, видимо, та же - 1555 г.

По благости креста и Божьих мук Я, Отче, жду, что удостоюсь рая; И все ж, пока во мне душа живая, Земных утех все будет мил мне круг.

Пускай лежит меж нами путь разлук, Моря и горы, - мысль, не замечая Лесов, озер, летит, крыла ширяя, Как мчится дух поверх дождей и вьюг.

Так мчусь и я упрямой думой к вам Скорбеть о смерти моего Урбино, Который был бы, мнится, здесь со мной,

Когда бы жил. Теперь из гроба сам Меня зовет он взвиться над низиной Туда, где ждет обоих нас покой.

Этот сонет - один из последних среди дошедших стихотворений Микеланджело. Благополучный переход границы восьмидесятилетия укрепил в художнике желание жить. Вступительное четверостишие звучит почти вызывающе бодро, вопреки ряду горестных событий и ударам судьбы. Сонет обращен к кардиналу Лодовико Беккаделли, уехавшему в новую свою резиденцию, в Рагузу, и приславшему оттуда письмо и сонет к Микеланджело с жалобами на тоску по родным местам, по Риму. Ответное письмо Микеланджело также сопровождалось сонетом. Время его сочинений - спустя несколько месяцев после кардинальского письма (февраль 1556 г.), по-видимому, самый конец 1556 г., во всяком случае, в марте следующего года сонет находился уже у Беккаделли.

8.12 Завершение гробницы Юлия II (1545)"

В то время как Микеланджело отдавал в работу эти рисунки и картоны для первой стены со Страшным судом, ему приходилось ежедневно ссориться с посланцами герцога Урбинского, которые попрекали его тем, что он получил от папы Юлия II шестнадцать тысяч скудо за гробницу; эти попреки стали ему невыносимы, и ему хотелось когда-нибудь с этим разделаться, хотя и был он уже стар и с удовольствием остался бы в Риме, так как ему был предоставлен случай, которого он и не искал вовсе, не возвращаться больше во Флоренцию, где он сильно боялся герцога Алессандро деи Медичи, которого отнюдь не считал своим другом; недаром, когда ему через синьора Алессандро Вителли предложили выбрать наилучшее место для замка и крепости во Флоренции, он ответил, что не поедет туда иначе как по приказанию папы Климента. В конце концов о гробнице договорились так закончить это дело, чтобы не делать ее в виде отдельно стоящего четырехгранника, а отделать ее лишь с одной стороны, как этого хотелось Микеланджело, взявшему на себя обязательство поставить там шесть высеченных им собственноручно статуй, и в этом договоре, заключенном с герцогом Урбинским, Его Превосходительство согласился, чтобы Микеланджело работал на папу Климента четыре месяца в году либо во Флоренции, либо там, где папе покажется более уместным его использовать. Но хотя Микеланджело и казалось, что на этом он может успокоиться, дело этим не кончилось, ибо папа Климент, которому хотелось увидеть окончательное доказательство мощи его таланта, заставлял его заниматься картоном для Страшного суда. Он же, делая вид для папы, что он только этим и поглощен, тратил на это не все свои силы и тайком работал над статуями, предназначавшимися для названной гробницы. Когда в 1533 году приключилась смерть папы Климента, во Флоренции остановились работы и в сакристии и в библиотеке, которые, как ни старались их закончить, так и остались незавершенными. Микеланджело решил, что он стал теперь действительно свободным и сможет заняться завершением гробницы Юлия II; однако, когда был избран Павел III, не прошло много времени, как он вызвал его к себе и не только обласкал его и сделал ему всякого рода предложения, но и заявил, что хочет, чтобы он ему служил и находился при нем. Это предложение Микеланджело отверг, ответив, что он не может его принять до завершения гробницы Юлия, так как связан договором с герцогом Урбинским. Папа вспылил, говоря: "Я ждал этого тридцать лет, и теперь, когда я стал папою, я от этого не откажусь, договор я разорву, так как хочу, чтобы ты мне служил во что бы то ни стало"... После этого Его Святейшество договорился с посланцами герцога, и был заключен новый договор, утвержденный герцогом, а Микеланджело обязался немедленно оплатить три статуи и строительство самой гробницы, для чего положил в банк Строцци одну тысячу пятьсот восемьдесят дукатов, которыми тот мог распоряжаться, чем, как ему казалось, он снял с себя обязательства по делу, столь затянувшемуся и неприятному. После чего строительство гробницы производилось им в Сан Пьетро ин Винкола следующим образом. Он воздвиг нижнее резное основание с четырьмя пьедесталами, выступавшими как первоначально, когда на каждом из них должны были помещаться по одному пленнику, вместо которых теперь должны были быть поставлены фигурные гермы, а так как снизу гермы эти выглядели бедными, он под каждую из них на все четыре пьедестала поместил опрокинутые консоли. Между четырьмя гермами находились три ниши, из которых две полукруглые предназначались ранее для Побед, вместо этого в одну была поставлена Лия, дочь Лавана, олицетворение деятельной жизни... Другой же была Рахиль, сестра Лии, олицетворяющая созерцательную жизнь... Между ними была третья, прямоугольная ниша; по первоначальному рисунку такой должна была быть одна из дверей, которые вели в овальный внутренний храмик прямоугольной гробницы. Дверь же была превращена теперь в нишу, где на мраморный цоколь поставлена огромнейшая и прекраснейшая статуя Моисея, о которой уже достаточно говорилось. На головы герм, служащие капителями, положены архитрав, фриз и вынесенный над гермами карниз, покрытый порезкой в виде богатых гирлянд и листьев, ов и зубчиков и других богатых членений по всему произведению. Над этим карнизом проходит второй гладкий ордер без порезок и с другими гермами, отвечающий по отвесу первому в виде пилястр с многообломным карнизом, и верхний ордер во всем подчиняется нижнему и сопровождает его; в нем в проеме, подобном той нише, в которой теперь находится Моисей, на выступах карниза стоит мраморная гробница с лежащей статуей папы Юлия, выполненной скульптором Мазо даль Боско, а прямо над ней в самой нише - Богоматерь с сыном на руках, выполненная скульптором Скерино из Сеттиньяно по модели Микеланджело, и статуи эти выполнены весьма толково. В двух же остальных прямоугольных нишах над Жизнью Деятельной и Жизнью Созерцательной - больших размеров две сидящие статуи Пророка и Сивиллы, и обе они были выполнены Рафаэлем да Монтелупо, как было сказано в жизнеописании отца его Баччо, причем Микеланджело выполнением их удовлетворен не был. Все творение завершается особым карнизом, обходящим кругом с тем же выносом, что и нижний, а над гермами поставлены в виде завершения мраморные канделябры, и между ними находится герб папы Юлия, а над Пророком и Сивиллой в проеме ниши он для каждой из двух статуй пробил по окну для удобства монахов, обслуживающих церковь: хор находится позади и окна эти во время богослужения способствуют, чтобы голоса проникали в церковь и видно было, что в ней совершается. И, по правде говоря, вся эта работа получилась отличной, и все же далеко не такой, какой она была задумана в первоначальном проекте" Вазари.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9


© 2007
Полное или частичном использовании материалов
запрещено.