Философия грамматики

Звательный падеж
Нет необходимости много говорить о так называемом звательном падеже. В некоторых языках, например в латинском, он имеет особую форму, а поэтому должен считаться отдельным падежом. Однако в большинстве языков он совпадает с именительным падежом, а поэтому не нуждается в отдельном названии. Звательный падеж там, где он существует, указывает на то, что существительное употреблено как второе лицо и что оно стоит вне предложения или само по себе образует предложение. Он имеет точки соприкосновения с повелительным наклонением; про него также можно сказать, что он выражает побуждение: «Слушай!» или «Будь внимателен!«

Тесную связь между звательным и именительным падежами можно наблюдать в повелительных предложениях типа You, take that chair! «Ты, возьми этот стул!», где you стоит вне предложения; при быстром произнесении получается You take that chair!, где you будет подлежащим повелительного наклонения.

Заключительные замечания о падежах
Принято говорить о двух типах падежей: о грамматических падежах (именительный, винительный и т.д.) и конкретных падежах, главным образом локальных (местный, отложительный, сопроводительный, творительный и т.д.). Вундт примерно в том же смысле различает падежи внутренней детерминации и падежи внешней детерминации, а Дейчбейн - «падежи логического мышления» (Kasus des begrifflichen Denkens) и «падежи созерцания» (Kasus der Anschauung). Однако подобное разграничение, по крайней мере в наиболее изученных языках, провести нельзя. Даже в финском языке с его развитой системой локальных падежей такое различие четко установить невозможно, поскольку эссив, который является теперь в основном грамматическим падежом, когда-то был локальным. На это указывают в первую очередь некоторые пережиточные случаи, сохранившиеся в виде наречий. В индоевропейских же языках эти две категории были неразрывно связаны с самого начала. Постепенно, однако, чисто конкретное употребление падежей было утрачено, главным образом ввиду появления предлогов, обозначавших локальные и другие отношения более отчетливо, чем уступающие им по численности падежи; и, таким образом, падежи стали излишними.

С течением времени количество падежей постоянно уменьшалось, особенно потому, что более твердого порядка слов оказывалось часто вполне достаточно для того, чтобы охарактеризовать роль слова в предложении. Однако ни один язык нашей семьи никогда не обладал такой падежной системой, которая была бы основана на точной и последовательной системе значений; иначе говоря, падеж есть категория чисто грамматическая (синтаксическая), а не понятийная в настоящем смысле слова. Основные значения падежей следующие:

Обращение - звательный.

Подлежащее - именительный.

Предикатив - специального падежа нет.

Дополнение - винительный или дательный.

Связь - родительный.

Место и время, много различных отношений - местный и т.д.

Мера - специального падежа нет.

Образ действия - специального падежа нет.

Орудие - творительный.

Другая классификация (в некоторых отношениях она представляется более совершенной) была бы основана на трех рангах, рассмотренных в главе VII.

I. Падежи в качестве первичных элементов:

Падеж подлежащего.

Падеж дополнения.

Последний можно подразделить на падеж прямого дополнения и падеж косвенного дополнения.

Падеж предикатива.

II. Падеж адъюнкта:

Родительный падеж.

III. Падежи субъюнкта:

Их можно подразделить на падежи, обозначающие время (когда? в течение какого времени?), падежи, обозначающие место (где, куда, откуда), падежи, обозначающие меру, образ действия и орудие.

Многие понятия, однако, очень трудно определить, и они незаметно переходят одно в другое. Поэтому не приходится удивляться, что существуют значительные различия даже между теми языками, которые в конечном счете восходят к одному и тому же «праязыку». Падежи представляют собой одну из наименее рациональных частей языка в целом Мой основной вывод совпадает с выводом Пауля: „Падежи -- это лишь средства выражения, не обязательно являющиеся составной частью каждого языка; падежи, где они имеются, различаются по разным языкам и по разным ступеням развития, и при этом никогда нельзя ожидать, что их функции будут соответствовать постоянным логическими психологическим отношениям“. („Zeitschrift fьr Psychologie“, 1910, 114)..

Предложные группы
Читатель, вероятно, уже заметил, что в этой главе я говорю только о так называемых синтетических, а не об «аналитических падежах», которые состоят из предлога и его дополнения; последние, я думаю, не должны рассматриваться отдельно от любой другой предложной группы. В английском языке to a man «человеку» так же не является дательным падежом, как by a man «человеком» не является творительным, a in a man «в человеке» - местным падежом. Дейчбейн («System der neuenglischen Syntax», стр. 278 и сл.) выступает как крайний представитель противоположной точки зрения; среди ряда других он приводит примеры на дательный падеж в английском языке: Не came to London «Он приехал в Лондон», This happened to him «Это случилось с ним», complain to the magistrate «пожаловаться судье», adhere to someone «быть сторонником кого-либо», The ancient Trojans were fools to your father «Древние троянцы были дураками по сравнению с твоим отцом, Не behaved respectfully to her «Он вел себя по отношению к ней почтительно», You are like daughters to me «Вы мне как дочери», Bring the book to me «Принеси мне книгу», I have bought a villa for my son «Я купил для моего сына виллу», What's Hecuba to him? «Что для него Гекуба?», It is not easy for a foreigner to apprehend «Это нелегко постигнуть иностранцу», таким образом, здесь встречаются и предлог to и предлог for, вероятно, потому, что в немецком в большинстве случаев употребляется дательный падеж. Гораздо правильнее признать эти сочетания тем, что они являются в действительности - предложными группами, и избегать термина «дательный падеж», кроме тех случаев, когда мы находим что-либо сходное с латинским, древнеанглийским или немецким дательным падежом. Любопытно отметить, что, когда Дейчбейн делает ударение на «пространственном дательном падеже» (der rдumliche Dativ: He came to London), он становится в оппозицию к прежней теории, которая выводила падежи из локальных отношений. Согласно этой теории, дательный падеж считался падежом «покоя», винительный - падежом «движения - приближения», а родительный - падежом «движения - удаления»; если же Дейчбейн называет to London дательным падежом, то почему не сказать того же и об into the house «в дом «? Но в таком случае нужно будет признать дательным падежом и нем. in das Haus, несмотря на реальную форму винительного падежа, означающую нечто иное, чем форма дательного падежа в сочетании in dem Haus «в доме». Если даже выражения I gave a shilling to the boy и I gave the boy a shilling синонимичны, это вовсе не означает, что мы должны применить к обоим один и тот же грамматический термин: man-made institutions «человеком созданные учреждения» и institutions made by man «учреждения, созданные человеком» означают одно и то же, но грамматически они не тождественны.

Локальное значение предлога to часто более или менее тускнеет, но это не дает нам оснований говорить о дательном падеже, даже если to полностью лишено локального значения. Подобным же образом и во французском языке, где J'irai au ministre и Je dirai au ministre являются аналогичными, но в соответствующих конструкциях с местоимением дательный падеж употребляется в одном случае и не употребляется в другом: J'irai а lui и Je lui dirai.

Те же соображения остаются в силе и в отношении родительного падежа. Дейчбейн говорит о родительном падеже не только в таких случаях, как the works of Shakespeare «сочинения Шекспира», но и в случаях типа participate of the nature of satire «иметь общее с сатирическим жанром», smell of brandy «пахнуть бренди», proud of his country «горд своей страной», и, если не ошибаюсь, также в случаях типа the man from Birmingham «человек из Бирмингама», free from opposition «свободный от оппозиции» (там же, стр. 286 и сл.). Некоторые грамматисты говорят об «отделении родительного падежа от управляющего слова другими членами предложения» и при этом имеют в виду такие случаи, как the arrival at Cowes of the German Emperor «прибытие в Каус германского императора», где налицо просто две параллельные предложные группы-адъюнкты; некоторые даже прибегают к термину «расщепленный родительный падеж» («Anglia», Beiblatt, 1922, 207) и приводят примеры типа the celebrated picture by Gainsborough of the Duchess of Devonshire «известный портрет герцогини Девонширской работы Гейнсборо». Здесь было бы столь же разумно считать by Gainsborough родительным падежом, как и применить этот термин к сочетанию с of. В обоих случаях мы имеем предложные группы и ничего больше.

Я могу, пожалуй, воспользоваться этим случаем, чтобы выразить протест против определенного рода «национальной психологии», которая сделалась модой в некоторых немецких университетских кругах и которая представляется мне в самой своей основе неразумной и противоестественной. В следующем отрывке она затрагивает синтаксис падежей: «Если саксонская форма родительного падежа продуктивна при обозначении времени, то это означает, что понятие времени в сознании англичан играет очень большую роль; это особенно проявляется у представителей определенных профессий, как-то: издателей, редакторов, газетных работников и т.п.» (Deutschbein, System der neuenglischen Syntax, стр. 289). В той же работе, на стр. 269, дательный падеж в нем. Ich helfe meinen Freunden «Я помогаю своим друзьям» трактуется как показатель «интимного доверия постоянного характера между мной и моими друзьями», но «когда в новоанглийском to help (I help my friend) соединяется с винительным падежом, выражение личных отношений между мною и моим другом отсутствует… таким образом, новоанглийский язык обладает динамическим характером, который проявляется и в ряде других явлений языка». Что означает термин «динамический» в этой связи? И почему Дейчбейн решил, что падежная форма после help не является по-прежнему формой дательного падежа? В сочетании give my friend a book «дать моему другу книгу» он признает friend формой дательного падежа, но почему не усматривать эту форму и здесь? Форма ведь та же самая. И функция та же самая, как и в соответствующем древнеанглийском предложенни Ic helpe minum freonde, с которым современное английское предложение связано непрерывной традицией и которое во всех отношениях соответствует нем. Ich helfe meinem Freunde. Почему не сказать просто, что в современном английском языке в данном случае перед нами не винительный и не дательный падеж и почему не отказаться от всех умозаключений о национальном характере - «личном», «динамическом» и «статическом «?

Глава XIV. Число

Счет. Обычное множественное число. Приблизительное множественное число. Единства высшего порядка. Общее число. Названия массы.

Счет
Категория числа на первый взгляд кажется очень простой, столь же простой и ясной, как «дважды два - четыре». Однако при более тщательном рассмотрении мы наталкиваемся на многие трудности как логического, так и лингвистического порядка.

С логической точки зрения очевидное различие проходит между понятиями «один» и «более чем один», причем последнее можно подразделить на 2, 3, 4 и т.д.; особым разрядом можно признать «все»; кроме того, существует разряд «предметов», к которым неприменимы слова «один», «два» и т.п., их можно назвать «неисчисляемыми» (uncountable); правда, часто под этим словом имеется в виду другое - «невозможность (легко) исчислить из-за слишком большого количества».

Соответствующими синтаксическими различиями будут единственное и множественное число, которые имеют большинство языков; некоторые языки, кроме обычного множественного, имеют двойственное число и очень немногие - даже тройственное.

Понятие «более чем один» применимо только к таким предметам, которые, не будучи тождественными, принадлежат к одному и тому же разряду. Таким образом, множественность предполагает различие, но, с другой стороны, если различие слишком значительно, нельзя употребить слова типа «два» или «три». Груша и яблоко представляют собой два разных фрукта; кирпич и замок можно назвать двумя предметами; но кирпич и музыкальный звук не есть два предмета; человек, истина и вкус яблока не составляют трех, и т.д.

Какие предметы можно исчислять совместно, зависит от языкового выражения. В большинстве случаев классификация бывает естественной и фактически совпадает по ряду языков, но иногда наблюдаются и различия, порожденные различиями в языковой структуре. Так, например, по-английски не составляет никакой трудности сказать Tom and Mary are cousins, поскольку слово cousin означает одновременно и «кузен» и «кузина»; в датском языке (как и в немецком и в других языках) эти понятия обозначаются различными словами и, таким образом, эту мысль приходится выражать так: Т. og М. er fжtter og kusine; англ. же five cousins нельзя точно перевести на датский язык. С другой стороны, в английском языке нет подходящего термина для того, что немцы называют Geschwister «братья и сестры», дат. sшskende. Иногда, однако, употребляются числительные перед такими сочетаниями, как англ. brothers and sisters: They have ten brothers and sisters «У них десять братьев и сестер», что может означать «два брата + восемь сестер» или любое другое сочетание; ср. также We have twenty cocks and hens «У нас двадцать петухов и кур» (= дат. tyve hшns). Вполне естественная потребность совместного обозначения живых существ мужского и женского пола обусловила появление в некоторых языках синтаксического правила, согласно которому форма множественного числа мужского рода употребляется для обозначения существ обоих полов: ит. gli zii, исп. los padres (см. стр. 271).

В некоторых случаях невозможно заранее сказать, что следует считать одним предметом: по поводу ряда сложных по своему строению предметов различные языки имеют различные точки зрения: ср. ип pantalon - a pair of trousers, et par buxer, ein Paar Hosen «брюки»; eine Brille - a pair of spectacles, une paire de lunettes, et par briller «очки»; en sax, eine Schere - a pair of scissors, une paire de ciseaux «ножницы».

В английском языке иногда наблюдается тенденция употреблять в этих случаях форму множественного числа как форму единственного числа, например: a scissors «ножницы», a tongs «щипцы», a tweezers «пинцет».

В современном исландском языке мы находим любопытную форму множественного числа от einn «один» в сочетании einir sokkar «одни носки» (для обозначения более чем одной пары употребляются «дистрибутивные» числительные: tvennir vetlingar «две пары перчаток»).

В отношении частей тела обычно не бывает сомнений, что считать одним предметом, а что двумя; и все же в английском языке существуют (вернее существовали) колебания в трактовке слова moustache, которое в Оксфордском словаре определяется как «(a) the hair on both sides of the upper lip и (b) the hair covering either side of the upper lip, so that what to one is a pair of moustaches, to another is a moustache; cp. He twirled first one moustache and then the other «Он закрутил сначала один ус, а затем - другой «».

В венгерском языке существует твердое правило, согласно которому парные части и органы тела обозначаются как одно целое. Поэтому там, где англичанин скажет My eyes are weak «Мои глаза плохо видят» или His hands tremble «Руки у него дрожат», венгр употребит форму единственного числа: A szemem (ед.) gyenge, Reszket a keze (ед. ч.). Отсюда естественное следствие, которое представляется нам очень неестественным: для обозначения одного глаза, одной руки или одной ноги в венгерском языке употребляется слово fйl «половина»: fйl szemmel «одним глазом», буквально «половиной глаз», fel lбbбra sбnta «хромой на одну ногу». Это правило применяется и к словам, обозначающим перчатки, сапоги и т.п.: keztyь «пара перчаток», fйl keztyь «одна перчатка» («половина перчаток»), csizma (ед. ч.) «сапоги», fйl csizma «сапог». Формы множественного числа таких слов (keztyьk, csizmбk) употребляются для обозначения нескольких пар или различных сортов перчаток, сапог.

Обычное множественное число

Самое простое и очевидное употребление формы множественного числа мы находим в случаях типа horses «лошади» = (одна) лошадь + (другая) лошадь + (третья) лошадь… (Здесь возможна была бы формула: А мн. ч. = Аа + Аb + Ас…) Такие случаи, которые можно назвать обычным множественным числом, не требуют особых замечаний, так как во многих языках здесь почти всегда налицо соответствие между логикой и грамматикой.

Бывают, однако, и расхождения между языками, главным образом из-за формальных особенностей. В английском и французском языках употребляются формы множественного числа существительных в сочетаниях the eighteenth and nineteenth centuries «восемнадцатое и девятнадцатое столетия», les siиcies dix-huitiиme et dix-neuviиme, в то время как в немецком и датском в тех же случаях употребляется форма единственного числа; причина здесь не в том, что англичанам и французам как таковым в большей степени присуще логическое мышление, а в чисто формальных особенностях языков: во французском артикль, указывающий на число, предшествует непосредственно существительному, но отдален от прилагательных; в английском языке артикль имеет одинаковую форму для обоих чисел, а поэтому он может ставиться перед прилагательным (в единственном числе), как будто бы он имеет форму единственного числа, и в то же время ни в какой мере не препятствовать употреблению формы множественного числа centuries. В немецком языке, с одной стороны, приходится сразу же выбирать между формами единственного и множественного числа артикля, но при этом форма множественного числа die будет восприниматься как несовместимая с формой прилагательного achzehnte - формой единственного числа среднего рода; если же, с другой стороны, начать с (формы единственного числа) артикля das, то было бы в равной степени странно закончить формой множественною числа существительного (das 18te und 19te Jahrhunderte), откуда и вытекает грамматически понятное (но логически необоснованное) правило употребления формы единственного числа во всем сочетании. Так же обстоит дело в датском языке. И в английском языке по аналогичным причинам предпочитается форма единственного числа, если словосочетанию предшествует неопределенный артикль: ср. an upper and a lover shelf «верхняя и нижняя полка». Иногда форма единственного числа употребляется с целью избежать возможных недоразумений, например у Теккерея: The elder and the younger son of the house of Crawley were never at home together «Старший и младший сын дома Кроли никогда не были дома одновременно»; форма sons могла бы навести на мысль, что было несколько младших и несколько старших сыновей (другие особые случаи см. в «Modern English Grammar», II, стр. 73 и сл. Слово and может употребляться как для соединения двух предметов, так и для соединения двух качеств одного и того же предмета или лица, на-пример: my friend and protector, Dr. Jones „Мой друг и покровитель, доктор Джонс“. Это может повести к двусмысленности. Например, существует неко-торое сомнение относительно значения следующего отрывка из Шелли (Epipsychidion, 492): Some wise and tender Ocean-King... Reared it... a pleasure house Made sacred to his sister and his spouse (одно лицо или два лица?). Ср. также объявление: „Wanted a clerk and copyist“ (одно лицо), „a clerk and а copyist“ (два лица). „A secret which she, and she alone, could know“. В немецком языке часто употребляется сочетание und zwar для того, чтобы показать, что und не выражает соединение в обычном смысле: Sie hat nur ein Kind, und zwar einen Sohn.).

В английском языке различие между двумя синонимическими выражениями типа more weeks than one и more than one week «более одной недели» ясно показывает психологическое влияние соседнего слова (притяжение). Сила такого влияния неодинакова в различных языках: в итальянском под воздействием un употребляется форма единственного числа: ventun anno, а в английском находим twenty-one years, точно так же, как one and twenty years «двадцать один год»; ср. также a thousand and one nights «тысяча и одна ночь». Впрочем, с особенной ясностью сила притяжения проявляется в немецком и датском языках, где форма множественного числа употребляется при отсутствии слова «один» перед существительным, а форма единственного числа - всякий раз, когда «один» стоит непосредственно перед существительным: ein und zwanzig Tage, tausend und eine Nacht; een og tyve dage, tusend og een nat.

С дробями возникают трудности: в каком числе следует употреблять существительное при числительном «полтора» - в единственном или во множественном? Конечно, в английском языке можно выйти из затруднения, сказав one mile and a half; но этого нельзя сделать в тех языках, где для данного понятия существует неделимое выражение, например нем. anderthalb, дат. halvanden; в немецком языке употребляется, по-видимому, форма множественного числа (anderthalb Ellen), а в датском - форма единственного (halvanden krone) с любопытной тенденцией употреблять предшествующее прилагательное в форме множественного числа, хотя существительное стоит в единственном числе: med mine stakkels halvanden lunge (Karl Larsen), i disse halvandet еr (Pontoppidan). Притяжение проявляется также в дат. to og en halv time (ед. ч.); ср. англ. two and a half hours (мн. ч.) «два с половиной часа».

В тех случаях, когда у каждого из нескольких лиц имеется только один предмет, употребляется то форма единственного числа, то форма множественного: датчане говорят Hjertet sad os i halsen (ед. ч.), a англичане - Our hearts leaped to our mouths, хотя и не всегда последовательно (Three men came marching along, pipe in mouth and sword in hand; см. подробнее «Modern English Grammar», II, стр. 76 и сл.). Ваккернагель (Wackernagel, Vorlesungen ьber Syntax, Basel, 1920, 1. 92) приводит пример из Еврипида, когда мать просит детей дать ей правую руку: Dot' ф tekna, dot' aspasasthai mзtri dexiвn khera.

Приблизительное множественное число

Теперь я перехожу к явлению, которое можно обозначить термином «приблизительное множественное число» (plural of approximation). Когда в одной форме объединяются несколько предметов или лиц, не принадлежащих в точном смысле к одному виду, мы будем называть ее формой «приблизительного множественного числа». Sixties «шестидесятые годы» (например, a man in the sixties; the sixties of the last century) означает не 60 + 60., a 60 + 61 + 62 и т.д. до 69. Случаи такого рода встречаются и в датском языке (treserne), но их нет, например, во французском языке.

Самый ярко выраженный случай приблизительного множественного числа представляет собой местоимение we «мы», которое означает «я + один или более не_я». Из определения 1_го лица следует, что оно мыслимо только в единственном числе: ведь 1_е лицо обозначает говорящего в каждом данном случае. Даже если на вопрос «Кто присоединится ко мне?» отвечает группа людей и говорит «Мы все присоединимся», то в устах каждого говорящего это значит только: «Я присоединюсь и другие тоже (я полагаю)».

Слово we очень неопределенно и не дает указания на то, кого имеет в виду говорящий, кроме себя самого. Поэтому его часто приходится дополнять другим словом: we doctors «мы, врачи», we gentlemen «мы, мужчины», we Yorkshiremen «мы, йоркширцы», we of this city «мы, люди из этого города». Многие языки Африки и других частей света различают «исключающую» и «включающую» формы множественного числа. Это различие можно наблюдать в известном анекдоте о миссионере, который обратился к неграм со словами: «Мы все грешники, и мы все нуждаемся в обращении в веру», но, к несчастью, употребил вместо «включающей» формы «мы» другую форму, которая означает «я и мои, но не вы, к кому я обращаюсь» (Фридрих Мюллер). В ряде языков к местоимению «мы» можно присоединить-либо при помощи союза «и» или предлога «с», либо без связующего слова - обозначение лица или лиц, которые вместе с «я» представляют множественное число: др.-англ. wit Scilling «я и Скиллинг», unc Adame «для меня и Адама», др.-исл. vit Gunnar «я и Гуннар» (ср. также юeir Sigurрr «Сигурд и его люди», юau Hjalti «Хьяльти и его жена»), фризск. wat en Ellen «мы двое, я и Е.», нем. разгов. Wir sind heute mit ihm spazieren gegangen «Мы с ним пошли сегодня гулять», франц. разгов. Nous chantions avec lui «Мы с ним пели», ит. quando siamo giunti con mia cugina «когда мы с кузиной прибыли», русск. Мы с братом придем и т.п. См., кроме обычных грамматик: Grimm, Personenwechsel,19; Tobler, Vermischte Beitrдge zur franzцsischen Grammatik, изд. 3-е, Leipzig, 1921, 3,14; Еbeling, „Archiv fьr die neueren Sprachen“, 104. 129; „Dania“, 10.47; H. Mцller, „Zeitschrift fьr deutsche Wortforsch.“, 4. 103; Nyrop, Йtudes de gramm. franзaise, 1920, стр. 13.

Форма местоимения 2_го лица множественного числа может в зависимости от обстоятельств представлять собой либо обычное множественное число (вы = ты + ты + ты и т.д.), либо приблизительное множественное число (вы = ты + один или большее число лиц, не участвующих в разговоре). Поэтому мы находим в ряде языков сочетания с местоимением «мы», аналогичные упомянутым выше: др.-англ. git Iohannis «вы двое (ты и) Иоанн», др.-исл. it Egill «ты и Е.», русск. вы с сестрой.

Представление о том, что «мы» и «вы» предполагают участие других лиц, кроме «я» и «ты», лежит в основе французского сочетания nous (или vous) autres Franзais, т.е. «я (или ты) и другие французы». В испанском языке формы nosotros, vosotros были обобщены и теперь употребляются в самостоятельном или эмфатическом положении вместо nos и vos.

Во многих грамматиках дается правило, согласно которому в случаях, когда слова, входящие в состав подлежащего, относятся к разным лицам, во множественном числе глагола предпочтение отдается форме 1_го лица перед формой 2_го или 3_го лица и форме 2_го лица перед формой 3_го. Однако это правило в применении к латинской грамматике (для таких примеров, как Si tu et Tullia valetis, ego et Cicero valemus «Если ты и Туллия здоровы, я и Цицерон здоровы») является излишним, так как 1_е лицо множественного числа по самому существу своему есть не что иное, как 1_е лицо единственного числа плюс еще какое-то лицо: также обстоит дело и с 2_м лицом множественного числа. В английской грамматике в отношении примеров типа Не and I are friends, You and they would agree on that point; He and his brother were to have come (Onions, An Advanced English Syntax, London, 1904, 21) это правило еще более излишне, так как ни один английский глагол не различает лица во множественном числе.

Третий пример на употребление приблизительного множественного числа находим в сочетании the Vincent Crummleses в значении «Винсент Краммлз и его семья», франц. les Paul «Поль и его жена»; «Et M-me de Rosen les signalait: Tiens… les an tel» «И мадам де Розен отмечала их: «Вот… такие-то»» (Daudet, L'Immortel, 160) Относительно нем. Rosners в значении „семья Рознеров“ (первоначально это была форма родительного падежа, но часто она понимается как форма множественного числа) и дат. de gamle Suhrs см. „Modern English Grammar“, II, 4. 42; ср. Tiselius, Sprеk och stil, 7. 126 и сл..

Когда кто-либо, говоря о себе, употребляет «мы» вместо «я», это часто означает, что говорящий из скромности не желает навязывать собственное я слушателям или читателям: он как бы выдает свое мнение или свои действия за мнение и действия других людей. Однако гораздо чаще такое употребление связано с желанием подчеркнуть свое превосходство, как в случае pluralis majestatis. Подобное употребление было принято во времена римских императоров, которые говорили о себе nos Относительно греческого „мы“ вместо „я“ см. Wackernagel, Vorlesungen ьber Syntax, Basel, 1920, 98 и сл. и требовали, чтобы при обращении к ним употребляли местоимение vos. С течением времени на этой основе во французском языке возник обычай употреблять местоимение множественного числа vous при обращении ко всем, стоящим по положению выше (а затем и к равным, особенно к незнакомым - форма вежливости). В средние века этот обычай распространился на многие страны; в английском языке это привело в конце концов к вытеснению местоимения единственного числа местоимением you, которое является сейчас единственным местоимением 2_го лица и не связывается ни с каким оттенком вежливости или почтительности. Местоимение you представляет собой в настоящее время форму общего числа, что до некоторой степени относится также и к ит. voi, русск. вы и т.п. Употребление «множественного числа общественного неравенства» породило ряд аномальных явлений, например нем. Sie (а также дат. De, возникшее под его влиянием) при обращении к одному лицу, русск. они при упоминании вышестоящего лица; грамматические неправильности мы обнаруживаем и в единственном числе self в составе местоимения ourself (в языке королей), во франц. vous-mкme, а также в форме единственного числа предикатива в дат. De er sе god, русск. Вы сегодня не такая, как вчера (Pedersen, Russisk Grammatik, Kшbenhavn, 1916, 90). Следует также упомянуть об употреблении формы множественного числа немецких глаголов в случае, когда никакого местоимения нет: Was wьnschen der Herr General? «Что желает господин генерал?» Вежливость и услужливость не всегда свободны от комического эффекта Не помню, где я встретил упоминание о том, что на мунда-кохском языке считается неприличным обращаться к замужней женщине иначе, как в двойственном числе: она как бы не мыслится существующей без своего мужа..

Единства высшего порядка

Очень часто бывает необходимо или по крайней мере удобно такое языковое выражение, в котором несколько предметов или лиц объединяются в единство высшего порядка. Следует различать несколько способов, при помощи которых можно достигнуть такого объединения.

Во-первых, форма множественного числа может быть употреблена сама по себе. В английском языке это делается с большой легкостью, неизвестной ни в каком другом языке: для этого достаточно поставить неопределенный артикль или другое местоимение в единственном числе перед сочетанием слов, имеющих форму множественного числа: ср. that delightful three weeks «эти восхитительные три недели», another five pounds «еще пять фунтов», a second United States «вторые Соединенные Штаты», every three days «каждые три дня», a Zoological Gardens «зоологический сад» и т.п. Без сомнения, возможность подобных конструкций обеспечивается главным образом тем, что предшествующее прилагательное не содержит в себе указания ни на множественное, ни на единственное число; сочетание типа that delightful three weeks было бы несовместимо с нормами языка, в котором delightful имело бы отчетливую форму единственного или множественного числа. Но в английском языке форму без флексии можно легко сочетать как с формой множественного числа that, так и с формой множественного числа three weeks.

Несколько иначе обстоит дело в случае a sixpence «шесть пенсов» (a threepence «три пенса»); эта форма превратилась в новую форму единственного числа, от которой образована новая форма множественного числа sixpences (threepences). В соответствующем датском названии монеты достоинством в две кроны победила аналогия с единственным числом en krone, en eenkrone; отсюда en tokrone, мн. mange tokroner. Последнее напоминает англ. a fortnight «две недели», a sennight «неделя» (fourteen nights «четырнадцать ночей», seven nights «семь ночей»), где, однако, последний компонент представляет собой древнеанглийскую форму множественного числа niht (окончание s в форме nights является более поздним аналогическим образованием); точно так же a twel-vemonth (др.-англ. мн. ч. monaю).

Во-вторых, объединения множественности можно достигнуть путем образования особого существительного в единственном числе. Так, в греческом от deka «десять» мы находим существительное dekas «десяток», лат. decas, откуда англ. decade «десятилетие»; во французском языке сюда относятся слова на - aine: une douzaine, vingtaine, trentaine и т.д.; первое из них проникло в ряд других языков: dozen, Dutzend, dusin. Греческому dekas в германских языках соответствовало существительное (гот. tigus), входящее, как известно, в состав сложных слов - англ. twenty «двадцать», thirty «тридцать» и т.п., нем. zwanzig, dreiЯig и т.д. Таким образом, первоначально это были существительные, хотя теперь они стали прилагательными. Лат. centum, mille, англ. (герм.) hundred «сто», thousand «тысяча» были также существительными подобного рода, о чем еще сейчас напоминают случаи типа франц. deux cents и употребление а и one: a hundred «сто», one thousand «одна тысяча»; ср. также a million «миллион», a billion «миллиард». Любопытным типом наполовину опрощенных сложных слов являются лат. biduum, triduum, biennium, triennium, обозначающие периоды времени в два или три дня или года.

Сюда же следует отнести и слова типа a pair (of gloves) «пара (перчаток)», a couple (of friends) «пара (друзей)», которые приводят нас к словам, обозначающим собрание определенных предметов, например: a set (of tools, of volumes) «набор (инструментов)», «собрание (томов)», a pack (of hounds, of cards) «стая (собак)», «колода (карт)», a bunch (of flowers, of keys) «букет (цветов)», «связка (ключей)», a herd (of oxen, of goats) «стадо (волов, коз)», flock «стадо», bevy «стая» и т.п.

Такие слова по праву называются собирательными существительными, и я думаю, что этот термин следует употреблять не широко, как это часто делается в работах по грамматике, а в строгом смысле - в отношении существительных, обозначающих единство ряда предметов или существ, которые можно пересчитать. Таким образом, собирательность в логическом отношении, с одной стороны, есть единичность, а с другой - множественность. Подобный подход объясняет языковые черты таких слов, которые требуют то конструкции с единственным числом, то конструкции с множественным числом (о различии между собирательными существительными и названиями массы, см. ниже).

Некоторые собирательные существительные являются производными от слов, обозначающих единицы низшего порядка: brotherhood «братство» от brother «брат»; ср. также nobility «знать», peasantry «крестьянство», soldiery «солдаты», mankind «человечество». В германских языках есть интересный разряд слов с приставкой ga-, ge- и с суффиксом среднего рода - ja; в готском языке существовало слово gaskohi «пара обуви»; подобные образования стали особенно многочисленными в древневерхненемецком, где мы находим, например, gidermi «внутренности», giknihti «прислуга», gibirgi «горы», gifildi «поля». В современном немецком мы встречаем Gebirge «горы», Gepдck «багаж», Gewitter «гроза», Ungeziefer и другие, частично с измененным значением или строением. Слово Geschwister первоначально означало «сестры» (zwei Brьder und drei Geschwister), позже оно стало означать «братья и сестры», а теперь иногда употребляется даже для обозначения одного брата или одной сестры, если желательно не подчеркивать пол. Однако в обычной речи это слово теперь употребляется не в качестве собирательного существительного, а в качестве формы множественного числа.

Лат. familia сначала означало совокупность famuli, т.е. «домочадцев», позже «слуг»; когда же famulus вышло из употребления, familia приобрело свое современное европейское значение и, будучи неразложимым собирательным существительным (unanalyzable collective), может быть отнесено к тому же разряду слов, что и crew «экипаж» (корабля), crowd «толпа», swarm «рой», company «компания», army «армия», tribe «племя», nation «нация», mob «толпа».

Некоторые слова могут развить собирательное значение в результате метонимии, например слово the parish «приход» употребляется для обозначения прихожан, all the world «весь мир» - для обозначения всех людей, the Sex «пол» - женщин; ср. также англ. the Church, the bench, society и т.д.

Двусторонность имен собирательных проявляется и в их грамматических особенностях; они представляют собой единства и как таковые могут употребляться не только с предшествующим а или one, но и в форме множественного числа, как другие исчисляемые существительные: two flocks «два стада», many nations «много наций» и т.п. С другой стороны, они обозначают множественность, а поэтому могут сочетаться с глаголом и предикативом во множественном числе (My family are early risers; la plupart disent; также и во многих других языках) и соотноситься с таким местоимением, как they «они». Следует, однако, заметить, что подобные конструкции с формой множественного числа глагола употребляются только с именами собирательными, обозначающими живые существа, но никогда не употребляются с существительными типа library «библиотека» или train «поезд», хотя они обозначают собрание книг, комплект вагонов. Иногда имя собирательное может обнаруживать обе стороны в одном и том же предложении: This (ед.) family are (мн.) unanimous in condemning him. И в этом не следует усматривать ничего нелогичного или «антиграмматического» (как это представляется Суиту; см. «New English Grammar», § 116). Это лишь естественное следствие двойственной природы таких слов.

В некоторых случаях языки идут еще дальше, допуская сочетания, в которых форма, являющаяся в действительности формой единственного числа, трактуется так, как если бы она представляла собой множественное число существительного, обозначающего единство низшего порядка: those people (= those men), many people (в отличие от many peoples = many nations), a few police, twenty clergy. В датском языке мы наблюдаем подобное явление со словом folk, представляющим собой подлинное имя собирательное в et folk («народ», со специальной формой множественного числа mange folkeslag). Однако сейчас оно трактуется также и как форма множественного числа: de folk, mange folk, хотя и нельзя сказать tyve folk «двадцать человек»; в случае же de godtfolk «те храбрые люди» мы обнаруживаем любопытное сочетание, в котором godt является формой единственного числа среднего рода. (Примеры из английского языка: 80,000 cattle, six clergy, five hundred infantry, six hundred troops и т.п.; см. «Modern English Grammar», II, стр. 100 и сл. Обратите внимание также на нем. ein paar „пара“, которое в значении „несколько“ превратилось в неизменяемый адъюнкт (mit ein paar Freunden, не einem paar) и может даже сочетаться с артиклем в форме множествен-ного числа: die paar Freunde. В датском языке также et par venner, de par venner.)

Переход от имен собирательных к форме множественного числа можно проследить также на индоевропейских существительных на - а. Первоначально это были собирательные существительные женского рода единственного числа, например лат. familia. Во многих случаях эти собирательные существительные соотносились с существительными среднего рода: ср. opera, род. п. operae «работа» и opus «работа» (собственно «одна из работ», «конкретная работа»); в результате - а в конце концов стало употребляться в качестве обычного средства образования множественного числа существительных среднего рода. Остаток же прежнего значения этого окончания виден в греческом языке, где существительные среднего рода в форме множественного числа сочетаются с глаголом в форме единственного числа (см. обстоятельное рассмотрение этого явления у Шмидта - J. Schmidt, Die Pluralbildungen der indogermanischen Neutra, 1889; краткий обзор см. в моей книге «Language», стр. 395). Интересно отметить развитие этого окончания в романских языках: оно и в настоящее время образует множественное число многих итальянских слов (frutta, uova, paja); однако в целом оно снова превратилось в форму единственного числа женского рода, правда, не в собирательном значении: ср. ит. foglia, франц. feuille из лат. folia.

Везде, где мы находим форму множественного числа какого-либо слова, упомянутого в настоящем разделе, мы можем говорить о «множественном числе, возведенном во вторую степень», например: decades, hundreds, two elevens (две команды по одиннадцать человек в каждой), sixpences, crowds и т.п. Однако тот же самый термин (множественное число во второй степени) применим и к другим случаям - таким, как англ. children «дети». В этом слове окончание множественного числа - en добавлено к первоначальной форме множественного числа childer: на первых порах, возможно, потому, что имелось в виду объединение не отдельных детей, а объединение групп детей, относящихся к разным семьям (нечто подобное наблюдается и в шотл. диалектн. shuins, которое Муррэй отмечает в значении «ботинки нескольких человек», в отличие от shuin, обозначающего «одну пару ботинок» - Murray, Dial. of the Southern Counties, 161; см. также «Modern English Grammar», II, 5. 793). Однако не следует думать, что логическое значение двойного множественного числа (множественное от множественного) во всех случаях сознавалось теми, кто создал формы двойного множественного числа: часто такие формы с самого начала представляли собой излишества; во всяком случае сейчас формы children, kine, breeches и т.п. осознаются как обычные формы множественного числа. В бретонском языке находим множественное от множественного в следующих случаях: bugel «ребенок», мн. bugale, но bugale-ou «plusieurs bandes d'enfants», loer «чулок», мн. lerou «пара чулок», но lereier «несколько пар чулок», daou-lagad-ou «глаза нескольких человек» (Н. Pedersen, Vergleichende Grammatik der keltischen Sprachen, Gцttingen, 1909, 2.71). Двойное множественное число по форме, но не по значению находим в нем. Trдnen, Zдhren «слезы». Здесь прежняя форма множественного числа trдne (trehene), zдhre (zдhere) стала теперь формой единственного числа.

В латинском языке множественное от множественного обозначается употреблением специального ряда числительных. Litera «буква» во множественном числе (literae) может означать и «буквы», и «письмо», и «письма» - логическое множественное от «письмо»; однако quinque litterae означает «пять букв», a quinae litterae - «пять писем». Castra «лагерь» первоначально было формой множественного числа от castrum «укрепление»; duo castra «два укрепления», но bina castra «два лагеря». Точно так же и в русском языке слово часы формально является множественным числом от час; говорят два часа, но двое часов, с числительными более высокого порядка добавляется слово штука: двадцать пять штук часов, сто штук часов.

В этой связи можно также обратить внимание на то, что, когда мы говорим my spectacles «мои очки», his trousers «его брюки», her scissors «ее ножницы», никто не может сказать, сколько предметов имеется в виду - один или большее количество, а следовательно, правильно ли сделан перевод с одного языка на другой: как нужно перевести такие сочетания, как: meine Brille, son pantalon, ihre Schere или meine Brillen, ses pantalons, ihre Scheren. (Но когда мы говорим He deals in spectacles «Он торгует очками»; The soldiers wore khaki trousers «На солдатах были шаровары цвета хаки» и т.п., имеется в виду, конечно, множественное число.) Таким образом, формы spectacles, trousers, scissors сами по себе с точки зрения логики имеют значение «общего числа».

Общее число

Иногда чувствуется потребность в форме общего числа (т.е. в форме, которая отвлекается от различия между единственным и множественным числом); но обычно единственным средством удовлетворения этой потребности оказываются такие громоздкие конструкции, как a star or two «одна или две звезды»; one or more stars «одна звезда или больше»; Some word or words missing here «Здесь пропущено одно слово или несколько слов»; The property was left to her child or children «Имущество было оставлено ее ребенку или детям « В французском языке большинство существительных, так как дело касается звучания, по существу стоят в форме „общего числа“, но адъюнкты часто различают единственное и множественное число; отсюда конструкции вроде следующих: Il prendra son ou ses personnages а une certaine pйriode de leur existence (Мопассан); Le ou les caractйres fondamentaux (Балли); ie contraire du ou des mots choisis comme synonymes (там же). Ср. в немецком языке: Erst gegen Ende des ganzen Satzes kommen der oder die Tonsprьnge, die dem Satze seinen Ausdruck geben (O. Jespersen, Lehrbuch der Phonetik, изд. 3, Leipzig, 1920, 241)..

В предложениях Who came? «Кто пришел?» и Who can tell? «Кто может сказать?» мы имеем дело с общим числом, но в предложении Who has come? «Кто пришел?» приходится употребить глагольную форму определенного числа, даже если вопрос задается в самом общем виде. Заметьте также: Nobody prevents you, do they? «Никто не мешает вам, не правда ли?», где мысль была бы выражена гораздо яснее, если бы удалось избежать формы единственного числа в первом случае и формы множественною числа во втором (ср. также раздел «Род», стр. 271).

Названия массы
В идеальном языке, построенном исключительно на логических принципах, форма, которая не подразумевает ни единственного, ни множественного числа, стала бы еще более необходимой, если бы мы перешли из мира исчисляемых вещей (таких, как дома, лошади, дни, мили, звуки, слова, преступления, планы, ошибки и т.п.) в мир неисчисляемых вещей. Существует большое количество слов, которые не вызывают у нас представления о каком-либо предмете, имеющем определенную форму и точные границы. Такие слова я обозначаю термином «названия массы» (mass-words). Они могут быть либо вещественными и обозначать вещество независимо от его формы (например, серебро, ртуть, вода, масло, газ, воздух и т.п.), либо невещественными (например, досуг, музыка, движение, успех, такт, здравомыслие). Среди последних особенно много нексусных существительных (см. гл., X), таких, как satisfaction «удовлетворение», admiration «восхищение», refinement «утонченность», образованных от глаголов, или таких, как restlessness «неугомонность», justice «справедливость», safety «безопасность», constancy «постоянство», образованных от прилагательных.

Исчисляемые слова получают количественное определение при помощи таких слов, как one «один», two «два», many «много», few «мало», при названиях же массы употребляются такие слова, как much «много», little «мало», less «меньше». Если при этом слова some «некоторый» и more «больше» могут применяться к обоим разрядам, то все же, как показывает перевод на другие языки, понятия в этих случаях будут различаться: ср. англ. some horse, some horses, more horses - some quicksilver, more quicksilver, more admiration; нем. irgend ein Pferd, einige Pferde, mehr (mehrere) Pferde (дат. flere heste) - etwas Quecksilber, mehr Quecksilber, mehr Bewunderung (дат. mere beundring).

Так как особой грамматической формы «общего числа» в реальных языках нет, в отношении названий массы языкам приходится производить выбор между двумя существующими формами числа и останавливаться либо на единственном числе, как во всех приведенных до сих пор примерах, либо на множественном числе, например: victuals «провизия», dregs «отбросы», lees «осадок» - proceeds «доход», belongings «принадлежности», sweepings «мусор» - measles «корь», rickets «рахит», throes «муки» и такие разговорные наименования состояний, как the blues «меланхолия», creeps «мурашки», sulks «раздраженное состояние» и т.п. Во многих случаях наблюдаются колебания между двумя числами [coal(s) «уголь», brain(s) «мозг(и)» и др.]; там, где в одном языке употребляется единственное число, в другом может употребляться множественное. Любопытно, что в то время как южноанглийский и литературный датский языки рассматривают porridge и grшd «каша» как единственное число, те же самые слова в Шотландии и Ютландии имеют форму множественного числа. Английским формам множественного числа lees и dregs в немецком и других языках соответствует форма единственного числа Hefe. Что касается невещественных названий массы, то здесь наблюдается то же явление: much knowledge «много знаний» в переводе на немецкий будет звучать как viele Kenntnisse, а на датский - mange kundskaber.

Отграничение названий массы сопряжено с некоторыми трудностями, поскольку многие слова имеют несколько значений. Некоторые предметы можно рассматривать с различных точек зрения, например: fruit «фрукт, фрукты», hair «волос, волосы» (much fruit, many fruits; She hath more hair than wit, and more faults then haires. - Шекспир); ср. также a little more cake «еще пирожного», a few more cakes «еще несколько пирожных». В одном латинском указе сухие овощи и мясо обозначаются формами единственного числа, т.е. названиями массы, в то время как для свежих овощей употребляется множественное число, поскольку свежие овощи можно сосчитать (Wackernagel, Vorlesungen ьber Syntax, Basel, 1920, 1.88). Отметим также слово verse «стих»; Не writes both prose and verse. I like his verses to Lesbia.

Другие примеры, в которых одно и то же слово обозначает то массу, то отдельные предметы:

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21