Философия грамматики

Cork is lighter than water I want three corks for these bottles
«Пробка легче воды» «Мне нужно три пробки для этих бутылок «
Some earth struck to his shoes The earth is round
«К его ботинкам прилипло «Земля круглая»
немного земли «
a parcel in brown paper state-papers

«пакет в коричневой бумаге» «государственные бумаги «

little talent few talents

«мало таланта» «мало талантов «

much experience many experiences

«много опыта» «много переживаний», и т.п.

Первоначальное значение относится иногда к одному, а иногда к другому разряду. В некоторых случаях происходит дифференциация; например, слова shade «тень» (отсутствие солнечного света) и shadow «тень» (отбрасываемая предметом) развились из разных падежных форм одного и того же слова (др.-англ. sceadu, sceadowe). Как правило, shade употребляется как название массы, a shadow - как исчисляемое, но в некоторых случаях shade является в той же мере обозначением предмета (thing-word), как и shadow, например, когда мы говорим о различных оттенках (shades) цвета. Cloth в значении определенного материала является названием массы, но при обозначении таких предметов, как скатерть или попона, оно превращается в исчисляемое существительное и приобретает новую форму множественного числа - cloths, в то время как прежняя форма clothes, оторвавшись от cloth, должна рассматриваться как самостоятельное слово - название массы в форме множественного числа.

Название дерева, например oak «дуб», может стать названием массы не только тогда, когда оно применяется к древесине, получаемой из этого дерева, но и в тех случаях, когда имеется в виду совокупность растущих деревьев (ср. barley «ячмень», wheat «пшеница»), например Oak and beech began to take the place of willow and elm «Дуб и бук стали вытеснять иву и вяз». Соответствующее употребление наблюдается и в других языках. Сюда примыкает также употребление слова fish «рыба», которое используется не только для обозначения рыбы как продукта питания, но и для обозначения живых существ как объекта рыболовства; подобное употребление мы встречаем, кроме английского, также в датском (fisk), русском (рыба; О. Asboth, Kurze russische Grammatik, Leipzig, 1904, 68), венгерском (Simonyi, Die ungarische Sprache, StraЯburg, 1907, 259) и в других языках. В английском и в датском такое употребление стало одной из причин, обусловивших появление неизменяемой формы множественного числа, например many fish, mange fisk.

Названия массы часто превращаются в названия исчисляемых предметов, но и в этом отношении существуют значительные различия по языкам. Так, в английском языке в отличие от датского слово tin «олово» употребляется для обозначения консервной банки: слово bread «хлеб», наоборот, употребляется только для обозначения массы, но соответствующие ему слова в других языках служат для обозначения того, что в английском языке обозначается словом loaf «каравай»: un peu de pain, un petit pain = a little bread, a small loaf.

Невещественные названия массы претерпевают аналогичные сдвиги в значении, когда они употребляются для обозначения единичного проявления данного качества: например, когда мы говорим о каком-либо глупом поступке - a stupidity; ср. также many follies, many kindnesses и т.п. Однако подобное употребление не является распространенным в такой же мере в английском языке, как в других языках, а поэтому лучшей передачей нем. eine unerhцrte Unverschдmtheit будет англ. a piece of monstrous impudence; ср. также an insufferable piece of injustice, another piece of scandal, an act of perfidy и т.п. (примеры см. в «Modern English Grammar», II, 5. 33 и сл.). Эта конструкция совершенно аналогична конструкциям a piece of wood, two lumps of sugar и др.

Названия массы могут стать названиями предметов еще одним путем: если нексусное существительное beauty «красота» употребляется для обозначения предмета (или лица), обладающего этим качеством. И, наконец, надо упомянуть об употреблении названия массы для обозначения одной из разновидностей массы: This tea is better than the one we had last week «Этот чай лучше, чем тот, который мы пили на прошлой неделе»; отсюда, далее, естественное употребление формы множественного числа: various sauces «различные соусы»; The best Italian wines come from Tuscany «Лучшие итальянские вина доставляются из Тосканы».

Введя термин «название массы» и ограничив термин «собирательные существительные» определенным разрядом слов, я последовательно противопоставил эти термины друг другу (понятие числа логически неприменимо к названиям массы, но вдвойне применимо к собирательным существительным); таким путем, надеюсь, я внес известный вклад в разъяснение этой трудной проблемы. Необходимость термина типа «название массы» нередко ощущается в словарях; в Оксфордском словаре, например, мы часто встречаемся с определениями вроде следующего: «claptrap (1) with pl.: A trick… (2) without a or pl.: Language designed to catch applause», т. e. «(1) название предмета, (2) название массы». Моя классификация представляется мне более удачной, чем две самые продуманные классификации, какие я знаю, - классификации Суита и Норейна.

Согласно Суиту («New English Grammar», § 150 и сл.), основное деление проходит между существительными вещественными (или конкретными) и существительными абстрактными (т. e. словами типа redness «краснота», stupidity «глупость», conversation «разговор»). Конкретные существительные подразделяются далее на:

		индивидуальные (man)
	названия разряда
имена нарицательные		собирательные (crowd)
	названия материала (iron)
имена собственные (Plato).

Суит не видит сходства по существу между «названиями материала» и «абстрактными существительными»; неудачен и самый термин «названия материала», поскольку многие названия нематериальных явлений отличаются теми же особенностями, что и слова iron и glass. Не вижу я и целесообразности разграничения между названиями разрядов, представленных единичным предметом (например, sun «солнце» в разговорном языке, в отличие от научного языка), и названиями разрядов, представленных многими предметами (например, tree «дерево»); в обоих случаях мы имеем дело с исчисляемыми предметами, хотя в одном случае представляется больше возможностей употреблять слово во множественном числе, чем в другом.

Классификация Норейна весьма оригинальна (A. Noreen, Vеrt Sprеk, Lund, 1903, 5, 292 и сл.), кроме «абстрактных существительных» (слов типа красота, мудрость и т.п.) он устанавливает следующие разряды:

I. Неделимые существительные (impartitiva) обозначают предметы, не поддающиеся делению на несколько однородных частей. Сюда относятся «individua», например, I «я», Stockholm, the Trossachs и «dividua», например parson «священник», man «человек», tree «дерево», trousers «брюки», measles «корь». Даже слово horses «лошади» в предложении Horses are quadrupeds «Лошади - четвероногие животные» является неделимым, поскольку оно обозначает неделимый класс - лошадь (это предложение синонимично предложению A horse is а quadruped «Лошадь - четвероногое животное», стр. 300).

II. Делимые существительные (partitiva). Они распадаются на два разряда:

А. Вещественные (materialia), например: Iron is expensive now «Железо сейчас дорого»,

Не eats fish «Он ест рыбу», This is made of wood «Это сделано из дерева».

Б. Собирательные существительные. Они подразделяются на:

(1) Собирательно-тотальные, например: brotherhood «братство», nobility «знать», army

«армия», и

(2) собирательно-плюральные; здесь даются примеры: many a parson, many parsons «много священников», every parson «каждый священник», далее обычные формы множественного числа: fires «огни», wines «вина», waves «волны», cows «коровы» и т.п. Собирательно-плюральные в свою очередь подразделяются на (а) однородные: horses «лошади» и т.п. и (б) разнородные: we «мы», parents «родители» (соответствующее единственное число - father «отец» или mother «мать»). Эта последняя группа соответствует, хотя и не полностью, тому, что я называю приблизительным множественным числом: чистой случайностью оказывается то, что в шведском языке нет единственного числа к fцrдldrar «родители» и что Норейн поэтому в качестве единственного числа дает слова «отец» и «мать»: в других языках возможно употребление слова «родители» в единственном числе (например, в разговорном датском языке - en forњlder); этот случай не следует сопоставлять с соотношением «мы» - «я», тем более, что слово father образует естественную форму множественного числа fathers (например, The fathers of the boys were invited to the school «Отцы мальчиков были приглашены в школу»), тогда как от слова I обычное множественное число немыслимо. В целом система Норейна кажется мне в высшей степени искусственной и представляющей мало ценности для лингвиста, поскольку она разделяет явления, естественно связанные друг с другом, и создает такие ненужные разряды, как разряд неделимых существительных, не говоря уже о том, что в термин «собирательные существительные» вкладывается слишком широкое значение. Для нас важно, какие понятия допускает соотнесение со словами «один» и «два», но не важно, какие понятия и вещи могут быть разделены на однородные части. Понятие числа, несмотря на всю его важность в реальной жизни, у Норейна отодвинуто в сторону и как бы загнано в дальний угол. Соответственно, на стр. 298 (где он говорит о множественном числе), делая совершенно правильное и меткое замечание о том, что подлинным единственным числом от «мы» является «один из нас», он не идет дальше и не говорит, что в том же смысле настоящим единственным числом от «лошади» является не «лошадь», а «одна из лошадей», а следовательно, множественным от «один из нас» («одна из лошадей») будет не всегда «мы» («лошади»), а «некоторые из нас» («некоторые из лошадей»).

Глава XV. Число (окончание)

Различные аномалии. Обобщенное единственное и множественное число. Двойственное число. Число у вторичных слов. Множественное число глагольного понятия.

Различные аномалии
Во всех языках имеются слова, служащие для выделения отдельного члена множества и таким образом в форме единичности выражающие то, что характерно для всех представителей: англ. every «всякий», each «каждый». Между предложениями Everybody was glad «Каждый был рад» и Аll were glad «Все были рады» существует лишь небольшое различие в значении (ср. everything «всё» и all в предложении Аll is well that ends well «Все хорошо, что хорошо кончается» = all things). Обратите также внимание на лат. uterque vir, utraque lingua, utrumque «каждый (любой) из двух человек, оба человека, оба языка, обе вещи». Очень близко к нему англ. many a man «много людей» - индивидуализирующее, в то время как many men обобщает; подобные выражения существуют и во многих других языках: manch ein Mann, mangen en mand, mucha palabra loca (Hanssen, Sp. gr., § 56,6), франц. устарелое maint homme.

Спорадически в области употребления форм числа мы встречаем аномалии, которые трудно поддаются объяснению, но, во всяком случае, показывают, что люди не являются абсолютно разумными существами: об этом, например, говорит употребление в древнеанглийском языке формы единственного числа с десятками, как в «Беовульфе», 3042: Se wжs fiftiges fotgemearces lang «Оно было 50 футов длины»; там же, 379: юritiges manna mњgencrњft «сила тридцати человек»; здесь, таким образом, налицо некоторая непоследовательность: fotgemearces - форма единственного числа, a manna - множественного. В среднеанглийском языке встречаются случаи употребления артикля а, характерного для единственного числа, перед числительными, например, a forty men «около сорока»; по-датски очень часто говорят en tyve stykker «около двадцати штук»; это можно сравнить с англ. a few (в ютландских диалектах - жn lile to); артикль единственного числа превращает формы множественного числа из своего рода отрицательных (Не has few friends «У него мало друзей») в положительные (Не has a few friends «У него несколько друзей»). Однако a few могло быть создано по образцу a many, где many, может быть, собирательное существительное, а не прилагательное. Эти первоначально самостоятельные формы с течением времени слились. Франц. vers les une heures (равно как и vers les midi) с числовым несоответствием обусловливается, по-видимому, аналогией с другими обозначениями времени, например vers les deux heures; дело сейчас обстоит так, как будто бы vers-les стало одним объединенным предлогом, употребляющимся при обозначении часа. Немецкое вопросительное местоимение wer «кто», подобно англ. who (см. выше, стр. 228), нейтрально к числу, но когда необходимо точно указать, что вопрос относится более чем к одному лицу, этого достигают добавлением alles в единственном числе среднего рода! Wer kommt denn alles? (Who are coming? - Wer kommt? Who is coming?) Wen hast du alles gesehen? подразумевает, что он видел нескольких людей. Ср. сказанное ниже в разделе «Пол» о beides и mehreres как формах среднего рода и о личных формах beide, mehrere (стр. 277).

Обобщенное единственное и множественное число
Здесь пойдет речь о лингвистическом выражении целой породы в случаях, когда не употребляются слова типа all (all cats «все кошки») Аll cats have four feet „У всех кошек четыре ноги“ = Any cat has four feet „У любой кошки четыре ноги“; однако это „обобщенное“ употребление all следует отграничивать от „дистрибутивного“ all: так, Аll his brothers are millionaires „Все его братья миллионеры“ отличается от Аll his brothers toge-ther possess a million „Все его братья вместе обладают миллионом“. В дистри-бутивном смысле „все кошки“ (вместе) обладают огромным количеством ног. Логики в качестве примера этого различия приводят следующие предложения: Аll the angles of a triangle are less than two right angles „Все углы треуголь-ника (= любой угол) меньше двух прямых углов“ и Аll the angles of a triangle are equal to two right angles „Все углы треугольника (= взятые вместе) равны двум прямым углам“; см. также „Modern English Grammar“, II, 5. 4. every (every cat «каждая кошка») или any (any cat «любая кошка»). Бреаль («Mйlanges de mythologie et de linguistique», Paris, 1882, 394) создает для этого понятия термин «всеобщее число» (omnial), параллельный терминам «двойственное число» и «множественное число»; этот термин был бы законным в грамматике языка, имеющего для такого «числа» специальную форму. Однако такого языка я не знаю. В действительности для обозначения подобного понятия языки употребляют то форму единственного, то форму множественного числа; причем артикль может быть и определенным, и неопределенным, а может и вообще отсутствовать. Поскольку в английском языке неопределенного артикля во множественном числе нет, можно получить пять комбинаций; как видно из следующих примеров, все они встречаются в языке:

1) Единственное число без артикля. В английском языке оно возможно только со словами man «человек», «мужчина» и woman «женщина» (Man is mortal; Woman is best when she is at rest) и с названиями массы При названиях массы „обобщенное“ понятие относится именно к коли-честву, а не к числу как таковому: Lead is heavy „Свинец тяжел“, т. е. весь свинец; свинец, где бы он ни был., материальной или нематериальной (Blood is thicker than water «Кровь гуще воды»; History is often stranger than fiction «История часто бывает неправдоподобнее вымысла»). В немецком и датском языках такое употребление встречается только с названиями материальной массы, а во французском языке нет даже и этого Суит („New English Grammar“, § 1) пишет: From the theoretical point of view grammar is the science of language. By „language“ we understand languages in general, as opposed to one or more special languages. Инте-ресно сопоставить данный способ выражения со способом выражения таких же двух понятий во французском языке, где употребляются два различных слова: Le langage et les langues (например, Vendryes, Le langage, 273)..

2) Единственное число с неопределенным артиклем: A cat is not as vigilant as a dog; «Кошка не такая чуткая, как собака»; здесь артикль можно рассматривать как ослабленное any «любой», или, скорее, одна собака (a dog) берется как представитель всего класса.

3) Единственное число с определенным артиклем: The dog is vigilant «Собака чуткая». Также обстоит дело и с прилагательным (среднего рода) в философском языке: the beautiful «прекрасное» = everything that is beautiful «все прекрасное». У Чосера находим: The lyf so short, the craft so long to lerne; в современном языке в этом случае артикль отсутствует (Лонгфелло: Art is long, but life is fleeting); чосеровское предложение аналогично греческому (Гиппократ: Но bios brakhus, hз de tekhnз makrз), a также французскому, датскому и немецкому (Вагнер в «Фаусте» Гете говорит: «Ach Gott! die Kunst ist lang; Und kurz ist unser Leben»).

4) Множественное число без артикля: Dogs are vigilant «Coбаки чуткие»; Old people are apt to catch cold «Старики легко простужаются»; I like oysters «Я люблю устрицы».

5) Множественное число с определенным артиклем: Blessed are the poor in spirit «Блаженны нищие духом». Это употребление, в английском языке характерное только для прилагательных (The old are apt to catch cold = old people; см. свыше, п. 4; the English = the whole English nation), является вполне обычным в некоторых других языках; ср. франц. Les vieillards sont bavards; J'aime les huоtres.

Одна и та же общая истина выражена по-разному в разных языках. Так, в немецкой пословице говорится: Ein Unglьck kommt nie allein «Несчастье никогда не приходит одно», а в английской пословице: Misfortunes never come singly «Несчастья никогда не приходят в одиночку» (ср. у Шекспира: «When sorrows come, they come not single spies, But in battalions»). - Ср. также англ. twice a week «дважды в неделю» с франц. deux fois la semaine.

К этим «обобщенным» выражениям можно отнести выражение «неопределенного» или, точнее, «обобщенного лица»:

1) Единственное число без артикля. В немецком и датском языках мы находим man, которое отделилось от существительного Mann, mand: в немецком языке это произошло в результате утраты ударения, а в датском также в результате отсутствия «stшd» (гортанной смычки). В среднеанглийском существует не только man, но и men (me), которое часто употребляется с глаголом в единственном числе и может поэтому быть фонетически ослабленной формой man. Далее можно привести франц. on - результат регулярного развития латинской формы именительного падежа homo «человек».

2) Единственное число с неопределенным артиклем. Этот случай характерен для различных существительных в разговорной речи в английском: What is a man (a fellow, a person, an individual, a girl, шотл. a body) to do in such a situation? «Что делать человеку (парню и т.п.) при подобных обстоятельствах?» По существу то же самое понятие лежит в основе частого употребления во многих языках слова «один», как, например, в английском one, в нем. ein (особенно в косвенных падежах), дат. en (в литературном языке, главным образом в том случае, когда оно не является подлежащим, но в диалектах - также и в функции подлежащего), ит. иногда uno (Serao, Cap. Sansone, 135; uno si commuove quando si toccano certe fasti; там же, 136).

3) Единственное число с определенным артиклем. Франц. l'on, которое воспринимается сейчас как фонетический вариант простого on.

4) Множественное число без артикля. Fellows и people часто употребляются таким образом, что их можно перевести франц. on (fellows say, people say = on dit); ср. также среднеанглийское men с глаголом в форме множественного числа. Когда в том же значении употребляется англ. they (дат. de), такое явление можно сравнить с употреблением множественного числа существительных с определенным артиклем, о чем говорилось выше. Об употреблении you и we в значении «обобщенного лица» см. гл. XVI.

Различие между «неопределенным лицом» и обобщенным употреблением man (в предложении Man is mortal «Человек смертен») нелегко определить; часто оно является скорее эмоциональным, чем интеллектуальным. Поэтому мы нередко встречаем и употребление слов man, one, si для скрытого обозначения 1_го лица, когда говорящий не хочет упоминать себя, а пользуется обобщением: аналогичные мотивы приводят к употреблению you в том же значении. Тем не менее следует отметить как нечто связанное с «обобщенным» характером «неопределенного лица» довольно частое сочетание man и on со словом, стоящим во множественном числе. Дат. Man blev enige; франц. La femme qui vient de vous jouer un mauvais tour mais voudrait qu'on reste amis quand mкme (Daudet, L'Immortel, 151) Норв., цит. у Вестерна (Western, Norsk Riksmеls-grammatikk, Kristiania, 1921, 451): En blir lei hverandre, naar en gaar to mennesker og ser ikke andre dag ut og dag ind.. Таким же образом и в итальянском языке с si (Serao, там же, 223): Si resta liberi per tre mesi (Rovetta, Moglie S. Ecc., 49): Si diventa ministri, ma si nasce poeti, pittori!.

Двойственное число

В языках, имеющих формы двойственного числа, мы находим две разновидности этого понятия. Одна разновидность представлена гренландским языком, в котором слово nuna «земля» имеет форму двойственного числа nunak и форму множественного числа nunat; здесь «форма двойственного числа употребляется главным образом в тех случаях, когда говорящий хочет особенно подчеркнуть, что речь идет о двух предметах; если же, с другой стороны, двойственность является самоочевидной, как, например, у частей тела, которые существуют парами, то почти всегда употребляется форма множественного числа. Таким образом, принято говорить issai «его глаза», siutai «его уши», talк «его руки» и т.п., а не issik, siutik, tatdlik «его два глаза», и т.п. Форма множественного числа часто употребляется даже с числительным mardluk «два», которое само по себе является формой двойственного числа, например inuit mardluk «два человека «» (Kleinschmidt, Grammatik der grцnlдndischen Sprache, 13).

Другая разновидность представлена индоевропейскими языками. Форма двойственного числа употребляется здесь для предметов, встречающихся парами. Двойственное число существовало во многих древних языках этой семьи; с течением времени формы двойственного числа постепенно исчезали, и теперь они сохранились только в отдельных диалектах (литовском, лужицком, словенском, а также у личных местоимений в некоторых баварских диалектах). В процессе постепенного исчезновения форм двойственного числа из индоевропейских языков См. Cuny, Le nombre duel en grec, Paris, 1906; Brugmann, GrundriЯ der vergleichenden Grammatik, изд. 2-е, StraЯburg, 1897, II, 2. 449 и сл.; Мeillet, Aperзu d'une histoire de la langue grecque, Paris, 1913, 189. 226. 303; Wackernagel, Vorlesungen ьber Syntax, Basel, 1920, I, 73 и сл. Очень инте-ресная статья Готио в Festschrift Vilh. Thomsen, стр. 127 и сл.; он сравнивает двойственное число в индоевропейских и угро-финских языках. наблюдается много интересных явлений, которые мы не можем рассмотреть здесь детально. Существование двойственного числа рассматривается обычно (Леви-Брюль, Мейе) как показатель первобытного мышления, а его исчезновение - как показатель прогресса цивилизации. По моему собственному мнению, любое упрощение, любая ликвидация прежних излишних различий являются прогрессивными, хотя причинную связь между цивилизацией в целом и частными грамматическими изменениями нельзя показать в деталях.

В греческом языке двойственное число было рано утрачено в колониях, где ступень цивилизации была относительно выше, но весьма устойчиво сохранялось в континентальной Греции, например в Лакедемоне, Беотии и Аттике. У Гомера формы двойственного числа встречаются довольно часто, но они являются, по-видимому, искусственным архаизмом, который используется в поэтических целях (особенно для размера); однако для обозначения двух лиц часто употребляются и формы множественного числа в непосредственном соседстве с формами двойственного числа (ср. сочетания типа amphф kheiras - Од., 8. 135). В готском языке формы двойственного числа существуют только у местоимений 1_го и 2_го лица и у соответствующих форм глаголов; однако формы двойственного числа глаголов немногочисленны. В других древних германских языках двойственное число сохраняется только у местоимений «мы» и «вы», но позже оно исчезает и у них. (Наоборот, формы двойственного числа viр, юiр вытеснили прежние формы множественного числа vйr, юйr в современном исландском языке, а, возможно, также в датском - vi, I). Изолированные следы прежнего двойственного числа были найдены в формах нескольких существительных, таких, как door «дверь» (первоначально две створки) и breast «грудь», но даже и здесь эти формы с давних времен понимались не как формы двойственного, а как формы единственного числа. Сейчас двойственное число можно усмотреть только у двух слов - two «два» и both «оба»; однако следует отметить, что, когда both употребляется в качестве «союза», то оно часто применяется не только к двум предметам, например both London, Paris, and Amsterdam «как Лондон, так и Париж и Амстердам»; хотя некоторые грамматисты и восстают против такого употребления, оно встречается у ряда хороших писателей Другим примером расширения сферы двойственного числа является упо-требление его в сочетании с такими числами, как 52; ср. „Одиссею“, 8. 35: kourф de duф kai pentз konta „Сыновей же пятьдесят два“ (также в стихе 48 той же песни; аттракция)..

Согласно Готио, формы двойственного числа скр. akо, гр. osse, лит. akм, собственно, не означают ни «два глаза», ни даже «глаз и другой глаз», а значат «глаз поскольку он представлен двумя»; таким образом, mitrв есть «Митра, представленный двумя», т.е. Митра и Варуна, ибо Варуна - двойник Митры. То же находим в скр. бhanо «день и (ночь)», pitбrвu «отец и (мать)», mвtбrвu «мать и (отец)»; затем также pitбrвu mвtбrвu «отец и мать» (оба в форме двойственного числа); несколько отлично гр. Aiante Teukron te «Аянта (двойственное число) и Тевкра». В угро-финских языках имеются параллели к большинству из этих конструкций; так, в сочетаниях типа оme? en ige? en «старик и старуха», tete? en tu? gen «зима и лето» оба слова имеют форму множественного числа.

В некоторых случаях сохранились следы утраченного двойственного числа, однако их подлинный характер уже не ощущается. Так, например, в древнеисландском языке местоимение юau «они двое» представляет собой старую форму двойственного числа. В то же самое время оно является и формой множественного числа среднего рода. В связи с этим возникает синтаксическое правило, согласно которому форма множественного числа среднего рода употребляется и тогда, когда идет речь одновременно о лицах мужского и женского пола.

В русском языке старые формы двойственного числа у некоторых слов совпадали с формами родительного падежа ед. ч.; в результате случаи вроде два мужика повели к употреблению родительного падежа единственного числа от других слов; любопытно, что это употребление, после того как понятие двойственного числа исчезло, распространилось и на слова три и четыре: четыре года и т.п.

Число у вторичных слов

Когда Суит («New English Grammar», § 269) утверждает, что единственной общей категорией у существительных и глаголов является число, он прав, поскольку речь идет о существующей (английской) грамматике. Однако следует помнить, что у глагола множественное число означает не то, что у существительного. У существительных множественное число означает множественность того, что обозначено самим существительным, в то время как у глаголов число относится не к действию или состоянию, обозначенному глаголом, а к подлежащему: ср. (two) sticks «(две) палки» и (two) walks «(две) прогулки» с (they) walk «(они) гуляют»; в последнем случае мы видим форму множественного числа, но она обозначает не несколько прогулок, а несколько гуляющих. Точно так же, когда в латинском и в других языках прилагательное-адъюнкт ставится в форме множественного числа (лат. urbes magnae, нем. groЯe Stдdte «большие города»), не имеется в виду никакой множественности адъективного понятия: множественность относится к «городам» и ни к чему больше. В обоих случаях мы наблюдаем чисто грамматическое явление, которое называется «согласованием» и не имеет никакого отношения к логике, но проходит через все ранние стадии развития языков индоевропейской семьи. Согласование затрагивает не только формы числа, но и падежные формы прилагательного, которые были «подчинены» соответствующим формам первичных слов, связанных с ними. Однако это правило согласования в сущности является излишним (ср. «Language», 335 и сл.). И поскольку понятие множественности логически относится только к первичному слову нет ничего удивительного в том, что многие языки более или менее последовательно отказались от обозначения числа во вторичных словах.

В датском языке, как и в немецком, прилагательные еще сохраняют различие между en stor mand (ein groЯer Mann) «великий человек» и store mжnd (groЯe Mдnner) «великие люди», но английский язык оказывается в данном случае более прогрессивным: в нем прилагательное, за исключением единичных пережиточных случаев - that man, those men, this man, these men, - не изменяется по числам. - В идеальном языке ни адъюнкты, ни глаголы не имели бы особых форм множественного числа В эсперанто одна и та же форма глагола употребляется независимо от числа подлежащего (mi amas, ni amas), а прилагательные имеют особые формы (la bona amiko, la bonai amikoj), в то время как артикль (в этом непоследова-тельность) остается неизменным. В этом отношении идо, напротив, строго ло-гичен (la bona amiki)..

В венгерском языке мы находим противоположное правило: число обозначается не в первичном, а во вторичном слове, но только когда существительное сочетается с числительным. Существительное в таком случае ставится в единственном числе - точно так, как если бы мы сказали по-английски three house «три дома». Выдающийся венгерский лингвист Шимоньи (Simonyi) называет это правило «нелогичным». Я скорее назвал бы его примером разумной экономии, поскольку в данном случае всякое выражение множественности у существительного было бы излишним. Такое же правило существует и в других языках; в финском оно осложняется любопытной особенностью: в функции подлежащего употребляется не именительный, а партитивный падеж единственного числа; в остальных падежах числительное согласуется с существительным. Некоторое приближение к этому правилу обнаруживается и в датском (tyve mand stжrk, fem daler «пять долларов», отличное от fem dalere «пять монет по одному доллару каждая», to fod), а также в немецком (zwei FuЯ, drei Mark, 400 Mann) и даже в английском (five dozen, thre score, five foot nine, five stone; подробнее об этом см. «Modern English Grammar», II, 57 и сл.).

Первый компонент сложных существительных во многих отношениях подобен адъюнкту ко второму компоненту. Известно, что в качестве первого компонента в древних индоевропейских сложных словах употребляется сама основа, и число, таким образом, не выражается; гр. hippo-damos может обозначать и того, кто обуздывает одну лошадь, и того, кто обуздывает несколько лошадей. В английском языке употребляется обычно форма единственного числа, даже если имеется в виду множественность: ср. the printed book section «секция печатных книг»; a three-volume novel «трехтомный роман». Но во многих, преимущественно недавних образованиях первый компонент стоит во множественном числе: a savings-bank «сберегательная касса», the Contagious Diseases Act «закон об инфекционных заболеваниях». В датском языке есть любопытный случай, когда оба компонента получают форму множественного числа: bondegеrd, мн. bшndergеrde «фермы крестьян»; обычно же форма единственного числа первого компонента сохраняется и во множественном числе: tandlжger и т.п.

У английского глагола исчезли числовые различия во всех формах прошедшего времени (gave «дал, дали», ended «закончил, закончили», drank «выпил, выпили» и т.п. с единственным исключением was «был», were «были»), а также в некоторых формах настоящего времени (can «могу, можем», shall «должен, должны», must «должен, должны» и др., восходящие к формам прошедшего времени); различие между числами сохранилось только в 3_м лице (he comes «он приходит», they come «они приходят»), но отсутствует в 1_ми во 2_м лице (I come «я прихожу», we come «мы приходим», you come «ты приходишь», «вы приходите»). Числовые различия в датском глаголе совершенно исчезли; прежняя форма единственного числа стала формой «общего числа». Так обстоит дело всегда в разговорном языке и теперь почти во всех случаях в литературном.

По-видимому, повсюду существует сильная тенденция употреблять форму единственного числа глагола вместо формы множественного числа (а не наоборот), когда глагол предшествует подлежащему; причина, возможно, кроется в том, что в момент произнесения глагола говорящий еще не решил, какие слова будут следовать за ним: ср. др.-англ. Eac wжs gesewen on ржm wage atifred ealle da heargas и из Шекспира: that spirit upon whose weal depends and rests The lives of many. Особенно часто это наблюдается с конструкцией there is (Теккерей: There's some things I can't resist). To же самое присуще и другим языкам. В литературном датском языке при подлежащем в форме множественного числа регулярно употреблялось der er еще в то время, когда в других случаях при множественном числе подлежащего употреблялась форма ere. Аналогично и в итальянском: In teatro c'era quattro о sei persone; ср. также тенденцию употреблять формы единственного числа в случаях, когда Evviva сочетается с множественным числом подлежащего (Rovetta: Evviva ie bionde al potere!). В тех языках, где сохранилось старое правило согласования вторичных слов, сплошь и рядом возникают трудности, и грамматикам приходится давать более или менее сложные правила, которых не придерживаются в обычной речевой практике даже «лучшие писатели». Характер таких трудностей можно показать на следующих английских примерах (которые взяты из «Modern English Grammar», II, гл. VI): Not one in ten of them write it so badly; Ten is one and nine; None are wretched but by their own fault; None has more keenly felt them; Neither of your heads are safe; Much care and patience were needed; If the death of neither man nor gnat are designed; Father and mother is man and wife; man and wife is one flesh; His hair as well as his eyebrows was now white; the fine lady, or fine gentleman, who show me their teeth; One or two of his things are still worth your reading; His meat was locusts and wild honey; Fools are my theme; Both death and I am found eternal. Все эти предложения взяты из известных авторов, а последнее, например, из Мильтона. Аналогичные трудности возникают и в отношении прилагательных в тех языках, где адъюнкты согласуются в числе (роде и падеже) с первичными словами; простое сопоставление франц. mа femme et mes enfants «моя жена и мои дети» и la presse locale et les comitйs locaux «местная печать и местные комитеты» с англ. my wife and children, the local press and committees показывает преимущество того языка. который выбросил за борт такие излишние различия во второстепенных словах В них понятие субъекта (как это часто бывает в индоевропейских язы-ках) остается невыраженным, кроме как в форме глагола; указание на субъект формой множественного числа глагола, конечно, не является таким излишним, как в случае раздельного обозначения субъекта и действия: ср., например, лат. amamus Lњliam, amant Lњliam „любим Л.“, „любят Л.“. Случаем особого рода является ит. Furono soli con la ragazza „Он был один с девушкой“ (= Egli е lа ragazza furono soli, Egli fu solo con la ragazza). Примеры из французского, немецкого, славянских, албанского и др. языков см. у Meyer-Lьbkе, Einfьhrung, 88; Delbrьck, Syntax, 3. 255. Встречается также аналогичное упо-требление формы множественного числа в предикативе: англ. Come, Joseph, be friends with Miss Sharp, дат. Ham er jeg gode venner med..

Множественное число глагольного понятия
Понятие единичности и множественности не является несовместимым с понятием, которое выражает сам глагол. Я имею в виду сейчас не то, что Мейер (R. М. Meyer, «Indogermanische Forschungen», 24. 279 и сл.) называет verba pluralia tantum, когда он говорит о таких глаголах, как нем. wimmeln «кишеть», sich anhдufen «толпиться», sich zusammenrotten «собираться толпой», umzingeln «окружать» (в английском языке - swarm «роиться», teem «кишеть», crowd «толпиться», assemble «собираться», conspire «сговариваться»), где необходимое понятие множественности заключено не в глаголе как таковом, а в подлежащем Сюда относится и глагол quarrel „ссориться“, так как понятие ссоры предполагает, по крайней мере, два лица; и если в этом случае мы находим форму единственного числа, например в предложении I quarrel with him „Я ссорюсь с ним“, этот случай надо рассматривать вместе с примерами, при-веденными на стр. 100, 221, 242.. Я имею в виду те случаи, когда самое понятие, выраженное глаголом, дается во множественном числе (is made plural). Что это за случаи, легко увидеть, если рассмотреть соответствующие отглагольные существительные - нексусные существительные (гл. X). Если множественное число от one walk «одна прогулка» и one action «одно действие» будет walks «прогулки», actions «действия», то понятие множественности в глаголе должно предстать в виде «предпринимать несколько прогулок», «совершать несколько действий». Но в английском и в большинстве других языков нет специальной формы для выражения этого значения; когда я говорю he walks «он гуляет» (he shoots «он стреляет»), they walk «они гуляют» (they shoot «они стреляют»), невозможно установить сколько прогулок (выстрелов) имеется в виду - одна или несколько. В предложении They often kissed «Они часто целовались» наречие будет выражать точно ту же множественность, что и форма множественного числа (и прилагательное) в сочетании (many) kisses. Иначе говоря, действительная множественность глагола - это то, что в некоторых языках выражается так называемым фреквентативом или итеративом - иногда самостоятельной формой» глагола, которая часто включается в систему времен См. характеристику имперфекта, стр. 323. или в систему видов конкретного языка: так, повторность (так же как длительность и пр.) в семитских языках выражается усилением (удвоением, удлинением) среднего согласного, а в чаморском языке - удвоением ударенного слога глагольного корня (K. Wulff, Festschrift Vilh. Thomsen, 49). Иногда образуется специальный глагол, обозначающий повторное или обычное действие, например в латыни, с помощью окончания - ito: cantito «петь часто», ventito «приходить часто»; глагол visito с точки зрения формы является вдвойне фреквентативным, поскольку он образован от viso, который в свою очередь представляет собой фреквентативное образование от video; однако понятие множественности здесь обнаруживает тенденцию к исчезновению; франц. visiter и англ. visit можно употребить для обозначения единичного прихода. В славянских языках категория множественности или фреквентативности глагола хорошо развита: например, русск. стреливать от стрелять. В английском языке несколько глаголов на - er, - lе подразумевают повторное или обычное действие: stutter «запинаться», patter «постукивать», chatter «болтать», cackle «кудахтать», babble «бормотать». В других случаях повторные действия выражаются иначе: He talked and talked «Он говорил и говорил»; Не used to talk of his mother «Он, бывало, говорил о своей матери»; Не was in the habit of talking «Он имел обыкновение говорить»; Не would talk of his mother for hours «Он, бывало, часами говорил о своей матери»; Не talked of his mother over and over again «Он говорил о своей матери снова и снова» и т.п.

Мы упомянули о множественном числе таких отглагольных существительных, как walk, shot, kiss. В этой связи мы можем напомнить читателю и о существовании другого вида «нексусных существительных» - существительных, содержащих в себе предикатив, например: stupidity «глупость», kindness «доброта», folly «безрассудство». Эти слова также могут иметь форму множественного числа, хотя, как было замечено выше, при этом они переходят из разряда названий массы в разряд исчисляемых (то же наблюдается и в случаях, когда форма единственного числа рассматриваемых слов сочетается с неопределенным артиклем; ср. a stupidity «единичное проявление глупости», «глупый поступок»).

Наречия, конечно, не имеют определенного числа, кроме разве таких наречий, как twice «дважды», thrice «трижды», often «часто», которые можно признать множественным числом к once «однажды», поскольку логически они означают то же, что «два раза», «три раза», «много раз». Понятие множественности здесь относится к субстантивному понятию, которое заключено в субъюнкте, так же как в групповых субъюнктах типа at two (three, many) places «в двух (трех, многих) местах». О понятии множественности можно говорить и в отношении таких групп, как now and then «от времени до времени», here and there «там и сям», ибо они означают то же, что и «в разное время», «в разных местах». Однако это не подрывает справедливости общего положения, что понятие числа неприложимо к наречиям.

Приложение к главам, посвященным числу

Для обозначения места в каком-либо ряду большинство языков (все языки?) образовало специальные слова от (количественных) числительных; эти слова называются порядковыми числительными. Очень часто первые порядковые числительные не образуются по общему правилу от соответствующих количественных: primus, first, erst «первый» не имеют отношения к unus, one, ein «один», но с самого начала обозначают первого в пространстве или времени. Лат. secundus первоначально означало «следующий» и, таким образом, ничего не говорило о том, сколько предшествует; часто для обозначения второго в ряду употребляется слово, имеющее неопределенное значение - «другой»; например: др.-англ. oрer (сохранившееся в современном английском языке в качестве неопределенного местоимения other, в то время как порядковое числительное заимствовано из французского языка), нем. ander, дат. anden. Во французском мы находим правильное образование от deux - deuxiиme (сначала, вероятно, в сочетаниях типа vingt-deuxiиme; ср. vingt-et-uniиme).

Во многих случаях, там, где с точки зрения строгой логики требовались бы порядковые числительные, употребляются количественные числительные; это вызывается соображениями удобства, особенно если речь идет о больших числах, например: In 1922 = в тысяча девятьсот двадцать втором году от рождества Христова (в русском языке в этом случае употребляются порядковые числительные); далее, при чтении таких обозначений, как line 725, page 32, Chapter XVIII и т.п.; во французском языке также: Louis XIV, le 14 septembre и т.п.

После слова «номер» такое употребление количественных числительных вместо порядковых является всеобщим: «номер семь» значит «седьмой в ряду». Ср. также обозначение часа: at two o'clock «в два часа», at three-fifty «в три часа пятьдесят минут».

Обратите внимание на употребление порядковых числительных в нем. drittehalb, дат. halvtredie «два с половиной» (третий элемент есть только половина), а также на несколько иное употребление в шотл. at half three, дат. klokken halv tre, нем. um halb drei Uhr «B половине третьего».

Во многих языках порядковые числительные (со словом «часть», «доля» или без него) могут употребляться для обозначения дробей: ср. five-sevenths, cinq septiиmas, fьnf Siabentel, fern syvendedel и т.п. Однако для обозначения половины существует специальное слово: half, demi и т.п.

Глава XVI. Лицо

Определения. Общее и родовое лицо. Понятийное и грамматическое лицо. Косвенная речь. 4_е лицо. Возвратные и взаимные местоимения.

Определения
В Оксфордском словаре дается следующее определение «лица» в грамматическом смысле: «Каждый из трех разрядов личных местоимений и каждое из соответствующих различий у глагола, обозначающее или указывающее соответственно на лицо говорящее (первое лицо), на лицо, к которому обращена речь (второе лицо), и на лицо, о котором говорят (третье лицо)…» Однако, хотя это определение встречается в других хороших словарях и в большинстве грамматик, оно явно ошибочно. Ведь когда я говорю «Я болен» или «Вы должны идти», лица, о которых я говорю, несомненно - «я» и «вы». Таким образом, подлинное противопоставление будет следующее: (1) лицо говорящее, (2) лицо, к которому обращена речь, и (3) лицо, которое не является ни говорящим, ни адресатом речи. В первом лице говорят о себе, во втором - о лице, к которому обращена речь, а в третьем - о том, кто не является ни тем, ни другим.

Далее необходимо помнить, что при таком употреблении слово «лицо», определяемое одним из первых трех порядковых числительных, означает нечто совсем иное, чем лицо в обычном смысле: «человек, разумное существо». В предложениях «Лошадь бежит», «Солнце светит» мы имеем дело с третьим лицом, а если в басне лошадь говорит «я бегу» или солнце говорит «я свечу», то в обоих предложениях мы находим первое лицо. Такое употребление термина «лицо» восходит еще к латинской грамматике и далее к греческой (prosфpon) и является одним из тех больших неудобств традиционной грамматической терминологии, которые слишком прочно укоренились, чтобы их можно было изменить, каким бы странным ни представлялось неискушенному человеку положение о том, что «безличные глаголы» всегда имеют форму «третьего лица»: pluit, it rains и т.п. Некоторые авторы возражали против включения местоимения it в систему личных местоимений, однако это включение оправдано, если вкладывать в термин «личное местоимение» значение «местоимение, обозначающее лицо», в том смысле, о котором шла речь выше. Но когда мы говорим о различии между двумя вопросительными местоимениями кто и что, из которых первое обозначает лицо, а второе все, что не есть лицо, мы склонны назвать местоимение кто личным местоимением, что было бы, безусловно, очень неудобно.

Из определения первого лица, естественно, вытекает следствие, что первое лицо, строго говоря, встречается только в единственном числе Когда I (или mе или ego) превращается в существительное (главным образом, в философском языке), оно обязательно переходит в третье лицо, откуда и возникает возможность формы множественного числа: several l's или me's или ego's. Поэтому мы видим нечто несообразное в употреблении глагольных форм в следующем предложении: The I who see am as manifold as what I see (J. L. Lowes, Convention and Revolt in Poetry, 6)..

В одной из предшествующих глав (стр. 220 и сл.) уже указывалось, что так называемое первое лицо множественного числа «мы» в действительности представляет собой «я + одно или несколько других лиц»; в некоторых работах, посвященных языкам американских индейцев, для обозначения «мы» очень удачно употребляются знаки 1/2 и 1/3, которые показывают, что в этой форме к «я» добавляется второе или третье лицо.

В качестве курьеза, имеющего отношение к рассматриваемой проблеме, можно привести следующее предложение, иллюстрирующее эмоциональную окраску трех лиц: «У Раскина народ всегда «вы»; у Карлейля он отодвигается еще дальше и становится «они», но у Морриса народ всегда «мы «» (в книге Bruce Glacier, «William Morris»).

Во многих языках различие между тремя лицами проявляется не только у местоимений, но и у глаголов, например, в латыни (amo, amas, amat), в итальянском, древнееврейском, финском и др. языках. В этих языках во многих предложениях нет особого указания на подлежащее; вначале предложения типа ego amo, tu amas ограничивались лишь такими случаями, где было необходимо или желательно особо выделить «я» или «ты». С течением времени, однако, стало все более и более обычным добавлять местоимения даже тогда, когда не имелось в виду особо подчеркнуть их, а это, в свою очередь, создало условия для постепенного ослабления звуков в личных окончаниях глаголов и поэтому личные окончания для правильного понимания предложения становились все более и более излишними. Так, во французском языке j'aime, tu aimes, il aime, je veux, tu veux, il veut, je vis, tu vis, il vit звучат одинаково. В английском языке мы находим одну и ту же форму в случаях I can, you can, he can, I saw, you saw, he saw и даже во множественном числе: we can, you can, they can, we saw, you saw, they saw - фонетические изменения и замена по аналогии шли рука об руку и привели к ликвидации прежних различий. Эти различия, однако, полностью не исчезли: их остатки проявляются во франц. j'ai, tu as, il a, nous avons, vous avez, ils ont и в англ. I go, he goes и у других глаголов в форме 3_го лица единственного числа настоящего времени. В датском языке исчезли и эти различия: jeg ser, du ser, han ser, vi ser, I ser, de ser; и так у всех глаголов во всех временах - совсем как в китайском и в некоторых других языках. Подобное состояние языка следует рассматривать как идеальное или логичное, поскольку различия по праву принадлежат первичному понятию, и нет никакой необходимости повторять их во вторичных словах.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21